Марина Цветаева: Поиск по текстам произведений автора и критике. Cлово "1970". Классическая русская литература.

Примерный текст на первых найденных страницах

Входимость: 2. Размер: 36кб.

Часть текста: звук. * И звуком стал хлеб. * NB! На всякое ох есть ах - и на всякое ах - ох! * Евы золотое яблоко. ...Ты меня забудешь наглухо. * ...Как там живут? Не задумавшись отвечу: - Тесно. Воздух вымерили по вершкам И восторг отпущен по квадратам * земл<е?> | ...Чтo не о советской, то, Москве | Речь, а о звезде одной, совсем не Звездной... * Несколько бессмертных строк * Пела рана в груди у князя Или раны его - стрела Пела? * "Не возьмешь моего румянца" [Первое ст-ние цикла "Жизни".] - 25-го дек<абря> 1924 г., чешское Рождество. * + + Пела рана в груди у князя Или раны его - стрела Пела - к милому не поспеть мол - Пела, милого не отпеть - Пела. Та, что летела степью Сизою? - Или просто степь Пела, белое омывая Тело... "Лебедь мой дикий гусь" Пела... Та, что с синя-Дуная К Дону тянется... Или - Русь Пела? * (Конец декабря 1924 г.) * ...Как билась в своем плену От И к имени моему Марина - прибавьте: мученица * Здесь кончается 1924 г. * На пороге между 1924 г. и 1925 г. - стихи Крестины "Воды не перетеплил В чану, зазнобил как надобно..." * 1925 г. "Воды не перетеплил" - 1-го января 1925 г. * Мысль: - Если Христос и любил плоть, то как поэт: для подобий своих и притч - чтобы людям понятней - никогда в упор, никогда - как таковую. Вот Соломон - любил! (Песня Песней, с такой цинической натяжкой выдаваемая католиками за прославление Христовой невесты - Церкви. NB! М....

Входимость: 2. Размер: 13кб.

Часть текста: что Вы – равнодушная. И этого не думаю. Вы – отрешенная. От всего, что – Вы («я»). Все для Вас важней и срочней собственной души и ее самых насущных требований. А так как я – все-таки – отношусь к Вашей собственной душе, то и мною Вы легко поступитесь – для первого встречного, Вам ненужного – гостя или дела. Если бы я Вам была менее родная – простите за гиперболизм, но он уясняет: если бы я для Вас была менее – Вы, Вы бы со мной больше считались – в жизни дней, – и совсем уже гипербола: – и считали бы себя в большем праве на ту радость, которой – все-таки – являюсь для Вас я. Вера, хотите совсем грубо? – Ведь от меня – дому – никакого проку, а живете Вы – для дома. Я – не общая радость, а Ваша. А какое Вам дело до себя самой?? Вы меня «забываете» в порядке – себя. И, конечно, Вера, никогда бы не променяла этой тайной полноты власти на явное предпочтение и процветание. Я – тайну – люблю отродясь, храню – отродясь. Корни нашей с вами – странной – дружбы – в глубокой земле времен. – Знаю еще, что могла бы любить Вас в тысячу раз больше, чем люблю, но – слава Богу! – я сразу остановилась, с первого, нет – до первого шагу не дала себе ходу, не отъехав – решила: приехала. Вы – может быть – мой первый разумный поступок за жизнь. А пошло бы по-другому (та же я и та же Вы), т. е. разреши я...

Входимость: 2. Размер: 10кб.

Часть текста: (отрывок) ИЗ ПИСЬМА В. Б. СОСИНСКОМУ 5 января 1970 г. …Да, милый Володя, в родстве. Елизавета Петровна Дурново — моя бабушка, а Яков Константинович Эфрон — мой дед. Из их детей еще живы две старшие дочери — Анна 87 лет и Елизавета — 84-х. Морозов и Кропоткин были большими друзьями семьи; Кропоткиных — мужа и жену — и я помню. Со слов Елиз. Яков. многое записала о семье и пересняла старые выцветшие фотографии… Дед, бабушка и младший их сын Константин похоронены на кладбище Монпарнас, рядом с другими политэмигрантами 1905 года… Архив Марины Цветаевой: сафьяновые альбомы юности; самодельные тетради революционных лет; тетради дареные — в нарядных переплетах; грошовые тетради эмиграции — в истрепанных обложках; тетради чернорабочих будней и праздничных беловиков. Тетради, тетради, тетради. И в большинстве из них, на равных правах со стихотворными и прозаическими произведениями, — письма: черновые их отрывки, наброски, полубеловые варианты, переписанные — на долгую память — чистовики. Вопреки создавшейся легенде, отождествляющей творческое одиночество Цветаевой, обусловленное неприятием современниками-эмигрантами ее внеканонического искусства, с...

