Поиск по творчеству и критике
Cлово "CAFE"
Входимость: 1. Размер: 124кб.
Входимость: 1. Размер: 33кб.
Входимость: 1. Размер: 5кб.
Входимость: 1. Размер: 102кб.
Входимость: 1. Размер: 85кб.
Входимость: 1. Размер: 32кб.
Примерный текст на первых найденных страницах
Входимость: 1. Размер: 124кб.
Часть текста: П. Н. Савицкий, П. П. Сувчинский. В статьях и книгах речь шла об особенностях географического положения русского государства, вобравшего в себя черты Европы и Азии. Авторы сходились на том, что результатом этого положения явилась самобытность российской истории, культуры, экономики, религии. И потому, утверждали они, национальное возрождение может наступить только через православие и понимание России как «не Европы и не Азии, не смеси их, а особого материка — океана — Евразии». Пафос евразийской концепции был открыто антизападническим и сочетался с критикой предреволюционных умонастроений русской интеллигенции. Все это звучало в высшей степени актуально для людей, вынужденных покинуть свою родину и ощущавших внутреннюю чуждость европейскому укладу. Евразийцы решительно не принимали советскую власть. Их критика была направлена против узкоматериалистического миросозерцания большевиков, а также против их экономической программы. Но они устали от постоянного унылого обличительства большевистских порядков в России, заполонившего страницы эмигрантской печати, от этого вечного «плача на реках вавилонских». Когда вышел в свет первый номер «Верст», его сразу назвали «евразийским» изданием, хотя оснований для такой аттестации было не слишком много; скорее всего, гипнотическое действие оказало имя Сувчинского на обложке журнала. Сергей Яковлевич Эфрон поначалу открещивался от личного участия в евразийстве. Но еще в феврале 1926 года (то есть вскоре после приезда в Париж и знакомства с Сувчинским) в письме к своему другу Недзельскому в Прагу он сообщал: «…самое интересное, творческое и...
Входимость: 1. Размер: 33кб.
Часть текста: русских. Но горы должны расколоться и впустить нас - меня и Бориса - к тебе. Я верю в горы (эта строчка - узнаешь ли ты ее?). Моя переделка ничего не меняет, ибо горы и ночи рифмуются. * Теперь самое последнее ("она не может закончить"). Вот записная книжка для тебя - из Праги - твоего родного города - к счастью, я в ней еще не писала: слишком красивая для меня, недостаточно красивая для тебя - ибо я спартанец (тот, с лисенком!) - а ты афинец - один из обитателей мифических Афин, нет: ты один из тех, кто стоит над Афинами и Спартой и Троей (нем.).] * (NB! Письмо было гораздо лучше, это - записи к нему, на берегу... Но так - хоть это не пропадет. Ванв, 10-го мая 1938 г.) * На той же стр<анице> блок-нота - текст синим, цифры красным: Мамины чулки коричневые: 1 дырка средняя - 10 с<антимов> 1 дырка маленьк<ая> - 5 с. 1 дырка средняя - 10 с. " " " " - 10 с. " " " " - 10 с. 45 с. Муркин фартук голубой: 1 завязка - 5 с. 1 плечо - 5 с. 2-ая завязка - 5 с. 15 с. Муркин фартук желтый: Карман - 15 с. (штопка и зашивка) 75 с. (Аля) ВЫПИСКИ ИЗ КВАДРАТНОЙ ЧЕРНОЙ КОЖАНОЙ ЧЕРНОВОЙ ТЕТРАДИ, начатой в конце июня 1931 г. в Мёдоне - Я начинена лирикой, как ручная граната: до разорватия. * (Черновик первых стихов к...
Входимость: 1. Размер: 5кб.
Часть текста: стихотворение в 1921 г. и стихотворный реквием после его кончины в 1930 г. (см. т. 2), часто упоминала в письмах и статьях (см., например, статью «Эпос и лирика современной России. Владимир Маяковский и Борис Пастернак»). Всю жизнь Цветаева хранила по отношению к Маяковскому «высокую верность собрата». Об этом свидетельствует и запись, сделанная в черновике одного из ее писем 30-х годов: «Мне весь Маяковский роднее всех воспевателей старого мира. Завод или площадь Маяковского роднее феодального замка или белых колонн поэтического Бунина. И эмиграция, не приняв меня в свое лоно, права. Она, как слабое издыхающее животное, почуяла во мне врага. Ибо если сила всегда прощает слабости, то слабость силе никогда, ибо это для нее вопрос жизни или смерти». (Цит. по: Саакянц А. Владимир Маяковский и Марина Цветаева. – В мире Маяковского. Сб. статей. Кн. 2. М.: Сов. писатель, 1984. С. 193–194.) Маяковский, напротив, относился к Цветаевой недоброжелательно, резко отзывался о ее творчестве в своих выступлениях. Подробно об отношениях поэтов см. упомянутую выше статью А. Саакянц. Впервые – в кн.: Катанян В. Маяковский. Литературная хроника. Изд. 3-е, доп. М.: ГИХЛ, 1956. С. 367. Печатается по копии с оригинала, воспроизведенной в кн.: «Маяковский делает выставку». М.: Книга, 1973. С. 31. 1 В это время Маяковский находился в Париже, и Цветаева опубликовала на страницах парижской газеты «Евразия» за 24 ноября 1928 г. следующее приветствие: «Маяковскому 28-го апреля накануне моего отъезда из России, рано утром, на совершенно пустом Кузнецком я встретила Маяковского. – Ну-с, Маяковский, что же передать от Вас Европе?...
