Не вспоминаю о НН.— днями. Если он, действительно, всё это сделал (торг с Сережиными книгами, отношение к Але, наглость последнего разговора) — чтобы оттолкнуть меня, удивляюсь отсутствию в нем меры, хватило бы и десятой доли!
Но, подумав, неожиданно заключаю: .. чтобы оттолкнуть меня,— преклоняюсь перед его чувством меры: в большее я бы не поверила, меньшим бы он меня не оттолкнул!
___
10-го ст. июня 1920 г.
— «Мужские обеты и женские слезы»…
___
«Я буду любить тебя всё лето»,— это звучит куда убедительней, чем «всю жизнь» и —главное — куда дольше!
___
Что я умела в жизни? — давать! давать! давать! чего не умела в жизни? — продавать! продавать! продавать!
___
Смерть страшно близко,— как-то всё время в нее попадаешь. (Как раньше — в Любовь!)
___
Разговор с Алей:
— М<арина>! Хорошо, что Вы не судья! Целая толпа преступников и Вы всё время: «Вы украли? — идите», «Вы убили,— идите»… и они бы всё уходили, уходили. Вы бы наконец подняли глаза: от целой огромной толпы — ни человека, только Вы и портрет какого-н<и>б<удь> главного на стене!»
— «Аля, что бы ты сделала с человеком, к<отор>ый зарезал: бабушку, дедушку, мать, отца, няньку и всех маленьких детей?» Она, ни секунды не задумываясь:
— «Посадила бы в сумасшедший дом!»
— <А если бы он тебе ясно объяснил, что детей он убил, чтобы лотом на суде не проговорились,— ведь дети непременно проговорятся, они же не умеют держать слова! — Ну, словом, он бы тебе доказал, что убивал он в полном рассудке и твердой памяти. Зарезал, п<отому> ч<то> хотел взять деньги. Грабеж — как цель, а как средство — убийство…»
— «Я бы всё-таки посадила его в сумасшедший дом. Только для сумасшедшего деньги дороже чужой жизни.— М<арина>! Правда, так хорошо: щедрым на свою жизнь и скупым на чужую?»
<альмон>тов: <не дописано.>
___
О, мои бедные книжки! Наполеоновская эпопея — и все любимые немецкие — Jean Paul, Kleist, Hoffmansthal — и все детские — мои и Алины! — Но <не дописано.>
___
Море,— это гамак, качели, люлька, оно кругло, потому не огромно.
А река — стрела, пущенная в бесконечность.
Большая дорога.
— неподвижность.
Река — движение.
Река точно пловец, раздвигающий плечами, конь, раздвигающий грудью берега. Река — движением — создает себя. Она точно не успевает уйти в дно, п<отому> ч<то> движется.
___
11-го июня 1920 г.— русск<ого>
Мне жалко своей головы — забитой, задурённой целым днем ожесточенной разборки книг.
— название — год — издательство — количество стр.— , — но это уже вторичная разборка — первая по языку, потом еще: детские от взрослых.
Всюду груды — кипы — стопки — горы, и ежеминутные обвалы — и еще: 2 т<ом> — где 1?ый? — 1?ый где-то — отрываюсь, ищу, всюду условные знаки,— так, целый день, и остановиться нельзя, п<отому> ч<то> чувство: теряешь время!
— 0! —
Аля весьдень с Миррой и Марой (Скрябиной),— с каждым днем все ребячливее, невоспитаннее, уличнее,— толкается, дразнится, играет в лоскутки,— всё как все дети. Очень хорошо для ее здоровья — да.—
Что я могу сказать об Але? — М<ожет> б<ыть> я ее плохо знаю.
— одна, с другими —другая.
Я и она в 7 л.
Я: страстная любовь к чтению и писанию, равнодушие к играм, любовь к чужим, равнодушие к своим, вспыльчивость, переходящая в ярость, непомерное самолюбие, рыцарство, ранняя любовная любовность, дикость, равнодушие к боли, сдержанность и смущенность в ласке,— всё добром, ничего злом! — строптивость, отпор, упор,— растроганность до слез собственным пением — словом — интонацией — нелюбовь и презрение к грудным детям,— желание потеряться, пропасть, полнейшее отсутствие непосредственности; играла для других, когда глядят, упивание горем (tant pis —tant mieux!),{чем хуже — тем лучше! (фр.)} ожесточенное упрямство (никогда — зря!) — сломишь, а не согнешь! — природная правдивость при отсутствии страха Божьего. (Богу меня начался только с 11ти лет, да и то не Бог,— Христос,— после Наполеона!) — вообще отсутствие Бога,— полуверие, недуманье о нем, любовь к природе — болезненная, с тоской, с наперед-расставанием, каждая березка — как гувернантка, к<отор>ая уйдет.— Мальчишество.— Конскость.—
Вся — углами, остриями.
