Поиск по творчеству и критике
Cлово "PIS"
Входимость: 1. Размер: 65кб.
Входимость: 1. Размер: 27кб.
Входимость: 1. Размер: 4кб.
Входимость: 1. Размер: 8кб.
Входимость: 1. Размер: 8кб.
Входимость: 1. Размер: 6кб.
Примерный текст на первых найденных страницах
Входимость: 1. Размер: 65кб.
Часть текста: бы он меня не оттолкнул! ___ 10-го ст. июня 1920 г. — «Мужские обеты и женские слезы»… ___ «Я буду любить тебя всё лето»,— это звучит куда убедительней, чем «всю жизнь» и —главное — куда дольше! ___ Что я умела в жизни? — давать! давать! давать! чего не умела в жизни? — продавать! продавать! продавать! ___ Смерть страшно близко,— как-то всё время в нее попадаешь. (Как раньше — в Любовь!) ___ Разговор с Алей: Аля: — М<арина>! Хорошо, что Вы не судья! Целая толпа преступников и Вы всё время: «Вы украли? — идите», «Вы убили,— идите»… и они бы всё уходили, уходили. Вы бы наконец подняли глаза: от целой огромной толпы — ни человека, только Вы и портрет какого-н<и>б<удь> главного на стене!» — «Аля, что бы ты сделала с человеком, к<отор>ый зарезал: бабушку, дедушку, мать, отца, няньку и всех маленьких детей?» Она, ни секунды не задумываясь: — «Посадила бы в сумасшедший дом!» — <А если бы он тебе ясно объяснил, что детей он убил, чтобы лотом на суде не...
Входимость: 1. Размер: 27кб.
Часть текста: только желание <пропуск одного слова>. День встречи с моей душой был бы, думаю, день моей смерти: непереносность счастья. * Живу как сомнамбула: ем, пью, перекладываю, кормлю. И вечная посуда. И соринки, которые подбираю. Нужно это моей душе? Нет. Точно меня кто впряг - и везу. И совсем не хочу прислуги. Всякая относительность отношения - и существования - для меня - оскорбление. Tant pis - tant mieux [Чем хуже - тем лучше (фр.)]. И обратно. Это не лечится из капeльниц. Сама жизнь - болезнь. Всякая. А может быть, если бы я как В<олкон>ский брала билет на пароход в Тунис, я говорила бы иначе. * У меня по отношению к себе (душе и телу) - садизм. (NB! ненавижу медицинские термины. Всё нужно иносказывать.) Желание загнать насмерть. "Надорвалась, кляча!" (К. И.) * Живу, везу. Но глаза весь день полны слез и что-то внутри так натянуто, как ни одна струна ни под одним смычком. Так только жилы натягиваются - на дыбу. * 18-го февраля 1925 г. А стихов нет. (Как Аля в детстве: "Стихи устали". Конечно устали - биться и разбиваться в дребезги - о посуду, qui, elle, reste intacte [которая остается целой и невредимой (фр.)]. Я глиняную миску больше берегу!) Вспоминаю Жан-Кристофа и ту музыкальную лавину вместе с Foehn'oм [Речь идет об эпизоде в финадьной части девятой книги ("Неопалимая купина") романа Р. Роллана "Жан-Кристоф". Foehn (Fohn) - фён, теплый сухой ветер.]. Большая головная усталость - д. б. от бессонных ночей. Для других я еще - Кастальский ток, для...
Входимость: 1. Размер: 4кб.
Часть текста: часов вечера. С совершенным почтением» и — от руки — подпись дорогого. Сверху, не его рукой (на Ъ) — мое имя. Первое движение: не ехать! Мне — не своей рукой! — меня на чашку чая! мне — с совершенным уважением! Как Папоушке или еще кому- (какой-)нибудь!.. И эта свалка, жара, все эти чужие, — М‹ансве›товы, Я‹ковле›вы, все эти чужие. Не лучше ли домой, с Барсом? (Пре-лестен!) Но — любопытство побеждает. Не любопытство, страсть к растраве, — tant pis tant mieux! [1] — Поеду! Помучусь. Посмеюсь. Зная его слабое сердце, знаю, что упадет — (NB! не он, а сердце!) при виде меня. И, зная свое сильное, знаю, что мое от этого — не разорвется! Не виделись с ним полгода, последний раз мельком, три минуты в «В‹оле› Р‹оссии›» — и вот, через полгода, «на чашке чая», — элегантно, если бы не — не очень многое! Самое забавное, что он м. б. вовсе и не ждет моего приезда, подписал 50 бланков сразу, потом кто-то надписал имена. — Что Леонард? Ибо близится лето, следовательно и осень, следовательно — опять Вшеноры. Боюсь для Барсика Чехии: слякоти наружи, сырости в комнатах, то раскаляющихся, то леденеющих печей. Не уберечь. С ним мне будет везде хорошо (абсолютно люблю), в нем моя жизнь, но важно возможно лучше обставить — его жизнь. В Праге копоть, дороговизна, хозяйки, здесь — сырость, неустройство, тоже хозяйки. И не...
Входимость: 1. Размер: 8кб.
