Поиск по творчеству и критике
Cлово "PENSION"
Входимость: 1. Размер: 2кб.
Входимость: 1. Размер: 83кб.
Входимость: 1. Размер: 50кб.
Входимость: 1. Размер: 21кб.
Входимость: 1. Размер: 9кб.
Входимость: 1. Размер: 58кб.
Входимость: 1. Размер: 18кб.
Входимость: 1. Размер: 26кб.
Входимость: 1. Размер: 15кб.
Примерный текст на первых найденных страницах
Входимость: 1. Размер: 2кб.
Часть текста: Цветаева М. И. - Ященко А. С., 6 июля 1922 г. Ященко А. С. 6-ое июля 1922 г. Берлин, 6-го июля 1922 г. Многоуважаемый г<осподин> Ященко! (Простите, забыла отчество) Не нужна ли Вам для Вашей Книги статья о Пастернаке (о его книге стихов «Сестра моя — Жизнь») — Только что кончила, приблизительно ½ печатн<ых> листа. Сократить , говорю наперед, никак не могу . Если она Вам окажется нужна, ответьте, пожалуйста, на три следующие вопроса: 1) КОГДА ПОЙДЕТ? (Мне важно, чтобы поскорее, чтобы моя рецензия была первой) 2) МОГУ ЛИ РАССЧИТЫВАТЬ НА ПОЛНУЮ НЕПРИКОСНОВЕННОСТЬ ТЕКСТА? 3) СМОГУ ЛИ Я, ХОТЯ БЫ У ВАС, В РЕДАКЦИИ, ПРОДЕРЖАТЬ КОРРЕКТУРУ? (Абсолютно важно!) 4) ПЛАТИТЕ ЛИ, И ЕСЛИ ПЛАТИТЕ, СКОЛЬКО? (И сразу ли?) — —————— Будьте милы, ответьте мне поскорей, это моя первая статья в жизни — и боевая. Не хочу, чтобы она лежала. Было бы мило, если бы ко мне прислали с ответом Гуля. Я его очень люблю. — И напишите мне свое имя и отчество. Привет. М Цветаева . Trautenaustrasse, 9 Pension «Haus Trautenau». — Я свою автобиографию пишу через других, т. е. как другие себя , могу любить исключительно другого.
Входимость: 1. Размер: 83кб.
Часть текста: 1937 году и проникнут той же яростной ненавистью к расизму, которой дышат антифашистские стихи Цветаевой (цикл о Чехословакии). Созданный еще в годы эмиграции (Марина Цветаева вернулась в Россию в 1939 году), этот очерк, как и все лучшее, что вышло из-под пера Цветаевой, свидетельство глубокой искренности признания, сделанного ей еще в 1925 году: "...Не быть в России, забыть Россию - может бояться лишь тот, кто Россию мыслит вне себя. В ком она внутри - тот потеряет ее лишь вместе с жизнью". Два слова о прозе Марины Цветаевой "Мой Пушкин" - это проза необычная: проза поэта. И необычайная - проза о поэзии. Это рассказ о вторжении в душу ребенка стихии стиха. И рассказ о неумолчном ответном эхе, родившемся в этой душе. Незаурядной душе: ребенку ведь и самому предстояло стать поэтом, да еще выдающимся, решительно непохожим ни на кого на свете. Это проза-воспоминание и проза-прозрение. Проза-исповедь и проза-проповедь. А сверх всего проза-исследование, психологическое исследование. Впрочем, это обязательные черты почти всего, что написала Марина Цветаева как прозаик. Удивительные черты. Удивительные в своем сочетании. Они сделали ее прозу явлением столь же неповторимым, как и ее поэзия. Ровесница Маяковского, высочайше ценившая мощь его поэтического голоса, Цветаева в свой черед была одним из революционных преобразователей (или - лучше! - обогатителей) русского стиха. Она открыла в нем неведомые прежде возможности - смысловые, ритмические, звуковые. Или иначе: эти возможности сами открылись ей, потому что кому-то когда-то должны же были они открыться, дабы стать потом достоянием всех?! У нее была любимая мысль: природа, время, история выбирают поэта, чтобы выразиться через него - выговориться его устами. И однажды она так объяснила происхождение своих...
Входимость: 1. Размер: 50кб.
Часть текста: тетрадку начало письма к Э<ренбур>гу: Москва, 7-го нов<ого> марта 1922 г. Мой дорогой! Сегодня у меня блаженный день: никуда не ходила, шила тетрадку для Егорушки (безумно-любимая вещь, к которой рвусь уж скоро год) и писала стихи. И теперь, написав С., пишу Вам. - Все счастья сразу! - Как когда слушаешь музыку. (Там - все реки сразу.) Писала стихи Масляница, трепаные как она сама. Сегодня за моим столом - там, где я сейчас сижу, сидел Чабров. Я смотрела на него сверху: на череп, плечо, пишущую руку - и думала: так я буду стоять над пишущим Э<ренбур>гом и тоже буду думать свое. Чабров мой приятель: умный, острый, впивающийся в комический бок вещей (особенно мировых катастроф!) прекрасно понимающий стихи, очень причудливый, любящий всегда самое неожиданное - и всегда до страсти! - лучший друг покойного Скрябина. Захожу к нему обычно после 12 ч. ночи, он как раз топит печку, пьем кофе, взаимоиздеваемся над нашими отъездами (- Ну, как Ваш? - А Ваш - как?) никогда не говорим всерьез, оба до задыхания ненавидим русскую интеллигенцию. Но он - дворянин, умеющий при необходимости жить изнеженной жизнью [NB! Только и...