Аля: Уступчивость, водность всего существа. Полнейшая непосредственность: абсолютно не позирует. Себе не нравится и собой мало занята. Я была даровитым ребенком — есть детские тетрадки — она гениальный. Живет, плывя. Полное непротивление. Щедрость — отчасти от равнодушия. Дар слова уже сейчас равный дару души. Отмечание тончайшего. В сложнейшем — дома. Слабость — трусость — медленность — вот уж не героиня в боли! — думаю от угрозы может предать. Не любит детей и игр не по призванию, а потому что первые бьют, вторые не даются. Посади ее в любую настоящую семью — она будет счастлива. Внучка — для бабушки, как я — дочь для отца, хотевшего и ждавшего сына.
— Lieblingskind {любимица (нем.)}, так и вижу ее, отраженную в зеркальном паркете какого-н<и>б<удь> знатного дома.
Легкая ласковость, щедрость на ласку, и не любя целует много — в ответ, из деликатности,— ни одной мужественной добродетели, ни искры мальчишества. Исключительная любовь к природе. Сосредоточенность на мне, служение мне <не дописано.>
Острейшее чувство оценки и иронии (— то, что дочиста отсутствовало во мне лет до 10?ти). понимание наружности, часто — отношение по наружности, и не по красоте или не красоте, а по особенности: так, Вячеслав и Бальмонт для нее красивы.
Веселость на людях, уменье невинно радоваться, уверенность в себе, как итог не думанья о себе, при гениальности — разумность (м<ожет> б<ыть> от физ<ической> трусости).— Думает обо всем, кроме себя.— Не я, а Мир.—
Терпеливость, незлобливость. Сияющая восторженность (у меня в детстве — мрачная.)
— гармония — отрешенность какая-то,— довременность.
— А главное — главное — главное — искусство любить, le genie de 1’amour. {гений любви (фр.).}
— «Я себя чувствую так, точно у Вас жар» — ведь это то же самое, что y Mme de Sevigne: —«J’ai mal a Votre poitrine» {Г-жи де Севинье: «Мне больно у Вас в груди» (фр.).},— вся разница в том, что Г-жа де Севинье знала, что говорит, Аля — нет.
___
О ней многие думают: монашка,— безответная,— не от мира сего. Я бы сказала: от мира всего!
И не монашка — о нет, вообще как-то вне Бога, упор не в Боге (как у меня),— грех передо мной — да, перед Богом — нет. И крестится на церковь так же: героически, восторженно, почти вызывающе.
— вот вам Жанна д’Арк!
Меч действия + ее всевидящие глаза.
___
ОТЪЕЗД Б<АЛЬМОН>ТОВ: второй — удачный.
Темная загроможденная комната. Мечущаяся Елена. Почти мертвый Бальмонт. Лихорадочная, сияющая Мирра. Грустный Сандро. Вера Зайцева; плачет и смеется (люблю ее!), Б. Зайцев молчит (равнодушна). Брат Елены выносит сундуки и мешки. Аля льнет к Б<альмон>ту. На столе тысяча коробочек из под англ<инских> папирос (общая у нас страсть с Б<альмон>том.) Б<альмон>т угощает папиросами.— Сижу на окне, как всегда скромная и боящаяся быть замеченной. Отсидев свое, спрыгиваю, помогаю К<онстантину> К<онстантино>вичу вытаскивать вещи,— последняя минута моей деятельной любви! —
Оправляю на Мирре платье, закалываю булавочкой.— «Марина!» — это Елена говорит — «вот для Али платьице, я дам дворничихе выстирать. А полотняные тряпки Вам нужны?» — «О, спасибо, Еленочка, обожаю тряпки.» — «У меня их множество. А шапочка Але нужна?»— «Очень! Я так люблю шапочки!» — Красная вязаная, немножко военная (вроде shaco {правильно: scbako (фр.) — кивер.}),— очарование.— «И морской костюмчик есть, — Мирре он мал, чудесный полосатый синий с белым, она носила его (не помню где),— не забудьте, Маринушка, он в комнате у Анны Ник<олаевны>, непременно возьмите!» — Стягивает ремни на двенадцатом чемодане,— не стягивается,— стягиваю— стягивается. Б<альмон>т рассказывает историю — вслушиваюсь — последняя! Брат Елены: — «А когда Вы кончите, К<онстантин> Д<митриевич>, надо будет трогаться».