Входимость: 2. Размер: 60кб.

Часть текста: года в префектуре Парижа связаны с полицейским расследованием убийства, совершенного в Швейцарии (в окрестностях Лозанны) 4 сентября того же года. См. об этом Т. 2. С. 493–509. 22 октября 1937 года состоялся первый допрос. Цветаева вместе с сыном провела в парижской префектуре, по ее словам, целый день, с утра до вечера. Второй допрос состоялся 27 ноября того же года. Естественно, что протоколы допросов не отражают и малой доли произнесенного в тот день в стенах солидного учреждения. Тем не менее, документы представляют для нас безусловный интерес. Текст допросов дается (в переводе на русский язык) по публикации Петера Хубера и Даниэля Кунци «Paris dans les années 30. Sur Serge Efron et quelques agents u NKVD» в сборнике: «Cahiers du Monde russe et sovietique», XXXII/2/, avril-juin 1991, p. 285–310. <Текст на бланке: Министерство внутренних дел Главное управление Национальной безопасности Главный надзор службы криминальной полиции> Дело Дюкоме Пьера [4] и других, обвиняемых в убийстве и сообщничестве. Свидетельские показания г-жи Эфрон, урожденной Цветаевой Марины, 43 лет, проживающей по адресу: 65, ул. Ж. -Б. Потэн в Ванве (Сена). 22 октября 1937 года Мы, Папэн Робер, Комиссар дорожной полиции при Главном надзоре службы криминальной полиции (Главное управление Национальной безопасности) в Париже, офицер судебной полиции, по поручению помощника Прокурора Республики слушаем г-жу Эфрон, урожденную Цветаеву, родившуюся 31 июля 1894 года в Москве от ныне покойных Ивана и Марии Бернских, [5] литератора, проживающую в Ванве, в доме № 65 по улице Ж. -Б. Потэн, которая, приняв предварительно присягу, заявила: Я зарабатываю на жизнь своей профессией, сотрудничаю в журналах «Русские записки» и «Современные записки», зарабатываю от шестисот до восьмисот франков в месяц. Мой муж, журналист, печатает статьи в журнале «Наш Союз», который издается...

Входимость: 1. Размер: 1кб.

Часть текста: Юлиан Пшибось: Бегство (перевод) ЮЛИАН ПШИБОСЬ 1901 – 1970 БЕГСТВО Позади горизонты валились пластами, как пашня под плугом, Ввысь взлетали мосты наподобие огненных птиц, И наш дом – для последнего разу – мне брызнул звездою. Я над телом лежащим помедлил. На широких равнинах – их пули со свистом сшивали тесней и тесней, — Как восторгом, охваченный ужасом, Брат! Я укрыл тебя ветвью. Сжала жница тебя не серпом, не серпом тебя сжала, а саблей... В землю торопится кровь. В поле останется тело. И погрузился я в ночь, у которой ни дна нет, ни сна нет. ... И необъятная – вся — Стала земля мне одним Местом, запавшим На объем человека.

Входимость: 1. Размер: 138кб.