Входимость: 1. Размер: 21кб.
Часть текста: пикея, переписываю черным отвесным круглым, крупным и все же тесным почерком в самосшивную книжку — «К морю». Тетрадка для любви худа, да у меня их и нет: мать мне на писание бумаги не дает, дает на рисование. Книжка — десть писчей бумаги, сложенной ввосьмеро, где нужно разрезанной и прошитой посредине только раз, отчего книжка топырится, распадается, распирается, разрывается — вроде меня в моих пикеях и шевиотах — как я ни пытаюсь ее сдвинуть, все свободное от писания время сидя на ней всем весом и напором, а на ночь кладя на нее мой любимый булыжник — с искрами. Не на нее, а на них, ибо за лето — которая? Перепишу и вдруг увижу, что строки к концу немножко клонятся, либо, переписывая, пропущу слово, либо кляксу посажу, либо рукавом смажу конец страницы — и кончено: этой книжки я уже любить не буду, это не книжка, а самая обыкновенная детская мазня. Лист вырывается, но книга с вырванным листом — гадкая книга, берется новая (Асина или Андрюшина) десть — и...
Входимость: 1. Размер: 9кб.
Часть текста: О, Господи! Чем я виновата, что он прочел мои стихи!) — Только к концу 2-ой стр<аницы>, при имени Татьяны Федоровны Скрябиной, как удар: Пастернак! Теперь слушайте: Когда-то (в 1918 г., весной) мы с Вами сидели рядом за ужином у Цейтлинов. Вы сказали: «Я хочу написать большой роман: с любовью, с героиней — как Бальзак». И я подумала: «Как хорошо. Как точно. Как вне самолюбия. — Поэт». Потом я Вас пригласила: «Буду рада, если» — Вы не пришли, потому что ничего нового в жизни не хочется. —————— Зимой 1919 г. встреча на Моховой. Вы несли продавать Соловьева (?) — «потому что в доме совсем нет хлеба». — «А сколько у Вас выходит хлеба в день?» — «5 фунтов». — «А у меня 3». — «Пишете?» — «Да (или нет, не важно)». — «Прощайте». — «Прощайте». (Книги. — Хлеб. — Человек.) Зимой 1920 г., перед отъездом Эренбурга, в Союзе писателей читаю Царь-Девицу, со всей робостью: 1) рваных валенок, 2) русской своей речи, 3) явно-большой рукописи. Недоуменный вопрос — на круговую: «Господа, фабула ясна?» И одобряющее хоровое: «Совсем нет. Доходят отдельные строчки». Потом — уже ухожу — Ваш оклик: «М<арина> И<вановна>!» — «Ах, Вы здесь? Как я рада!» — «Фабула ясна, дело в том, что Вы даете ее разъединенно, отдельными взрывами, в прерванности»… И мое молчаливое: Зόрок. — Поэт. —————— Осень 1921 г. Моя трущоба в Борисоглебском переулке. Вы в дверях. Письмо от И<льи> Г<ригорьевича>. Перебарывая первую жадность, заглушая...
Входимость: 1. Размер: 58кб.
Часть текста: всю заливает по край глаз, выжигая - слезы. Это до - ре (Дорэ), а ре - ми - Реми, мальчик Реми из «Sans Famille» 1 , счастливый мальчик, которого злой муж кормилицы (estopié 2 , с точно спиленной ногой: pied) калека Père Barberin сразу превращает в несчастного, сначала не дав блинам стать блинами, а на другой день продав самого Реми бродячему музыканту Виталису, ему и его трем собакам: Капи, Зербино и Дольче, единственной его обезьяне - Жоли Кер, ужасной пьянице, потом умирающей у Реми за пазухой от чахотки. Это ре-ми. Взятые же отдельно: до - явно белое, пустое, до всего, ре - голубое, ми - желтое (может быть - midi?) 3 , фа - коричневое (может быть, фаевое выходное платье матери, а ре - голубое - река?) - и так далее, и все эти "далее" - есть, я только не хочу загромождать читателя, у которого свои цвета и свои , на них резоны. Слуху моему мать радовалась и невольно за него хвалила, тут же, после каждого сорвавшегося "молодец!", холодно прибавляла: "Впрочем, ты ни при чем. Слух - от Бога". Так это у меня навсегда и осталось, что я - ни при чем, что слух - от Бога. Это меня охранило и от самомнения, и от само-сомнения, со всякого, в искусстве, самолюбия, - раз слух от Бога. "Твое - только старание, потому что каждый Божий дар можно загубить", - говорила мать поверх моей четырехлетней головы, явно не понимающей и уже из-за этого запоминающей так, что потом уже ничем не выбьешь. И если я этого своего слуха не загубила, не только сама не загубила, но и жизни не дала загубить и забить (а как старалась!), этим опять-таки обязана матери. Если бы матери почаще говорили своим детям непонятные вещи, эти дети, выросши, не только бы больше понимали, но и тверже поступали. Разъяснять ребенку ничего не нужно, ребенка нужно - заклясть. И чем темнее слова заклятия - тем глубже они в ребенка врастают, тем непреложнее в нем действуют: "Отче наш, иже еси на небесех..." С ...