<альмон>т с Еленой в Алекс<андровском> саду находят сумочку. За ними трое, к<отор>ые тоже очевидно собирались ее найти, но с другими целями, ибо «в краях глаз у них была пляска»…
<0дна страница не заполнена.>
___
<Дата не вписана>, четверг.
Уединение и Одиночество.
(додумав, определить.)
___
А может быть:
Женщина, говоря, что играет — серьезна, мужчина, говоря, что серьезен — играет.
Женщина играет во всё, кроме любви.
Мужчина — наоборот.
___
— сметает как метлой.
___
Быстро — быстро — быстро — ни пером ни мыслью не угонюсь —думаю о смерти.
Рана: маленькая дырочка, через которую уходит — Жизнь.
Смерть для меня будет освобождением от избытка, вряд ли удастся умереть совсем.
Я, более чем кто-либо достойна умереть через кровь (ein Blutstrahl!),{поток крови! (нем.)} с грустью думаю о том, что неизбежно умру в петле.
— ведь это Стенька Разин, лев в клетке! Как она, наверное радуется — как ринется, как рванется в маленькое отверстие пули или ножа!
Христос не подумал о том, что такое для женщины — его учение, для молодой женшины, для отрекшейся женщины!
___
Где мне взять гордыню отказа, как не в непреложной уверенности, что я просящему — не нужна.
Где мне взять эту непреложную уверенность?
___
Самосохранение — в чем оно у меня?
— равнодушные — дела, не говоря уже о бессоннице и голове, которые меня восхищают от земли!
Так. не жалея себя никогда — ни на что — просто инстинкта нет! — откуда и каким чудом я добуду себе голос, которым говорят: нет.
___
М<ожет> б<ыть> — если бы близкая любовь меня больше радовала — я бы и сумела в ней отказать,— если бы мне самой пришлось отказываться.
Но этого нет — как нет и отвращения — и:
— Cа lui fait tant de plaisir — et a moi si peu de peine!{Это доставляет ему столько удовольствия — а мне так мало огорчения! (фр.) }
— les moments se suivent — les amants se suivent et ne se ressemblent pas.{Дни сменяют один другой — минуты сменяют одна другую — возлюбленные сменяют один другого — и все не похожи друг на друга (фр.).}
(Через moments — amants — словесным образом — забавная истина!)
___
Никогда ни с кем не целоваться — понимаю — т. е. не понимаю, но не безнадежно,— но если уж целоваться — под каким предлогом не идти дальше?
Благоразумие? — Низость! Презирала бы себя.
Меньше потом любишь? — Неизвестно, может меньше, может больше.
— Тогда не целуйся.
___
Пишу чудесные стихи, между прочим четверостишия. Есть такие:
Две руки — и пять на каждой
Пальчиков проворных,
И на каждом — перстенечек,
— по два!)
К двум рукам — все пальцы — к ним же
Перстеньки прибавишь —
Не начтешь и пятой доли
Тех, кого любила!
___
— четверостишие, оказ<алось> — восьмистишие.)
___
Плутая по своим же песням
Случайно попадаю в души:
Но я опасная приблуда:
С собою уношу — весь дом!
___
Предупреждаю: не впускайте!
С собою унесу — весь дом!
(Как лучше?)
___
Плутая по своим же песням
Предупреждаю: не жилица!
Еще не выстроен мой дом!
___
Был Вечный Жид за то наказан
Что Бога прогневил отказом.
Кто Богу отказал и тварям
Кто не отказывал — равны.
___
Завтра будет: после-завтра!
ТакЛюбовь считает в первый
— а в час последний: — «Хоть бы
Нынче — было век назад!»
___
В. Д. М<илио>ти
Птичка всё же рвется в рощу,
Как зерном ни угощаем!
—
В грязь родную возвращаю!
___
(Ему — только это!)
___
Ты принес мне горсть рубинов,—
Мне дороже розы уст!
—
За рубли не продаюсь!
___
Ты зовешь меня блудницей,—
Прав,— но малость упустил:
Надо мне, чтобы гость был — <слово не вписано.>
— чтоб не платил.
___
Ты зовешь меня блудницей,—
Слушай, выученик школ:
Надо мне, чтоб гость был вежлив,
Во вторых — чтоб ты ушел.
