Марина Цветаева: Поиск по текстам произведений автора и критике. Cлово "1896". Классическая русская литература.

Примерный текст на первых найденных страницах

Входимость: 2. Размер: 16кб.

Часть текста: человека уникальных, энциклопедических знаний и феноменальной трудоспособности. Лишь поняв эту главную задачу Цветаевой, можно верно осмыслить ее воспоминания о Брюсове, в которых ощутимы одновременно и уважение, и ирония, и неизбежная субъективность, и высочайшая объективная справедливость, - слоном, сплав того, что именуют обычно "любовью-враждой" и в чем сама Цветаева чистосердечно признается: "Брюсова я, под искренним видом ненависти, просто любила, только в этом виде любви (оттолкновения) сильнее чем любила бы его в ее простом виде - притяжении". Описывая историю создания очерка, Цветаева сообщала А. А. Тесковой в письме от 9 сентября 1925 г.: "Вышло, как всегда, впятеро длинней, чем думала, вместо анекдотических записей о Брюсове-человеке - оценка его поэтической и человеческой фигуры с множеством сопутствующих мыслей. Любопытно, как Вам понравится. Задача была трудная: вопреки отталкиванию, которое он мне (не одной мне) внушал, дать идею его своеобразного величия. Судить, не осудив, хотя приговор - казалось - готов. Писала, увы, без источников, цитаты из памяти. Но. м. б., лучше, - мог бы выйти целый том ..." (Цветаева М. Письма к Анне Тесковой. Прага: Academia, 1969, с. 32). Эпиграф - из стихотворения К....

Входимость: 1. Размер: 6кб.

Часть текста: что-то странное, вроде: Лондон – Саломея!) не верю в достоверность Мирского, на которого пишу, – когда у меня с человеком кончается, кончается человек, следовательно и дом, где он живет, а уж во всяком случае номер, – нет! только номер остается, как в царстве будущего (О или О bis!) С вечером у меня очень плохо: никто не берет. Цветник отказов, храню. Одни (Т. Л. Сухотина 1 , жена Эренбурга 2 , значит: одне!) не видаются с русской эмиграцией (чем французы-туземцы хуже? – для вечера! а налетчики-американцы??) другие издержали весь свой запас дружественной действенности на недавний вечер Ремизова 3 , – вообще вечеров, Саломея! вот 13-го вечер Рощина (писателя, читали? я нет) и с какой программой Рощина-Инсарова, Кошиц, Дон-Аминадо, еще кто-то 4 – не то что НАШ тощий Слоним! Г<оспо>жа Фундаминская (Амалия? какая жуть!) 5 по всем отзывам могущая взять 20 – и по – 100! (ни секунды не верила!) взяла, на всякий случай, 4 по 25. Единственно неунывающие – Прокофьевы, у них, должно быть, какое-нибудь слово. А...

Входимость: 1. Размер: 7кб.

Часть текста: и очевидно без своего сотрудничества впредь. Как поэта мне предпочли – Ладинского, как «статистов» (от «статьи») – всех. Статья была самая невинная – О новой русской детской книге 2 . Ни разу слова «советская», и равняла я современную по своему детству, т. е. противуставляла эпоху эпохе. Политики – никакой. Нино – имела неосторожность упомянуть и «нашу» (эмигрантскую) детскую литературу, привести несколько перлов, вроде: В стране, где жарко греет солнце, В лесу дремучем жил дикарь. Однажды около оконца Нашел он чашку, феи дар. Дикарь не оценил подарка: Неблагодарен был, жесток. И часто чашке было жарко: Вливал в нее он кипяток. А черный мальчик дикаря Всегда свиреп, сердит и зол – Он, ЛОЖКУ БЕДНУЮ МОРЯ, Всегда бросал ее на ПОЛ (NB! ударение) и т. д. – Попутные замечания. – Противуставление русской реальности, верней реализма – этой «фантастике» (ахинее!), лже-фантастики тамбовских «эльфов» – почвенной фантастике народной сказки. И т. д. И – пост-скриптум: «А с новой орфографией, по к<отор>ой напечатаны все эти прекрасные дошкольные книги, советую примириться, ибо: не человек для буквы, а буква для человека, особенно если этот человек – ребенок». И – пространное послание Слонима: и в России-де есть плохие детские книжки (агитка) – раз, он-де Слоним очень любит фей – два. А – невымолвленное ...

