Марина Цветаева: Поиск по текстам произведений автора и критике. Cлово "1891". Классическая русская литература.

Примерный текст на первых найденных страницах

Входимость: 4. Размер: 35кб.

Часть текста: - брат тебе и судья. Ты был царем, но кораблекрушение или прихоть загнали тебя голого на голый остров, где только две руки. Твой пурпур остался в море. Два вопроса: сумеешь ли ты и без пурпура быть царем (и без стиха быть поэтом)? Сумеешь ли ты им - царем или поэтом - не быть? Есть ли поэт (царственность) - неотъемлемость, есть ли поэт в тебе - суть? Поклонюсь ли тебе - голому? Поэзия язык богов! Этого никто не повторил, это мы все сказали, каждый заново. Девочка трех лет, услыхав впервые живого поэта, спросила мать: "Это Бог говорит?" Девочка ничего не понимала, а поэт не пел. Поэт говорил, но по-другому, и это по- другому (как) заставило девочку молчать. Девочка признала божество. От Державина до Маяковского (а не плохое соседство!) - поэзия - язык богов. Боги не говорят, за них говорят поэты. Есть в стихах, кроме всего (а его много!), что можно учесть, - неучтимое. Оно-то и есть стихи. Итак, Осип Мандельштам, сбросив пурпур, предстал перед нами как человек: от него отказавшись, поэт - человек как я. Равные данные. Победи меня одним собою. Осип Мандельштам. Шум времени. - Книга открылась на "Бармы закона" и взгляд, притянутый заглавной буквой, упал на слова: полковник Цыгальский. Полковник Цыгальский? Я знаю полковника Цыгальского. Ничего не встает. Но я знаю полковника Цыгальского. Первому взгляду откликнулся первый слух. "Полковник Цыгальский нянчил сестру, слабоумную и плачущую, и больного орла, жалкого, слепого, с перебитыми лапами, - орла добровольческой армии. В одном углу его жилища как бы незримо копошился под...

Входимость: 3. Размер: 4кб.

Часть текста: московских поэтесс ушиблены метафорой. Это бедные Изиды, обреченные на вечные поиски куда-то затерявшейся второй части поэтического сравнения, долженствующей вернуть поэтическому образу, Озирису, свое первоначальное единство. Адалис [150] и Марина Цветаева пророчицы, сюда же и София Парнок. Пророчество как домашнее рукоделие. В то время как приподнятость тона мужской поэзии, нестерпимая трескучая риторика, уступила место нормальному использованию голосовых средств, женская поэзия продолжает вибрировать на самых высоких нотах, оскорбляя слух, историческое, поэтическое чутье. Безвкусица и историческая фальшь стихов Марины Цветаевой о России — лженародных и лжемосковских — неизмеримо ниже стихов Адалис, чей голос подчас достигает мужской силы и правды. <…> Примечания Россия (Москва). 1922. № 2. С. 23. Мандельштам Осип Эмильевич (1891–1938) — поэт, прозаик. Активно печатался в ж. «Аполлон» (стихи, статьи, рецензии), ж. «Гиперборей». В 20-е гг. сотрудничал в ж. «Россия». С О. Мандельштамом М. Цветаева познакомилась в 1915 г. Дружескими встречами, пожалуй, их отношения назвать нельзя. Поэтическое творчество Мандельштама Цветаева ценила очень высоко, в то время как он к ее поэзии относился предвзято. Ему адресованы очерк «История одного посвящения» и ряд стихотворений, а также критический разбор «Шума времени» под названием «Мой ответ Осипу Мандельштаму». Цветаевой он посвятил стихи «В разноголосице девического хора…», «На розвальнях, уложенных соломой…», «Не веря воскресенья чуду…» 148. Потебня Александр Афанасьевич (1835–1891) — украинский и русский филолог-славист. Разрабатывал вопросы словесности (природа...

Входимость: 2. Размер: 16кб.