___
—
Верно, дитятко мое!
Я не нянька,— не привыкла,
Чтоб из носика текло.
___
Решено: играем оба,
— притом — играем разно:
Ты по чести, я плутуя.
Но — при всей игре нечистой —
На смерть заиграюсь — я.
___
Никто, взглянувший, не встречал отказа.—
—
Смеясь давала — и давала сразу:
Так Слава к Байрону пришла.
___
(Это сегодня!)
___
Затем и от Бога
—
Чтоб людям раздавши — (тварь всех одаривши)
Осталось для Бога!
___
(Сейчас)
19-го ст. июня 1920 г.
— Господи, Господи, Господи! — Какое опустошение, какое отвращение к себе, какая тяжесть, какая нерадость ничему! — нежелание ничего!
Бессонная ночь? — Усталость
Перо валится из рук.
— Очевидно — дело не в понимании.
___
Акробаты и я.
<Далее четверть страницы не заполнена.>
Совесть только тогда действ <слово не дописано> — когда она — страсть.
___
— Переводите! Переводите! Переводите!
— Но я хочу — писать!
И вот, вместо того, чтобы переводить пьесу,— пишу пьесу. Можно было бы: вместо того, чтобы писать пьесу —живу — пьесу!
___
(девушка в порту.)
___
Б<альмон>т не потому великий поэт, что он так пишет, а пишет он так потому что он Великий Поэт!
___
Рассказ Б<альмон>та о Vache(Ваш сак!) — Sale vache — полицейский — арест — Vive Ie b?uf! {Корове — Грязная корова — Да здравствует бык! (фр.) }
___
Безответность и безответственность. Вот мой ответ на все — и за всё.
___
Непритязательная достоверность никогда не бывает общим местом.
___
Раскрываю Chateaubriand — и — сразу — с первой строчки; Je suis ne guillotine.{Я родился гильотинированным (фр.).}
Я, восторженно; — О-о!
Читаю: — Je suis ne gentilhomme.{Я родился дворянином (фр.).}
— Разочаровываюсь.—
Отсюда вывод: genlilhomme для меня в цене только, когда он guillotine.
___
«Я Вас люблю» — «Красное солнце» — «черный ворон» —есть очевидно степень непритязательности и простоты, к<отор>ая избавляет слово, присущее всем устам, от становления его — общим местом.
Общее место: прекрасные мечты.
Прекрасное дитя — всегда ново!
___
— готово при рождении. — Ist da {Вот (нем.).}.— Успенский собор на цепях спущен с неба, Кавказ из недр земли встал таким, как есть.
___
Гора — лоб в мироздании.
___Марина Мнишек любила именно Самозванцев, — не Царей!
___
Измена Самозванцу — этого страшней — нет.
___
Ветер — Любовник. (Richelieu!)
___
— «Открывает сердце и входит.» — Мне: — «С Вами не надо говорить, только изредка удостовериться: здесь ли Вы думаете — или уже дальше»…
(Думаете — как читаете!)
___
Из моих стихов — формула:
В час благодатный громовой —
Все горы — братья меж собой!
___
— а все горы уже — сами собой — сравнены!
___
Никогда гора не завидует горе, ибо только горы одни знают, как самой высшей из них — далеко до Бога!
___
ИЮЛЬ 1920 г.
Потом: Царь-Девица и встреча с Б<ебу>товым. Первая написана, вторая — не записана.
___
Некоторые слова ко мне Б<ебуто>ва:
— «Евреи! — Люблю! — А скажите, разорился хоть кто-н<и>б<удь> из них — из-за Вас?!»
___
— «Вам же нельзя верить! Вы сами себя готовы обокрасть, лишь бы <слово не вписано> другого и потом молиться на его богатство!»
___
— «Я никогда не видала такого дурного человека…»
— «А я — такого хорошего!»
___
Частушка Есенина:
Да впала в лень она:
Не вытащит да живота
Да из под Ленина!
___
— «С птичкой берем, с ломиком берем,— с отмычкой не берем!»
— Думские —Советские.— На Кавказе.)
___
Агасфер дома.
(Микобер.— Я.)
___
Когда умирает маленький ребенок, земля обогащается новым скелетом.— Мать и Мир теряют — целый мир.
___
Шкуру в придачу. (Свою и чужую — в любви.) Я не из тех, к<отор>ые подписываются на журнал из-за приложения.
