Поиск по творчеству и критике
Cлова начинающиеся на букву "Ч"

1. «Эпос и лирика современной России»

Входимость: 1. Размер: 54кб.

Часть текста: теми или иными небесами, тем или иным дном. (Иначе бы мы никогда не понимали Виллона, которого понимаем целиком, несмотря даже на чисто физическую непонятность иных слов. Именно возвращаемся в него, как в родную реку.) Итак, если я ставлю Пастернака и Маяковского рядом, - ставлю рядом, а не даю их вместе, - то не потому, что одного мало, не потому, что один в другом нуждается, другого восполняет; повторяю, каждый полон до краев, и Россия каждым полна (и дана) до краев, и не только Россия, но и сама поэзия, - делаю я это, чтобы дважды явить то, что дай Бог единожды в пятидесятилетие, здесь же в одно пятилетие дважды явлено природой: цельное полное чудо поэта. Ставлю их рядом, потому что они сами в эпохе, во главе угла эпохи, рядом стали и останутся. Слышу голос: «Современная поэзия России». «Пастернак-то Пастернак, но как же Маяковский, который в 1928 г...» Во-первых, когда мы говорим о поэте - дай нам Бог помнить о веке . Второе и обратное: говоря о данном поэте, Маяковском,...

2. Записная книжка № 1, 1913—1914 гг.

Входимость: 1. Размер: 57кб.

Часть текста: может быть прочтешь это взрослой — и невзрослой, как я сейчас, и тебе будет странно и смешно и очень трогательно читать об этом маленьком, очень горьком горе, причиненном тобою, ребенком одного года мне (кому?), двадцати одного. Так слушай же: Ты всё время повторяешь: «Лиля, Лиля, Лиля», даже сейчас, когда я пишу. Я этим оскорблена в моей гордости, я забываю, что ты еще не знаешь и еще долго не будешь знать, кто я, я молчу, даже не смотрю на тебя и чувствую, что в первый раз — ревную. Раньше, когда я ревновала к людям, я не ревновала. Это было очень сладко и немного грустно. И на вопрос, ревнива ли я, я всегда отвечала: «К книгам — да, к людям — нет». Теперь же в этой смеси гордости, оскорбленного самолюбия, горечи, мнимого безразличия и глубочайшего протеста, я ясно вижу — ревность. Чтобы понять всю необычайность для меня этого чувства, нужно было бы знать меня… лично до 30-го сентября 1913 г. Ялта, 30 -го сентября 1913 г., понедельник. ВЫПИСКИ ИЗ ДНЕВНИКА Москва, 4-го декабря 1912 г., вторник Завтра Але исполняется 3 месяца. У нее очень большие светло-голубые глаза; темно-русые, но еще не черные ресницы и светлые брови; маленький нос; рот с фестонами (большое расстояние между ртом и носом); низкий — скорее четырехугольный, чем круглый — лоб: большие, слегка оттопыренные уши; довольно длинная шея (у таких маленьких это — редкость); очень большие руки с длинными пальцами; длинные и узкие ступни. Вся она длинная и скорее худенькая, tiree en longueur {Вытянутая (фр.)}. Характер у нее живой, подвижный. Она ненавидит лежать, всё время сама приподымается, очено замечает присутствие человека, спит мало. Подолгу сама с собой «разговаривает». 12 -ти недель ...

3. Записная книжка № 8, 1920-1921 гг. Страница 3

Входимость: 1. Размер: 58кб.

Часть текста: Любить его меня не тянет — слишком явно — целиком-мужественен, но кажется хороший собеседник, во всяком случае рада. ___ Подходила ли когда-нибудь хоть одна женщина в мире хотя бы к оддному мужчине в мире без мысли — без примысли — (как «привкус»!)— о любви? ___ Не нужен мне тот, кому я не необходима. Лишний мне тот, кому мне нечего дать. ___ НН хитер. Зная, что будет мучиться от меня, предпочел мучить — меня. ___ Прав в любви тот, кто более виноват. ___ — Как это у него внутри, в груди? — Встречался, ждал, радовался, смеялся, провожал ночью по Поварской, гладил по голове — а потом сразу: заказ на декабристов — верниссаж — в промежутки — огород — какие-то старики — обеды и ужины… Глядя на свои руки вспоминает ли он иногда, что я их целовала? ___ Нынче Итальянский вечер во Дворце,—не пойду, (пойду к Тане.) После-завтра у меня будет брат Володечки. Завтра Троицын день,— не пойду мириться. (Qui me neglige — me perde {Кто мной пренебрегает...