Часть текста: внешний толчок, сыгравший роль спускового механизма. Но ключ к тайне мы не найдем в одних только внешних событиях. Он всегда на дне сердца, остановленного усилием собственной воли. Внешнему давлению можно сопротивляться — и поддаться ему, на всякое событие можно отреагировать так — или иначе; запасы сопротивляющегося духа могут быть истощены, а могут еще и собраться в решающем усилии. Душевное состояние самоубийцы в роковой момент — вот главное. Но увидеть изнутри человека в этой предельной ситуации — задача почти невозможная. Тем более когда это касается личности столь незаурядной, как личность Марины Цветаевой. Все это так. Оговорки необходимы. А все же наш долг перед памятью великого поэта — собрать воедино все подробности и обстоятельства, дабы полнее представить картину трагедии, последний акт которой разыгрался 31 августа 1941 года в маленьком городе Елабуге. Ибо есть в этой картине совсем непрописанные места. Оттого и распространилось так много версий гибели Цветаевой: каждая есть, по существу, попытка утолить беспокойство, которое возникает вокруг всякой тайны. Что бы ни утверждали иные знатоки, пытающиеся поставить тут точку, всякий раз получается лишь запятая — или многоточие. Загадка Елабуги остается; быть может, она останется навсегда. Так не будем и делать вид, что тут все уже ясно. Хотя бы потому, что есть подозрение: если объявить елабужский период в биографии поэта проясненным, это может оказаться на руку тем, кто знает о нем больше, чем мы с вами. Вот почему я вижу смысл в том, чтобы пристальнее вглядеться в последние дни Цветаевой. И обозначить неясности, сформулировать вопросы, на которые сегодня еще нет ответов. Тогда со временем они могут обнаружиться. Расчистим же для них место. Все, кто встречался с Мариной Ивановной в те полтора месяца, которые отделили день ее отъезда с сыном в эвакуацию от начала войны, сходятся в утверждении, что...

Входимость: 1. Размер: 127кб.

Часть текста: познакомил меня с Мариной Ивановной Цветаевой. Я знал ее стихи, и мне очень понравился ее только что вышедший маленький сборник «Разлука». Мне хотелось поговорить о нем, но, услыхав, что я живу в Праге, МИ забросала меня вопросами. Она весной приехала в Германию из Москвы, а муж ее, Сергей Яковлевич Эфрон, офицер белой армии, с которым она не виделась несколько лет, попал после эвакуации деникинцев и врангелевцев в Чехословакию, поступил там в Карлов университет, и они собирались поселиться в Праге. Она говорила негромко, быстро, но отчетливо, опустив большие серо-зеленые глаза и не глядя на собеседника. Порою она вскидывала голову, и при этом разлетались ее легкие золотистые волосы, остриженные в скобку, с челкой на лбу. При каждом движении звенели серебряные запястья ее сильных рук, несколько толстые пальцы в кольцах — тоже серебряных — сжимали длинный деревянный мундштук: она непрерывно курила. Крупная голова на высокой шее, широкие плечи, какая-то подобранность тонкого, стройного тела и вся ее повадка производили впечатление силы и легкости, стремительности и сдержанности. Рукопожатие ее было крепкое, мужское. В кафе мы просидели долго. МИ рассказывала о своей голодной жизни 1918–1920 годов на московском чердаке с двумя дочерьми: одна умерла, вероятно от недоедания, другую — Ариадну (все ее называли Аля) она вывезла за границу. Тогда же я услыхал от нее о том, как однажды к ней забрался какой-то субъект — она потом догадалась, что вор. Сперва, приняв его по близорукости за какого-нибудь малоизвестного поэта — их много ходило к ней, — она гостеприимно предложила ему морковного чая. От скудного этого угощения он в недоумении отказался, огляделся и, оценив убогую обстановку, ретировался, оставив на столе несколько рублей'. Вспоминая в юмористических тонах и об этом происшествии,...

Входимость: 1. Размер: 6кб.

Часть текста: объяснять? Это понятно каждому. Другое дело, когда человек «забывается», т. е. забывает себя как человека. Но забытье, у нормальных людей, может проходить. Неизменны лишь органически-дефективные индивидуумы, от природы не понимающие, что такое «человеческая» точка зрения, и вообще лишенные внутреннего критерия. <…> Все старое прошло и сгинуло, объявляют «Версты». Эмиграция — нуль. Она творить больше не может. Пожалуй, лишь «дотваривать», чего не успела в свои старые времена. Истинно новые творцы — в России, приобщившиеся к ее новой жизни. Впрочем, создается «прекрасное» и здесь — теми, кто повернут к сегодняшней России, кто прислушивается к ее песням. Таково положение. Чтобы его доказать, а, вернее, для того, чтобы все могли к песням прислушаться, — «Версты» и наполнили ими свои страницы (первый промах: не следовало быть столь щедрыми…). Особенно богат поэтический отдел. И так ярок, что один дает представление обо всем остальном. <…> Взглянем на нового, новейшего — на великого Пастернака (таким называют его «Версты»). Мне сказал один читатель, свободный от «предрассудков», жадный к любой новой книге: «я готов на все, но только надо сделать выбор: или наш русский язык — великий язык, или наш Пастернак — великий поэт. Вместе никак не признаешь, не выходит»… Чем же щегольнул в «Верстах» Пастернак? Да ничем особенным, его «достижения» известны: «Гальванической мглой взбаломученных туч» «пробираются в гавань суда»… «Расторопный прибой сатанеет от прорвы работ» — «и свинеет от тины»… Далее, конечно, о «тухнувшей стерве, где кучится слизь, извиваясь от корч...