___
— обо мне: Вы — это самый разнообразный Зоологический сад. Кажется — увидел все — и еще столько же.
___
Так, распирая ребра узкие,
Разыгрываясь в высь и в ширь,—
Расти, мое сердечко русское,
Сильномогучий богатырь!
___
— и никто, когда во второй?
___
Я не прошу ни сердечности, ни рыцарства. Мне достаточно, чтобы со мной поступали прилично.
___
Всякая любовь — сделка.
Шкуру — за деньги.
Шкуру — за шкуру.
— за душу.
Когда не получаешь ни того, ни другого, ни третьего,— даже такой олух-купец как я прекращает кредит.
___
Когда я говорю: вы легкомысленны — я тоже! — я — выходит — жестоко хвастаюсь — или — клевещу на себя,
— ибо:
Другой, предупредив, что придет — не приходит, я же — и предупрежденная, что не придет — сижу и жду.
___
<олькенш>тейн обо мне: Вы по сравнению с Валерием — подводная яма по глубине!
(Судите о Валерии! — (Беб<уто>ве)
___
Аля: Марина! Власть не должна быть веселой! А Советская власть — веселая власть, кумачная! Как в Театре,— погасят лампочки и снимут.
___
— «Марина! Преданность и предательство! Вся разница в конце!» —Пауза.— «Сначала все предатели — преданны!»
___
Я: Предел восторженности (моей! до идиотизма доходящий!): — луну звать солнышком!
___
— «М<арина>! У Вас сейчас лицо убитого льва!»
___
Зина М<илио>ти с Алей в Зоолог<ическом> саду, перед клеткой льва. Зина, серьезно: — «А лев похож на Марину Ивановну!»
___
Желаньице железное.
(для Царь-Девицы.— Хорошо?)
___
АВГУСТ
— Карга! — мне:
— Твои мысли в великом расстрое… А будет тебе персидская радость…
___
На конце Новинского бульвара сейчас табор. Лежат, визжат, едят, хватают, гадают.
Недавно — на Смоленском — высокая цыганка лет 30?ти — орлиный нос и вьющиеся пряди из под платка — лицо — только профиль — медленно и нехотя расталкивая толпу — проходит. И вдруг — тяжким ударом — руку — раз на плечо какому-то парню — солдату — рязанскому, должно быть.— И тот, с испуганным смешком — пошел ведь, поплелся,— последнюю тыщенку отдаст,— он, мужик, исступленно торгующийся — и сейчас! — из-за десятки — отдаст за заведомо-брехню — которой не верит! — отдаст, п<отому> ч<то> боится, отдаст потому что она скажет: —Дай!
Это было — этот жест ее — руку на плечо! — определенно — не захват — спокойнее: вступление во владение.
___
— не женщина: чертовка, колдунья — чужое — так непригодное для употребления, что даже и мысли не может быть!
Так и я — несмотря ни на что!
___
Походка цыганок: подкидывают на ходу,— точно лягают — юбку. Сначала юбка, потом цыганка.
И каждый взлет юбки: Иди ты к Чорту! — Нога — юбке, юбка —встречным.
___
Femme perdue.
Ane perdu.
{Потерявшаяся женщина.
Потерявшаяся душа.
Потерявшийся осел {фр.).} (без хозяина.)
— Я.—
___
Когда меня бросают
я:
Плачу, как женщина.
Рукоплещу, как союзник.
Улыбаюсь, как мудрец
— и —
— поверх всего этого —
пою как птица!
___
Понимать творение — еще не значит быть творцом — только продвижение от твари к творению, ибо совершенное творение уже есть творец.
___
(Д<о> с<их> п<ор> —скоро 28 лет! — всё путаю: понимает Фауста — значит Goethe! — Понимает <не вписано.>
— значит Бог! — Настаиваю!)
___
Всё мое отношение к людям — весь разлет моего маятника — между: желанием всё оправдать — и требованием быть во всем оправданной.
___
Я почти всегда унижена отношением к себе (не ко мне!) другого.
___
Спорный вопрос для другого — ладно, но вот для самого себя…
— Почти все таковы.
<ебуто>в — мне:
— «Как, Маринушка? И Царь-Девица, и Вы, а всё подсолнечное царство — туда, к Врангелю?! Словом: — «Теперь им чешутся Наяды!»
___
Бебутовский медведь:
— «В<алерий> М<ихайлович>, хотите каши?» — «Нет, Маринушка,— пускай медведь ест!»