Часть текста: года Цветаева завершила свои записи о поэте - последний долг перед умершим. "Мертвые - беззащитны", - говорила Цветаева. Ее записи о Валерии Брюсове, обращенные к эмигрантскому читателю, явили собою акт защиты памяти поэта, его навсегда ушедших "трудов и дней" - от недоброжелательства и дурного любопытства, от посмертного оболгания. Свою главную задачу она видела в гом, чтобы "заставить друзей - задуматься" над судьбой и личностью поэта, человека уникальных, энциклопедических знаний и феноменальной трудоспособности. Лишь поняв эту главную задачу Цветаевой, можно верно осмыслить ее воспоминания о Брюсове, в которых ощутимы одновременно и уважение, и ирония, и неизбежная субъективность, и высочайшая объективная справедливость, - слоном, сплав того, что именуют обычно "любовью-враждой" и в чем сама Цветаева чистосердечно признается: "Брюсова я, под искренним видом ненависти, просто любила, только в этом виде любви (оттолкновения) сильнее чем любила бы его в ее простом виде - притяжении". Описывая историю создания очерка, Цветаева сообщала А. А. Тесковой в письме от 9 сентября 1925 г.: "Вышло, как всегда, впятеро длинней, чем думала, вместо анекдотических записей о Брюсове-человеке - оценка его поэтической и человеческой фигуры с множеством сопутствующих мыслей. Любопытно, как Вам понравится. Задача была трудная: вопреки отталкиванию, которое он мне (не одной мне) внушал, дать идею его своеобразного величия. Судить, не осудив, хотя приговор - казалось - готов. Писала, увы, без источников, цитаты из памяти. Но. м. б., лучше, - мог бы выйти целый том ..." (Цветаева М. Письма к Анне Тесковой. Прага: Academia, 1969, с. 32). Эпиграф - из стихотворения К. Бальмонта "Я не знаю, что такое -презрение...". "Огненный ангел" (1907-1908) - историческая повесть из жизни Германии XVI в. Рената - героиня повести, погибает, осужденная инквизицией за колдовство. Герцык Аделаида Казимировна, в замужестве Жуковская (1874-...

Входимость: 2. Размер: 33кб.

Часть текста: Рейнеке? Рейнеке - так звучал для нее Райнер Мария Рильке. Ибо такие маленькие дети еще не чувствуют пауз. * Я хочу написать тебе о Вандее, моей героической французской родине (в каждой стране и в каждом столетии есть хотя бы одна). Я здесь ради имени. Швейцария не впускает русских. Но горы должны расколоться и впустить нас - меня и Бориса - к тебе. Я верю в горы (эта строчка - узнаешь ли ты ее?). Моя переделка ничего не меняет, ибо горы и ночи рифмуются. * Теперь самое последнее ("она не может закончить"). Вот записная книжка для тебя - из Праги - твоего родного города - к счастью, я в ней еще не писала: слишком красивая для меня, недостаточно красивая для тебя - ибо я спартанец (тот, с лисенком!) - а ты афинец - один из обитателей мифических Афин, нет: ты один из тех, кто стоит над Афинами и Спартой и Троей (нем.).] * (NB! Письмо было гораздо лучше, это - записи к нему, на берегу... Но так - хоть это не пропадет. Ванв, 10-го мая 1938 г.) * На той же стр<анице> блок-нота - текст синим, цифры красным: Мамины чулки коричневые: 1 дырка средняя - 10 с<антимов> 1 дырка маленьк<ая> - 5 с. 1 дырка средняя - 10 с. " " " " - 10 с. " " " " - 10 с. 45 с. Муркин фартук голубой: 1...

Входимость: 2. Размер: 5кб.

Часть текста: за колдовские проделки и грязную связь со Змеем Горыничем, все исторические русские Марины были — либо превредные существа, либо им ужасно не везло в жизни. А некоторым выпали на долю оба эти жребия. Наиболее яркий пример: Марина Мнишек, неудачная русская царица, супруга злополучного Дмитрия Первого, а потом — черт его знает, кто он был, — самозванца, назначенного в Дмитрии из Польши Сапегою и Рожинским. <…> В литературе Марине классически не везет. Написал Болеслав Маркевич [433] «Марину из Алого Рога». Повесть вышла плохая, а нашумела много, потому что ни критика, ни публика не могли разобрать определенно: что это — панегирик популярному человеку (поэту гр. А. К. Толстому) или памфлет на него? А в общем, пахло обсахаренным пасквилем. Написал Лев Толстой добродетельную Марину во «Власти Тьмы». Вышла — самая бледная, скучная и наименее правдоподобная из всех фигур знаменитой драмы. А теперь — Марина Цветаева стихи пишет. Ну, разве не рок?! Примечания Литературное приложение к газете «За свободу!» (Варшава). 1927. № 29, 6 февраля. С. 5. Амфитеатров Александр Валентинович (1862–1938) — прозаик, драматург, литературный, театральный и музыкальный критик. Началом своей профессиональной журналистской деятельности сам Амфитеатров считал работу в тифлисской газете «Новое обозрение» (1889–1891). В 1891–99 г. он являлся постоянным фельетонистом газ. «Новое...