Часть текста: розу на гробах! – (все вокруг умирали, она цвела) – Надю на Карнавале, Надю на bataille de fleurs 1 . Я ей нравилась, она всегда меня защищала от матери, которой я тогда – et pour cause! – не нравилась. Но дружны мы не были – не из-за разницы возраста – это вздор! – а из-за моей робости перед ее красотой, с которой я тогда в стихах не могла справиться (пишу с 6-ти лет, в Нерви мне было 8 л<ет> 2 – проще: дружны мы не были, потому что я ее любила. И вот – неполных 2 года спустя – смерть. Тут я дала себе волю – полную – два года напролет пролюбила, про-видела во сне – и сны помню! – и как тогда не умерла (не сорвалась вслед) – не знаю. Об этом – о, странность! – я Вам говорю ПЕРВОЙ. Помню голос и похолодание спинного хребта, которым – с которым я спрашивала отца на каком-нибудь Ausflug в Шварцвальде (лето 1904 г.) – «А… Надя Иловайская… когда умирала… очень мучилась?» Эту любовь я протаила в себе до – да до нынешнего часа! и пронесла ее сквозь весь 1905 г. Она затмила мне смерть матери (июль 1906 г. – от того же). «Надя Иловайская» для меня – вся я 10 лет: БЕЗДНА. С тех пор я – что? научилась писать и разучилась любить. (И первое не совсем, и второе не совсем, – даст Бог на том свете – первому разучусь совсем, второму научусь заново!) – В...
Входимость: 1. Размер: 8кб.
Часть текста: Национальность – это от- и заключенность. Орфей взрывает национальность или настолько широко раздвигает ее пределы, что все (и бывшие, и сущие) заключаются в нее. И хороший немец – там! И – хороший русский! Но в каждом языке есть нечто лишь ему свойственное, что и есть сам язык. Поэтому по-французски ты звучишь иначе, чем по-немецки, – оттого и стал писать по-французски! Немецкий глубже французского, полнее, растяжимее, темнее. Французский: часы без отзвука, немецкий – более отзвук, чем часы (бой). Немецкий продолжает создаваться читателем – вновь и вновь, бесконечно. Французский – уже создан. Немецкий – возникает, французский – существует. Язык неблагодарный для поэтов – потому ты и стал писать на нем. Почти невозможный язык. Немецкий – бесконечное обещание (тоже – дар!), но французский – дар окончательный. Платен 1 пишет по-французски. Ты («Verger») пишешь по-немецки, то есть – себя, поэта. Ибо немецкий ближе всех к родному. Ближе русского, по-моему. Еще ближе. Райнер, узнаю тебя в каждой строчке, но звучишь ты короче, каждая строка – усеченный Рильке, почти как конспект. Каждое слово. Каждый слог. Grand-Maitre des absences 2 это ты прекрасно сделал. Grossmeister звучало бы не так! И – partance (entre ton trop d?arrivee et ton trop de partance 3 – это идет издалека – потому и заходит так далеко!) из стихов Марии Стюарт: Combien j?ai douce souvenance De ce beau pays de France… 4 Знаешь ли ты эти ее строки: Car mon pis et mon mieux Sont les plus deserts lieux? 5 (Райнер, что великолепно прозвучало бы по-французски, так это «Песнь о...
Входимость: 1. Размер: 6кб.
Часть текста: встревоженное водою, жизнью воды, струями ее ночи, ускользает и возникает снова, но уже на большей глубине, как бы сроднившись с этим зеркальным миром, и так после каждого исчезновения: все глубже в волнах! (Ты — большая звезда!). Помнишь ли, как молодой Тихо Браге [373] — тогда он еще не занимался астрономией, а учился в Лейпцигском университете — приехал на каникулы домой, в имение своего дяди... и там обнаружилось, что он (несмотря на Лейпциг и занятия юриспруденцией!) уже так хорошо знал небо, так выучил его наизусть (pense: il savait le ciel par cœur [374] ), что один лишь взгляд его скорее равнодушных, чем пытливых глаз подарил ему новую звезду в созвездии Лиры: его первое открытие в звездном мире. И не эта ли самая, или я ошибаюсь, звезда Альфа в созвездии Лиры, visible de toute la Provence et des terres mediterraneennes [375] , предназначена теперь носить имя Мистраля [376] ? Впрочем, не достаточно ль было б доверить нам это время, чтобы сделать вновь возможным такое: поэт, вознесенный к звездам! Tu diras a ta fille un jour, en t'arretant a Maillane: voici «Mistral», comme il est beau ce soir! [377] . Наконец-то, «слава»! — превыше табличек с названием улицы. Но тебя, Марина, я нашел в моем небе не свободным взглядом: Борис навел мне на тебя телескоп...; в глазах, устремленных ввысь, сначала неслись пространства, а затем, внезапно, в поле зрения возникла ты, чистая и сильная, в фокусе лучей твоего первого письма. Последнее из твоих писем лежит у меня уже с 9 июля: как часто мне хотелось написать! Но жизнь до странности отяжелела во мне, и часто я не могу ее сдвинуть с места; сила тяжести, кажется, создает новое отношение к ней, — я с детства не знал такой неподвижности души; но тогда мир был прочен и давил на того, кто подобно оторванному крылу — перышко за перышком — истекал в пустоту; теперь же тяжестью стал я сам, мир вокруг точно сон, а лето какое-то совсем рассеянное, ...