Входимость: 1. Размер: 6кб.

Часть текста: оказавшиеся за границей, стояли еще на перепутье и не знали: возвращаться ли им домой, оставаться ли на чужбине? Двери не были еще на запоре, железный занавес еще не опустился: одни литераторы приезжали — большей частью под предлогом лечения — и уезжали обратно, другие обосновывались окончательно за границей. Впрочем, и это «окончательно» сводились в их представлении к сроку, не превышавшему в худшем случае пяти лет. Слово «навсегда» еще не было произнесено. Русские издательства развивали тогда в Берлине кипучую деятельность, которую Виктор Шкловский назвал даже как-то «издательским бешенством матки». Не случайно, конечно, центром издательского дела оказался именно Берлин: это объяснялось галопирующей инфляцией, дешевизной бумаги, дешевизной рабочих рук. Но такими практическими соображениями прикрывался фантастический в сущности характер самой деятельности: книги не пропускались в СССР, читательский же спрос за границей покрывался довольно быстро. Но на складах беспрерывно, неумолимо росли кучи новых книг, писатели продолжали писать, а издатели издавать. На углу двух таких улиц берлинского Вестерна возникло, кажется, в конце 1921 года издательство «Геликон», во главе которого стоял Абрам Григорьевич Вишняк. Я только что окончила немецкую школу, когда, заменяя заболевшую секретаршу, на время поступила в «Геликон». В этой угловой светлой лавочке мне привелось познакомиться (летом 1922 года) с русской литературой на чужбине: сюда приходили Белый и Шкловский, Цветаева и Пастернак, Ремизов, Гершензон, Эренбург и еще много народа поменьше, — особенно из начинающих поэтов. Из других посетителей «Геликона» хочется особенно отметить Марину Цветаеву. Молодая, с гладкими стриженными волосами и челкой на лбу,...

Входимость: 1. Размер: 4кб.

Часть текста: против (в частности, против всех клише), и все это преображать в слова. Она была очень своенравна, «révoltée» (бурнтарка), не во имя какой-нибудь там революции, а потому что не хотела быть как все. Поэтому она и была антиобщественна. У нее был пафос страдания, но не отчаяния, а страдания, потому что она — поэт. Она согласна страдать и умереть за правду, но определить эту правду невозможно. Отсюда постоянная тема самосожжения и лейтмотив костра. Она была горда (пресловутая Маринина гордость), горда потому, что — поэт. Слово поэт для нее — все. Но она не говорила, что поэт от Бога или что поэт выше всего этого. Она часто говорила, что поэт — обреченный, она чувствовала свою связь с большими поэтами: Пушкиным, Лермонтовым, Есениным, Маяковским, но сознавала, что судьба их трагична. Сама потом понесла такой же крест! Поэт должен гибнуть от общества, и от преследований общества она испытывала удовлетворение: «Меня грызут, но это нормально, ведь я же поэт, а поэтов ненавидят и преследуют». И эта непреклонность у нее осталась до конца. В этой жажде самосожжения проявляется русская хлыстовская стихия. Подсознательное желание быть жертвой. Для чего? Этого она не открыла, но на это она положила свою жизнь. О смерти она говорила часто, но не серьезно. Это было в моде. Я ей говорил о ее стихотворении «Настанет день, печальный говорят…»: «Марина, ведь это же не серьезно!» Она мне говорила в ответ:...

Входимость: 1. Размер: 44кб.