Входимость: 2. Размер: 96кб.

Часть текста: горечи, мнимого безразличия и глубочайшего возмущения. — Чтобы понять всю необычайность для меня этого чувства, нужно было бы знать меня — лично — до 30-го сентября 1913 г. Ялта, 30-го сентября 1913 г., понедельник. Аля — Ариадна Эфрон — родилась 5-го сентября 1912 г. в половину шестого утра, под звон колоколов. Девочка! — Царица бала, Или схимница, — Бог весть! — Сколько времени? — Светало. Кто-то мне ответил: — Шесть. Чтобы тихая в печали, Чтобы нежная росла, — Девочку мою встречали Ранние колокола. Я назвала ее Ариадной, вопреки Сереже, который любит русские имена, папе, который любит имена простые («Ну, Катя, ну. Маша, — это я понимаю! А зачем Ариадна?»), друзьям, которые находят, что это «салонно». Семи лет от роду я написала драму, где героиню звали Антрилией. — От Антрилии до Ариадны, — Назвала от романтизма и высокомерия, которые руководят всей моей жизнью. — Ариадна. — Ведь это ответственно! — — Именно потому. — Алиной главной, настоящей и последней кормилицей (у нее их было пять) — была Груша, 20-тилетняя красивая крестьянка Рязанской губ‹ернии›, замужняя, разошедшаяся с мужем. Круглое лицо, ослепительные сияющие зеленые деревенские глаза, прямой нос, сверкающая улыбка, золотистые две косы, — веселье, задор, лукавство, — Ева! И безумная, бессмысленная, безудержная — первородная — ложь. Обокрав весной весь дом и оставленная мной в кормилицах, она, приехав в ...

Входимость: 1. Размер: 42кб.

Часть текста: непознанным, мистическим. Если построить метафору в русле компьютерных аналогий, то набор программ в системе «Поэт» (или «Творец») особенный, индивидуальный, и, кроме того, находятся эти программы в неконтролируемом разумом взаимодействии. Кто и как руководит ими — не стоит гадать. Процесс творчества, да и формирования самого мироощущения творца, представляет собой фантастически сложное сочетание программ разного уровня, исследующих как пласты вселенского масштаба, так и пылинки микрокосмоса. Личность поэта грандиозна и неизбежно деформирована, то есть является отклонением от усредненной нормы. Иной процесс восприятия информации, иной способ обработки, и главное — непременная устремленность к результату — получению преобразованной картины мира в виде сгустка поэтического текста. Поэт — инородец среди непоэтов, его устройство инако: «безмерность в мире мер». Но безмерность разная — разнонаполненная. Поэтический дар Цветаевой особого рода — это не бальзамические струи, врачующие раны, не уравновешенное, вдумчивое философствование. Маринин творческий арсенал взрывоопасен. Ее игры со стихиями страстей готовы уничтожить саму Марину, разнести все в клочья, заставляя потом с воем зализывать раны. Ради чего? Ради красного от крови словца — ради этого самого «воя», сублимированного в поэтической форме. Создаваемая внутри поэтовой души катастрофа необходима для остроты ощущения, для балансирования на самой кромке бытия-небытия. Какой-то частью сознания она осознает уникальность происходящих в ней процессов и как наблюдатель-естествоиспытатель торопится фиксировать результаты опыта во всей его. Цветаева работает на износ, не щадит никого и прежде всего саму себя, она не рассказывает свои истории, она предпочитает кричать, срывающимся, надорванным голосом. Мы впитываем эту квинтэссенцию мира, частенько не разбирая на детали, не расшифровывая ...

Входимость: 1. Размер: 17кб.

