Поиск по творчеству и критике
Cлово "FUN"
Входимость: 1. Размер: 39кб.
Входимость: 1. Размер: 29кб.
Примерный текст на первых найденных страницах
Входимость: 1. Размер: 39кб.
Часть текста: - с советского молочка? (Так в 1919 г. в Москве сами дети прозвали - воду.) А у нас молоко - деревенское, и при царе - белое, и без царя - белое, и картошка живая, не мороженая, и хлеб без известки. И вернется к вам Ирина - во-о какая! Кухня. Солнце во все два окна. Худая, как жердь, владимирская Надя с принаряженной Ириной на руках. Перед ними - Сонечка, прибежавшая проститься. - Ну, Ирина, расти большая, красивая, счастливая! Ирина с лукавой улыбкой: - Галли-да`! Галли-да`! - Чтобы щечки твои стали розовые, чтобы глазки твои - никогда не плакали, чтобы ручки что взяли - не отпускали, чтобы ножки - бегали... никогда не падали... Ирина, еще никогда не видавшая слез, во всяком случае - таких, бесцеремонно ловит их у Сонечки на глазах. - Мок-рый... мок-рый... Газ-ки мок-рый... - Да, мокрые, потому что это - слезы... Слезы. Но не повторяй, пожалуйста, этого тебе знать не надо. - Барышня Софья Евгеньевна, нам на вокзал пора, ведь мы с Ириной - пешие, за час не дойдем. - Сейчас, няня, сейчас. Что бы ей еще такого сказать, чтобы она поняла? Да, няня, пусть она непременно молится Богу, каждое утро и каждый вечер, - просто так: - Спаси, Господи, и помилуй папу, маму, Алю, няню... Ирина: - Галли-да`! Галли-да`! - И Галлиду, потому что она ведь меня никогда Соней не звала, а я не хочу, чтобы она меня забыла, я ведь в жизни так не любила ребенка, как тебя. И Галлиду` (Бог уже будет знать!) - Няня, не забудете? - Что вы, Софья Евгеньевна, да Ирина сама напомнит, еще все уши мне Галлидо`й прожужжит... Ирина, что-то понимая, с невероятным темпераментом: - Галлида`, Галлида`, Галлида`, Галлида`, Галлида`... (и уже явно дразнясь:) Даллига`, Даллига`,...
Входимость: 1. Размер: 29кб.
Часть текста: сказано»... «Антихрист»… Храм большой и темный. Наверху - головокружительный Бог. Островки свеч. Антокольский читает мне стихи - «Пролог к моей жизни», которые бы я назвала «Оправданием всего». Но так как мне этого нельзя, так как я в данный час - русская, молчу молчанием резче и весче слов. Прощаемся. Аля надевает капор. В дверях студиец В. с каменным лицом. - Я принес ужасную весть: Алексей Александрович Стахович вчера повесился. ========== В церкви (у Страстного, названия не помню) стоял двойной пар от ладана и от дыхания. Каждый раз, чтобы креститься, я снимала варежку. Воск капал, слез у меня нет. Вижу руки - из чего-то другого: не плотью - сохранившие от живого только форму - восхитительную! Те самые, которыми прививал, в Крыму, розы, и - розы кончились - закладывал, из гардинного шнура, петлю. Голова в тяжелом великолепии смерти. Веки - как занавесы: кончено, спущено. Если и есть страдание - то в висках. Остальное покоится. Стою над гробом, близким ли, дальним ли, у меня непреложно - вопрос: «Кто следующий?» Ведь буду же я так стоять над другим лицом? - Чьим? - Эта мысль во мне, как соблазн. Я знаю, что мертвый знает. Не вопрос, а допрос. И нескончаемость этого ответа... Еще одно: кем бы ни был мне мертвый, верней: как мало бы я ему, живому, ни была, я знаю, что в данный час (с часа, кончающегося с часами) я ему ближе всех. Может быть - потому что я больше всех на краю, легче всех пойду (пошла бы) вслед. Нет этой стены: живой - мертвый, был - есть. Есть обоюдное доверие: он знает, что я вопреки телу - есть, я знаю, что он - вопреки гробу! Дружеский уговор, договор, заговор. Он только немножко старше. И с каждым уходящим...