Входимость: 1. Размер: 102кб.
Часть текста: Лето. Мечта о Праге и поездка в Брюссель. Новогоднее письмо к Б. Л. Пастернаку. Вероятно, теперь Марина Ивановна могла бы сказать о себе словами старинного русского романса: "Мне некого больше любить". Пастернак был далекой мечтой, Рильке умер. Семья, обожаемый сын? Но есть ли надобность повторять ее слова о том, что это — совсем другая любовь? Надо было просто жить, — и она пыталась жить. Праздновали "русское" Рождество в обществе знакомых и "близких соседей": Родзевича с женой Марией Сергеевной, "…постоянно видимся, дружественное благодушие и равнодушие, вместе ходим в кинематограф, вместе покупаем подарки: я — своим, она — ему, — с грустной иронией писала Марина Ивановна Тесковой. — Ключ к этому сердцу я сбросила с одного из пражских мостов, и покоится он, с Любушиным кладом, на дне Влтавы — а может быть — и Леты". Как показало дальнейшее, это было не совсем так. Она неважно себя чувствовала — перенесенная скарлатина давала себя знать, — жаловалась на простуду, на "коросту" (нарывы) на голове. Но дома сидеть не любила, ходила на литературные собрания: выступления евразийцев, доклад Слонима. До литературных "боев" больше не снисходила. Вот-вот должна была печататься книга "После России", для чего нужно было позаботиться о подписке на нее: разослать подписчикам бланки, чтобы те отослали их издателю, приложив соответствующую сумму, — так окупалось издание. Сто экземпляров печатались на "роскошной" бумаге, каждый стоил сто франков, — они и предназначались подписчикам. Цветаева нервничала, зная, что ее продолжают не любить в правых эмигрантских кругах. В письме к Тесковой у нее вырвалось: "Была бы я в России, всё было бы иначе…" Однако тут же она...
Входимость: 1. Размер: 85кб.
Часть текста: море, завладевали всей жизнью до самого горизонта, то превращались в едва бьющийся, но живой родник, – но никогда не иссякли совсем, протянулись до их последних дней. Можно с уверенностью сказать, что в жизни Цветаевой это были самые значительные человеческие отношения. И с уверенностью – что для нее они были значительнее, чем для Пастернака. Они не укладываются в обычные мерки. Была ли то страсть или дружба, творческая близость или эпистолярный роман? Все вместе, неразрывно, питая и усиливая одно другое. В их отношениях каждый предстает в полном объеме своего человеческого облика и возможностей. Это удивительно, ибо в плане реальном: жизненных встреч, бытовых подробностей – связь Цветаевой с Пастернаком выглядит эфемерной, придуманной – полетом фантазии. Несколько – всегда случайных – встреч в Москве, до отъезда Цветаевой. Внезапное потрясение поэзией: Пастернака – «Верстами», Цветаевой – «Сестрой...». Восторг, чувство невероятной близости и понимания, настоящая дружба через границы – в стихах и письмах. Дважды – разминовение в Берлине: когда Цветаева уехала, не дождавшись его приезда, и когда она не смогла приехать проститься с Пастернаком перед его возвращением в Россию. Планы встреч – заведомо нереальные, но внушающие надежды и помогающие жить: летом 1925 года в Веймаре, городе обожаемого обоими Гёте. Конечно, не состоялось. Снова: в 1927 году вместе поедем к Райнеру Мария Рильке – тому, кто в современности олицетворял для них Поэзию. И не могло состояться – не только потому, что Рильке умер в последние дни 1926 года, но и потому, что в какой-то момент Цветаева отстранила Пастернака, захотела владеть этой любовью одна... После смерти Рильке Цветаева опять мечтает: «... ты приедешь ко мне и мы вместе поедем в Лондон. Строй ...
Входимость: 1. Размер: 32кб.
Часть текста: изоляции, из-за нужды, в которой они живут. Они старались прийти на помощь так, чтобы не ранить самолюбия, и создали для этого нечто вроде ассоциации, предназначенной спасать «потерпевших крушение по политическим причинам». Во главе группы друзей Марины и Сергея встали князь Дмитрий Святополк-Мирский, Саломея Гальперн-Андроникова и Елена Извольская, дочь бывшего российского министра иностранных дел. Эта последняя, зарабатывавшая себе в Париже на жизнь переводами, взяла на себя инициативу организации благотворительной акции в пользу Эфронов, которые оставались без поддержки и без всяких средств к существованию. По ее призыву некоторые русские изгнанники, устроившиеся лучше, чем другие, собрали деньги, чтобы снять и обставить квартиру, где могли бы найти пристанище прóклятая поэтесса и ее вконец запутавшийся супруг. Три комнаты с кухней, ванной и газовым отоплением в доме номер 2 по улице Жанны д’Арк в Медоне. Эмигрантский квартал. На улицах русская речь звучала так же часто, как и французская. Жильцы дома постоянно ходили в гости друг к другу, двери не запирались вовсе. Кстати, там же...