Часть текста: и тут же, под ударом, не дождавшись Сережиного возвращения, пишу вам. «Среди ближайших сотрудников в редакции Верст есть евреи…» Тут кончается ваше письмо и начинается мое. Когда редактора – счетом три и имена их: Сувчинский, Святополк-Мирский и Эфрон, ссылка на редакторов-евреев естественно относится к последнему. Итак: Сергей Яковлевич Эфрон – довожу до вашего сведения – Сергей Яковлевич Эфрон родился в Москве 2 , в собственном доме Дурново. Гагаринский пер<еулок> (приход Власия). Отец – Яков Константинович Эфрон, православный, в молодости народоволец 3 . Мать – Елисавета Петровна Дурново 4 . Дед – Петр Аполлонович Дурново, в молодости гвардейский офицер, изображенный с Государем Николаем I, Наследником Цесаревичем и еще двумя офицерами (один из них – Ланской) 5 на именной гравюре, целой и поныне. В старости – церковный староста церкви Власия. Мой муж – его единственный внук 6 . Детство: русская няня, дворянский дом, обрядность 7 . Отрочество: московская гимназия, русская среда. Юность: женитьба на мне, университет, военная служба, Октябрь, Добровольчество. Ныне – евразийство 8 . Если сына русской матери и православных родителей, рожденного в православии, звать евреем – 1) то чего же стоят и русская мать и православие? – 2) то как же мы назовем сына еврейских родителей, рожденного в еврействе – тоже евреем? Ходасевич, говорящий об одном из редакторов, носящем фамилию Эфрон, был… точнее. Делая С<ергея> Я<ковлевича> евреем, вы оба должны сделать Сувчинского 9 – поляком, Ходасевича – поляком 10 , Блока...

Входимость: 1. Размер: 5кб.

Часть текста: Юлиан, великий маленький музыкант, сын Александра Скрябина, утонул в днепровском омуте 1 , никто не слышал ни единого звука, хотя от других его отделял лишь поросший кустарником островок – величиною с мою ладонь, – и его учительница музыки, пианистка Надежда Голубовская 2 , говорила мне позже, что Юлиан просто не умел кричать – она хорошо знала мальчика. Так было бы и со мной, не имей я близких, что делают нас другими (ими!), – потому-то у Р<ильке> и не было никаких «близких». Очень просто: люди, помогавшие мне все 5 лет моей парижской жизни – подававшие мне, – устали и ничего не дают. – «К сожалению, я больше не в состоянии…» и т. п. Что мне остается? – «Спасибо за то, что было» и – молчанье. Мои, как говорится, – «проблемы». Ничего не имею, кроме моих рук и моих тетрадей. Вся моя работа последних трех лет («Перекоп» – большая поэма о войне русских с русскими; «Молодец» – другое) – лежит. Сейчас не время для больших поэм. Дайте нам лучше что-нибудь «лирическое» и не длиннее, чем шестнадцать строк (то есть – 16 франков). А о французском «Молодце» – лишь одна присказка: «Слишком ново, непривычно, вне всякой традиции, даже и не сюрреализм» (NB! от коего меня – Господи упаси!)....

Входимость: 1. Размер: 6кб.

Часть текста: поет паренек, буйные песни любит он — о Калужской, о Стеньке Разине, о разгуле родном. [128] Барышня же предпочитает графиню де Ноай и знамена Вандеи. В одном стихотворении Марина Цветаева говорит о двух своих бабках — о простой, родной, кормящей сынков бурсаков, и о другой — о польской панне, белоручке. [129] Две крови. Одна Марина. Только и делала она, что пела Стеньку-разбойника, а увидев в марте семнадцатого солдатиков, закрыла ставни и заплакала: «ох, ты моя барская, моя царская тоска!» [130] Идеи, кажется, пришли от панны: это трогательное романтическое староверство, гербы, величества, искренняя поза Андре Шенье, во что бы то ни стало. Зато от бабки родной — душа, не слова, а голос. Сколько буйства, разгула, бесшабашности вложено в соболезнования о гибели «державы»! Я давно разучился интересоваться тем, что именно говорят люди, меня увлекает лишь то, как они это скучное «что» произносят. Слушая стихи Цветаевой, я различаю песни вольницы понизовой, а не окрик блюстительницы гармонии. Эти исступленные возгласы скорей дойдут до сумасшедших полуночников парижских клубов, нежели до брюзжащих маркизов Кобленцского маринада. [131] Гораздо легче понять Цветаеву, забыв о злободневном и всматриваясь в ее неуступчивый лоб, вслушиваясь в дерзкий гордый голос. Где-то признается она, что любит смеяться, когда смеяться нельзя. [132] Это «нельзя», запрет, канон, барьер являются живыми токами поэзии своеволия. Вступив впервые в чинный сонм российских пиитов, или точнее, в члены почтенного «общества свободной эстетики», [133] она сразу разглядела, чего нельзя было делать — посягать на непогрешимость Валерия Брюсова, и тотчас же посягнула, ничуть не...

Поиск по творчеству и критикеCлово "1891"

Поиск по творчеству и критике
Cлово "1891"