Часть текста: о Марине Цветаевой Николай Еленев [22] КЕМ БЫЛА МАРИНА ЦВЕТАЕВА? Мы никогда не удовлетворены портретом кого бы то ни было, кого мы знаем лично. Гёте Время наивных убеждений, что портрет — как в области изобразительного искусства, так и в словесности — может обладать природой неоспоримой данности, давно минуло. Проблематика портрета как такового сложна и до сих пор мало разработана. Онтологически она настолько огромна, а исторически разнородна, что ее полярные пределы могут выражаться начиная от метафизического умысла и попыток художника, писателя или мемуариста и кончая чисто формалистической игрой, которая по своему существу является лишь видом декоративизма. Моим кратким воспоминаниям о Марине Цветаевой присуща задача только наброска, и, разумеется, его схожесть и сходство относительны. Живая человеческая личность, исключительная духовная особь, какою являлась Цветаева, была едина и одновременно многолика, противоречива и неповторима. Для внешнего представления, понимания и воссоздания духовного существа Марины потребовался бы длинный ряд портретов, причем принадлежащих разным художникам или просто свидетелям. Этой иконографии как совокупности или только показаний нет и, по-видимому, никогда уже не будет. Историко-литературные очерки, посвященные писательнице (вернее — заметки), немногочисленны. Осведомленность писавших их ограниченна. ПОД СЕНЬЮ СКАЗОЧНЫХ КОНЕЙ Два коня в ряду стоят, Молодые, вороные, Вьются гривы золотые… П. Ершов, «Конек-Горбунок» На Страстном бульваре старый дворянский особняк был перестроен и обращен в Камерный театр. Неуютный, неуклюжий в смысле зодческом, но все же театр. А Я. Таиров, с ловкостью, присущей ...

Входимость: 1. Размер: 4кб.

Часть текста: пустынными путями к обманчивой прохладе воображаемых источников поведет их лукавое марево и вернет ли их опять к тому ключу, который их вспоил? Я слишком ценю этих поэтов для того, чтобы заподозрить их в пустом гурманстве: Пастернак не причуда их вкуса, а страшное и, кто знает, быть может, роковое искушение. Конечно, ни Мандельштам, ни Цветаева не могли попросту «заняться отражением современности», — им слишком ведома другая игра, но ими владеет тот же импульс, то же эпидемическое беспокойство о несоответствии искусства с сегодняшним днем. Их пугает одиночество, подле Пастернака им кажется надежнее, и они всем своим существом жмутся к Пастернаку. <…> Примечания Русский современник (Москва—Ленинград). 1924. Кн. 1. С. 311. Парнок (настоящая фамилия — Парнах) Софья Яковлевна (1885–1933) — поэт, переводчик, критик. В 1913–17 гг. она была постоянным сотрудником ж. «Северные записки», где помещала не только стихи и прозу, но и критические статьи. В 20-е гг. приняла участие в создании кооперативного издательства «Узел», а также работала в ж. К. И. Чуковского «Русский современник». С Софьей Парнок М. Цветаеву связывала пылкая дружба-любовь 1914–15 гг., от которой нам остались стихотворный цикл «Подруга» и стихотворение «В оны дни ты мне была, как мать…» М. Цветаевой и стихи С. Парнок «Следила ты за играми мальчишек…», «Смотрят снова глазами незрячими…» О взаимоотношениях поэтов см. в кн.: Полякова С. Закатные оны дни: Цветаева и...

Входимость: 1. Размер: 5кб.

Часть текста: «На Красном Коне», такая же скупая, трудная и вдохновенная, — песня закованного в тяжкую, мучимую плоть Дуxа о вечной свободе. Сей страшен союз. — В черноте рва Лежу, — а Восxод светел. О кто невесомых моих два Крыла за плечом — Взвесил. Немой соглядатай Живыx бурь — Лежу — и слежу Тени. Доколе меня Не умчит в лазурь На красном коне — Мой Гений! Марина Цветаева кровью и духом связана с нашими днями. Она жила на студеном чердаке с маленькой дочерью, топила печь книгами, воистину, как в песне «сухою корочкой питалась» [164] и с высоты чердака следила страшный и тяжкий путь Революции. Она осталась мужественна и сурова до конца, не обольстилась и не разочаровалась, она лишь прожила за эти годы — сто мудрых лет. И вот скупые строки — ее разжатые губы — говорят: Башенный бой Где-то в Кремле. Где на земле, Где — Крепость моя, Кротость моя, Доблесть моя, Святость моя. Башенный бой. Брошенный бой. Где на земле — Мой Дом. Мой — сон, Мой — смех, Мой — свет, Узкиx подошв — след. ……………………… И далее: Уроненные так давно Вздымаю руки. В пустое, черное окно Пустые руки. Бросаю в полуночный бой Часов, — домой Xочу! ……………………………. Да, да, — она уже давно поняла: Я знаю, я знаю, Что прелесть земная, Что эта резная Прелестная чаша — Не более наша, Чем воздух, Чем звезды, Чем гнезда, Повисшие в зорях… Марина Цветаева поэт нашей эпохи (как принято теперь говорить). Она — честна, беспощадна к себе, сурова к словам. Ее не обольстить ни лютиками, ни хризантемами. Она поняла и слышит, что — Все небо в грохоте Орлиных крыл… [165] Книга «Разлука» издана превосходно, как и все издания «Геликона». [166] Примечания Накануне: Литературное приложение...