Входимость: 1. Размер: 140кб.

Часть текста: займет меньше получаса. Но красота за окнами начнется не сразу, а после Радотина. Вдали появятся гряды высоких темно-зеленых холмов, набегающих друг на друга; изредка прильнет почти вплотную к поезду мерцающий срез такого холма — и тогда окажется, что это, собственно, скала, густо поросшая на вершине деревьями. Но вот поезд с грохотом пересекает мост над широко разлившейся здесь речкой Бероункой. Она поблескивает в лучах утреннего солнца; плакучие ивы свисают над водой; рыбачья лодка замерла недалеко от берега. Сколько тут неба! Как подчеркнута даль то придвигающейся, то убегающей к горизонту грядой холмов! Один из берегов реки рядом с мостом круто переходит в склон, черепичные крыши домов нарядно краснеют среди густой зелени холма. Прага Проезжаем Черношице. Теперь смотрите внимательно в левое окно: скоро мелькнет на пригорке шпиль костела, он будет хорошо виден из вагона. Это и есть Горние Мокропсы. Так назывались эти места в то время, когда здесь жила Цветаева, — теперь это Вшеноры первые. От станции Вшеноры туда надо пройти ровно километр асфальтовой дорогой вдоль железнодорожного полотна — и потом подняться вверх. Вот и костел. Вокруг него — маленькое старинное кладбище. А сразу позади кладбища начинается улочка, которая ползет влево вверх еще выше; она называется по-чешски «В халупках». Вот туда нам и надо. Дом, в котором; жила М. Цветаева. Горние Мокропсы Пройдем несколько добротных каменных домов с красивыми ухоженными двориками. Одноэтажная «халупка» под номером 051 и будет та, в которой более полувека назад жила Марина Цветаева. Конечно, дом много раз ремонтировался, его расширили пристройками, и теперь это уже не крайний дом в деревне, как было тогда. Появились новые улочки, еще выше взобравшиеся ...

Входимость: 1. Размер: 11кб.

Часть текста: Мариной "Драконна". Стихи Марины ГЛАВА 3. МОСКОВСКАЯ СЕМЬЯ. ЛИДИЯ АЛЕКСАНДРОВНА ТАМБУРЕР, ПРОЗВАННАЯ МАРИНОЙ «ДРАКОННА». СТИХИ МАРИНЫ Лидия Александровна Тамбурер. Ее жизнь, все, что ее окружало, начиная с самых неподходящих такой женщине мужа, сына и матери и самой неподходящей «специальности», все было нереально – в чрезмерной реальности. Как пациенты к зубному врачу мы и попали к ней. Привел нас к ней папа. Быть может, то, что она знала о недавней маминой смерти, и повернуло ее к нам так по-матерински, так нежно? Высокая (мамин рост), статная, темноволосая (чуть серебрятся), тонкое смуглое лицо; она чертами напоминала Екатерину Павловну Пешкову, взгляд же был – совершенно иной. Полжизни ее было прожито, многое – позади, и через всю ее ласковость она глядела на каждого с неким юмористическим недоверием. Наше понимание было почти бессловесным. И однако, мы без конца говорили. Эти беседы ничего не исчерпывали, ничего не поясняли – они тянули нас в попытку постижения других – в себе и себя в других. Несколько сложней...

Поиск по творчеству и критикеCлово "1970"

Поиск по творчеству и критике
Cлово "1970"