Входимость: 1. Размер: 18кб.
Часть текста: Володя Миллер. Встреча Марины с морем. Свобода! ЧАСТЬ ВТОРАЯ ИТАЛИЯ ГЛАВА 1. ГЕНУЯ. КАМПОСАНТО. ПРИЕЗД В НЕРВИ. ВОЛОДЯ МИЛЛЕР. ВСТРЕЧА МАРИНЫ С МОРЕМ. СВОБОДА! Как уютно засыпать на поднятых вагонных полосатых, красных с белым, диванах купе второго класса, под мягкое покачивание поезда, друг напротив друга, Марусе и мне (мама и папа тихо говорят внизу). Уже выпит чай с молоком и печеньем, поданным нам снизу папой, и опущен полукруглый синий колпачок на потолочном фонаре. Темноватый свет, таинственный. Он делает родным наше купе, точно мы уже давно живем, едем в нем не первую ночь. Усталые от пережитых прощальных дней, мы лежим, смотря во мглу и друг на друга, не желая еще уснуть, наслаждаясь наставшей новизной дорожного уюта. Волнение предстоящего, только теперь осознанное, качает нас вместе с ритмом поезда. Беспечность восьми и десяти лет не дают нам думать вплотную – о маме. Мы – с ней, в Италии она выздоровеет! – эгоистически успокаиваем мы свою совесть и счастливыми, жадными глазами глядим вперед… Утро. Мы стоим у окон, неутомимо глядя на убегающую за ними осень, бушующую ветвями, на штабеля дров, рельсы, встречные поезда, от которых рябит в глазах, в мгновенном испуге. Внезапная неподвижная – не летит! живет, как и мы до вчера жили, – станция, снующие незнакомые люди… По телеграмме в Варшаве нас встретил папин младший брат, дядя Митя, профессор русской истории, с семьей. Оглушенные, освеженные польским щебетом, дивясь, слушая во все уши, так говорила мамина мать, мы ...
Входимость: 1. Размер: 26кб.
Часть текста: Геенские - отворёны * Легенды и обряды Св. Никола на трапезе святых роняет полную чашу. Не разбивается, не разливается. Удивление. Объяснение: - Только сел я за трапезу, разлилось Черное море, потопить корабль хотело. Корабельщики взмолились, слёзно все они взмолились... Полная чаша в руках Николы - гибнущий (спасенный) корабль. * Огненная Мария - лик засухи. Христос - наводитель мостов. Св. Георгий и Божья Матерь ("У овец ягнята ярки..."). Божья Матерь проклинает кукушку, кукованьем разбудившую Младенца. Янка и ангелы. Ангелы обманом вынимают из Янки душу (яблоко). Дары Св. Николе. Св. Никола отвергает богатые дары золотарей, землепашцев, виноделов. Я хочу одну копейку, - да и то в мой день единый, день единый, день Николин. Господь и святые гости. Господь на олене, Божья Матерь на серне, Св. Иоанн на голубе, Св. Георгий на коне, а Св. Никола - на соколe. - Глубина символов и роскошь образов - * Родина и Чужбина Тоска по родине в болгарском сердце так сильна, что на первой же странице отдела "Родина и Чужбина" заставляет...
Входимость: 1. Размер: 15кб.
Часть текста: ссора Герба с Кобылянским (тот хотел, как исход какого-то безумного пари, прыгнуть в воду). Помню, как мама и еще кто-то держат им руки, уговаривая, заставляя сесть во имя всего разумного, во имя детей, наконец… Страха своего я не помню. За Тигра был страх, но за лодку! И конечно, никакого осуждения, один тайный восторг… Я помню огромную ресторанную залу, много света, много стекла (окна? окна на море!), блеск, столы табльдота, много людей, чужих, среди которых тонет наша компания. Вина, фрукты. Музыка, звук волн. Прелесть итальянского говора. Побледневшее лицо Кобылянского, он курит и курит. Как долго все это длится? Уже начало ночи? Небо за высокими окнами слилось с морем, это – напряженная зеленая синева. Музыка! Смычки, струны, феерический вид оркестра. Вдруг что-то делается в конце залы, вспыхивает общим волнением, бежит сдержанным, – но разве сдержишь? -шепотом, и глаза всех устремляются к дверям. Может быть, встают все? Драгоценное имя, доносимое, шелестит по губам итальянцев и иноземцев. Имя, принадлежащее Красоте, ни с чем не сравненной, потому что она – Первая в мире! La signora Lina...