• Приглашаем посетить наш сайт
    Иностранная литература (ino-lit.ru)
  • Поиск по творчеству и критике
    Cлово "CARDINAL"


    А Б В Г Д Е Ж З И Й К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Щ Э Ю Я
    0-9 A B C D E F G H I J K L M N O P Q R S T U V W X Y Z
    Поиск  
    1. Записная книжка № 6, 1919 г. Страница 2
    Входимость: 1. Размер: 55кб.
    2. Записная книжка № 6, 1919 г.
    Входимость: 1. Размер: 52кб.
    3. Ночевка в коммуне (из дневников)
    Входимость: 1. Размер: 7кб.

    Примерный текст на первых найденных страницах

    1. Записная книжка № 6, 1919 г. Страница 2
    Входимость: 1. Размер: 55кб.
    Часть текста: пуст, а если бывает заполнен, то такой дрянью» (нем.)} ___ Ах, сила крови! Вспоминаю, что мама до конца жизни писала Thor, Rath, Theodor,{Врата, совет, Теодор (нем.) — в современном правописании «th» заменено на «t».}— из немецкого патриотизма старины, хотя была русская, и совсем не от старости, п<отому> ч<то> умерла 36?ти лет. — Я с моим— ?! Францию я люблю больше, чем француз, Германию больше, чем немец, Испанию больше, чем испанец и т. д. Мой Интернационал — патриотизм всех стран, не Третий, а Вечный! ___ Аля, заглянув в какое-то окно на Поварской — «Марина! Я сейчас видела счастливого мальчика, который не служит, а ест ягоды и всё время читает сказки!» ___ О мальчиках. — Помню, в Германии —мне было 17 лет, в маленьком местечке Weisser Hirsch, под Дрезденом, куда папа нас с Асей послал учиться хозяйству у пастора, один 15 летний — неприятно-дерзкий и неприятно-робкий розовый белокурый мальчик как-то глядел мои книги. Видит «Zwischen den Rassen» H. Mann’a (замечательная книга, напоминает Башкирцеву) с моей рукой написанным эпиграфом: «Blonde enfant qui deviendra femme, Pauvre ange qui perdra son ciel!» {«Белокурое дитя, которое превратится в женщину. Бедный ангел, который потеряет свое небо!» (фр.)} «— Ist’s wirklich Ihre ...
    2. Записная книжка № 6, 1919 г.
    Входимость: 1. Размер: 52кб.
    Часть текста: «Ты не охай: год-то такой,— девятнадцатый!» ___ День Егория Храброго, 21-го апреля 1919 г. В первый раз в жизни (с 14?ти лет) хожу на низких каблуках. Скоро, очевидно, буду ходить без корсета! <Эта фраза вычеркнута карандашом.> Скоро, очевидно, буду печататься на е. Все мои «никогда» отпадают, как гнилые ветки. Я только не знаю,— окончательное ли это высокомерие, или окончательное самоунижение. Знаю только, что это лишний шаг к небытию. ___ Что такое — я? Серебряные кольца по всей руке + волосы на лбу + быстрая походка + + +… <Две строки вычеркнуты вертикальной линией.> Я без колец, с открытым лбом, тащащаяся медленным шагом — не я, душа не с тем телом, все равно, как горбун или глухонемой. Ибо — клянусь Богом — ничто во мне не было причудой, всё — каждое кольцо! — необходимостью, не для людей, для собственной души. Так: для меня, ненавидящей обращать на себя внимание, всегда прячущейся в самый темный угол залы, мои 10 колец на руках и плащ в 3 пелерины (тогда их никто не носил) часто были трагедией. Но за каждое из своих 10?ти колец я могла ответить, за свои же низкие каблуки я ответить не могу. ___ Я могу брать только у того, кто дает безлично, как решето пропускает воду. Всякий дар лично мне — низвергает <над строкой: по; т. е. повергает> меня в прах. (Благодарность.) ___ За 1918–1919 г. я научилась слушать людей и молчать сама. ___ «Не могу» — естественные границы человеческой души. Снимите их — душа сольется с хаосом, следовательно перестанет быть. Я на этой дороге. ____ При отпадении каждого моего «не могу» у меня двойное чувство презрения к себе и легкости: еще немножко меньше меня! ___ Недавно, возвращаясь из Александровского сада с...
    3. Ночевка в коммуне (из дневников)
    Входимость: 1. Размер: 7кб.
    Часть текста: опоминаюсь — 12 часов, а ворота моего дома непременно заперты. Ночевать мне здесь нельзя — “порядочный дом”, с прислугами, с родственниками, остается одно: идти на Собачью площадку и спать под звуки пушкинского фонтана. О чем объявляю — смеясь, встаю и твердым шагом иду к двери. И, уже в дверях, певуче: — Маринушка! — Да? — Вы серьезно собираетесь спать на улице? — Совершенно. — Но ведь это же… — Да, очень, но… — Тогда идемте к нам, в коммуну. — Но, может быть, вам неудобно? — Отчего? У меня отдельная комната. — Тогда — спасибо. Сияю, ибо, несмотря на весь внутренний авантюризм, верней: благодаря всему внутреннему авантюризму, весьма и весьма обхожусь без внешнего! (NB! Из ночевки на коммунистической улице к ночевке в коммунистическом доме — авантюра все-таки — первое!) Идем. Коммуна недалеко: великолепный каменный особняк, напоминающий Англию (никогда не была). Входим. Лестница с ковром. Тишина бархата. Тишина ночи. Мозолями рук по бархату перил. Проходим через пустую (и людьми и едой) столовую, еще через несколько комнат — пришли. Похоже на полуторный номер гостиницы: комната, заворачивая, образовывает крюк. Привиденский штофный занавес, за которым незримое окно из несомненно-цельного стекла — если не выбито Октябрем. Мебельная мелочь,...