4. Цветаева Анастасия. Воспоминания. Часть десятая. Юность. Москва. Крым. Москва. Глава 13. Эсбо. Хозяин гостиницы. "Идиот" Достоевского

Входимость: 1. Размер: 11кб.

Часть текста: где накрыты длинный большой стол и столы маленькие. На столах – тарелки с супами, с закуской, салатами, сырами, творогом, пудингами, ветчиной, бутербродами, пирогами. Каждый ест, что он хочет. Входя, платит марку. Невероятная дешевизна! Мы тут растолстеем, как Собакевичи! Как же мы – почти как в бреду – удивились, когда, платя по недельному счету, узнали, что в ту марку в скромную финскую марку, входит и комната! «Эльдорадо»! Тот рыцарь не знал путь в Эсбо! (Тот, детский, из песни, что пела сестра Лёра, что искал тщетно путь в Эльдорадо.) Уют, сытость, туманы и почти у самого дома – легендарный приснившийся лес! Лес из сказки. По нему ходят Красные Шапочки и подмастерья из Гауфа, в нем бормочут под камнями ручьи. Где-то у речки, меж скал, мы стреляем в цель, у Бориса маузер, у меня – маленький велодок. Борис учит меня, это нежданно-весело. Почему нет Марины?! Как бы мы бродили все вместе! С Сережей… Какие бы Марина тут писала стихи! Письма мы шлем друг другу… Еще зимой Борис не раз говорил мне о Достоевском, дивясь тому, что я не читала его. А я не читала его (зная Тургенева, Гончарова, Льва Толстого и Алексея Константиновича Толстого и многих, многих других) – от какого-то озороства? От полудетской, должно быть, – надменности; сколько слышав о том, что какому-то – да всем! -Достоевский «открыл горизонты»? Я все шкурой своей в ответ щетинилась: мне он их не откроет! Мне! Знавшей Тигра-революционера, царского эмигранта Владислава Александровича Кобылянского, бежавшего с каторги, под пулями переплывшего реку… знавшей Эллиса! Поэта и сказочника… Читавшей «Звонарь» Роденбаха! «Цветы...

5. Цветаева Анастасия. Воспоминания. Часть девятая. Москва. Саксонская Швейцария. Глава 7. Лето 1910 года. Дрезден. Сикстинская Мадонна. Семья пастора. Победа недостойного министра Шварца

Входимость: 1. Размер: 10кб.

Часть текста: Анастасия. Воспоминания Часть девятая. Москва. Саксонская Швейцария. Глава 7. Лето 1910 года. Дрезден. Сикстинская Мадонна. Семья пастора. Победа недостойного министра Шварца ГЛАВА 7. ЛЕТО 1910 ГОДА. ДРЕЗДЕН. СИКСТИНСКАЯ МАДОННА. СЕМЬЯ ПАСТОРА. ПОБЕДА НЕДОСТОЙНОГО МИНИСТРА ШВАРЦА Дрезден – густые купы деревьев, светлая Эльба в каменных берегах, лучащаяся жара солнца и, как всегда в пути, усталость от хождения по чужому городу. Магазины нас не прельщали, мы покупали необходимое наскоро и были рады прохладной тени деревьев по пути к фундаментальным серым зданиям музеев. Мы входили в музей уже привычно, сразу переносясь в детские годы, когда столько музеев мы обошли с папой (Вена – Мюнхен – Генуя – Лозанна – Оренбург). Музеи – это был некоторым образом дом. Все музеи были немного папины. И папин был памятник знаменитому филологу Меммзену, о котором мы слышали с детства почти как о Зевсе, – что-то древнее, ученое, драгоценное, с чем связан папа. Я не помню, в каком городе я видела этот памятник. Но я помню великолепье знаменитой «Брюллевской террасы» между музеями и Эльбой, вед на нее – и с нее в нежную жару утра, и трепет слова «Алъбертинум» еще до входа в музей. Прохлада зал и имя профессора Трей, папиного друга. И маленькую – после зал – комнату, высокую и тихую...