Входимость: 1. Размер: 86кб.

Часть текста: споры, спорил и сам читал, сквозь стихотворный чад — в какую бы сторону ни смотрел! — видел писанные на стенах лики поэтов Брюсова, Кириллова, Бальмонта, чьи-то еще. На эстраде Вадим Шершеневич читал стихи из книги «Лошадь, как лошадь», а огромный (Портос из «Трех мушкетеров»!) Арго, с шарфом на шее, в невообразимо широкой блузе, с узловатой палкой в руках, стоял в кулисах и неутомимо острил. В втором зале (в него надо было взойти по двум ступенькам) за столиком у стены, спиной к эстрадному залу, в обществе дамы сидел Маяковский. Ему прислуживал сам хозяин буфета «папа Ройзман». Рукопись стихов Валерия Брюсова, посвященных «папе Ройзману» в рамке под стеклом висела над столиком, за которым ужинал Маяковский. Моим первым «приютодавцем» был поэт Николай Адуев. Он жил неподалеку от кафе — на Большой Дмитровке. В своей маленькой комнате он устроил меня на сдвинутых стульях, покрыв их сплющенным в блин матрацем. Адуев ужаснулся и посочувствовал, узнав, что я еще не читал «Первого свидания» Андрея Белого, — раскрыл книжку-новинку и вслух прочитал всю поэму. Уснули мы только под утро, осчастливленные стихами. В другой раз какой-то красноармеец, любитель поэзии, завсегдатай кафе «Домино», дал мне приют в своей казарме. Сидя на казарменной койке, угощал меня остывшей пшенной кашей из котелка и тоже читал стихи. Каждовечерне я приходил в кафе...

Входимость: 1. Размер: 4кб.

Часть текста: Дорогая Саломея! Не люблю закрыток, но сейчас под рукой нет ни бумаги, ни конвертов, а хочется написать с утра. Приехал Мирский. Приехал Карсавин. Последний на днях справляет серебряную свадьбу. Газета стала выходить раз в две недели 1 , и С<ергей> Я<ковлевич> чуть-чуть поправился. Мы еще никуда не едем, – есть предложение из-под Гренобля. Пустой дом в лесу за 100 фр<анков> в месяц, в получасе от всякого жилья, глубоко-одинокий, очевидно проклятый какой-то, ибо даже хозяин не живет. Мрачно и – невозможно: есть погреба и амбары, но нет стульев, не говоря уже о кроватях. Покупать негде, а я без папирос бешусь. А лечим пока что – на вечеровые деньги – с Алей… зубы. Холод и дожди тоже не располагают к отдыху. Была на Дягилеве, в Блудном сыне несколько умных жестов 2 , напоминающих стихи (мне – мои же): превращение плаща в парус 3 и этим – бражников в гребцов. – Куда из Лондона? Сообщите мне, пожалуйста, адрес Ани Калин 4 , хочется ей написать. Целую нежно. Иждивению, как всегда, буду рада. Привет А<лександру> Я<ковлевичу>. МЦ....

Поиск по творчеству и критикеCлово "1896"

Поиск по творчеству и критике
Cлово "1896"