— «В<алерий> М<ихайлович>. Вы будете спать?» — «Я — спать! Пускай медведь спит.»
— военный — фронтовой.
Как офицеру чего-н<и>б<удь> не хочется — сейчас на медведя: накурился — пускай медведь курит, письмо писать — пускай медведь пишет,—только вот в аттаку медведя не посылали,—сами.
А большевики сказали: — «Пускай медведь сражается!» — и заключили Брестский мир.
— чтобы сказать, что много путешествовал:
— «Я солю свою пищу на всех концах земли!»
___
— «М<арина>! Рыба от человека — прячется в воду, змея — прячется в землю, птица прячется в небо… А человек…»
Я: — «А человек от человека — в человека!»
___
— Самая старая из старух входит: — Н<иколай> В<ышеславцев>. Глаза двух других яростно и откровенно (старшая — с оттенком одобрения, младшая — снисхождения) впиваются мне в лицо.— Подымаю брови.— Закуриваю.— Входит.— Здороваюсь сурово, всем героизмом заставляя себя взглянуть ему в глаза.— Небрит.— Лицо сине-розовое.— Нос еще острей.— Садится возле меня.— Предлагает папиросу. (Раньше не было,— радуюсь.) — и — сразу, без обиняков — и без обращения: — «А как это у Вас —до: «получкой»? — «Утомлено».— «Не понимаю смысла. Я думал — ошибка.» Я, с добротой, чуть извиняясь: — «А вот видите, когда так много-много получаешь — целый день — понимаете? — ведь устанешь, да? — Захочется даром дать,— да? — По крайней мере, у меня,— хоть я» — глубоко задумываюсь… — «никогда много не получала.— Ни-че-го.» — «Гм… Вы так думаете? Но Вы свое… своеобразное чувство переносите на уличную (брезгливо) девчонку».— «О, здесь мы все равны.» — «Не согласен.»
Закуривает вторично. Мне не предлагает. Я, слегка обиженная, ухожу на кухню — ставить самовар. Чай без всего — ни-че-го. Пьем. Он пьет три — раз за разом — чашки, чай полезен для желудка, лицо осоловелой рыбы. Напившись — быстро (как от сахарина) встает и каррьером — каррьером вокруг стола — прощаться.
<Далее две страницы не заполнены.>
Поэт, который — женщина, встречая мужчину продолжает писать стихи и начинает целоваться, занятие — которое — впрочем скоро бросает.
___
Аля: — Господи! Совсем как один из поэтов коммунистических, дворцовых!*
…И Шер-Хан ходил взад и вперед,
___
Всё, что не подвиг — подлость.
— теперь:
Всё, что не подлость — подвиг.
— скоро будет: —
— подлость.
___
Димитрий первый в России короновал женщину.
___
(Сентябрь — пишу 1 сцену Димитрия, пропадаю от скуки с В<олькенш>тейном.— Не записываю.)
___
(Встреча с Ланном.)
— «Ах, ваша подлая цветаевская порода! Сами же ложитесь под ноги, а потом — когда вас топчут — вы недовольны!»
___
— «Вам нужно верить — и нельзя верить.»
___
Свистни — и я безоглядно побегу.— Помните? —Я помню Ваш голос.
Жду — льда и ветра — слова: Люблю. (ненаписанное стихотворение, ибо не могу так писать о столпотворении с Мариной в заглавной роли.)
— жду этих слов не к себе, а «брошенных в небо» или (что лучше) — в чрево себе — Марине. Оно не оплодотворит — упадет готовым плодом. И пойдут от него богатыри — сыны Марины.
___
— это Вы в силе делать, Марина,— делать и не делать.
Я был в Ваших руках, с далекой колыбели, и Вы у меня качались в руках; и на концах пальцев остался след и радость от баюканья Вас в бессонные ночи с Вами и со своим сознанием бессилия забыть эти ночи.
Евгений Ланн.
___
Конец «Роланда»:
Тихо к Восходу лечь.
Боже Святой!
Храни —
___
Ко мне: — «да ведь Вы же — Душа, чистейшей воды — Психея…»
и — ласково:
— Психеюшка!
___
Голос его: надтреснутая нежность.
___
— и Lebenskampfer. {Жизнетворец — Жизнеборец (нем.).} — Первые реже.
___
Отрывки из писем к Ланну:
— переписываемся с Ланном на каком-то вечере поэтов:
Я: «Я из за Вас — путем таскания по лекциям — еще стану образованным человеком!»
Ланн: — Своей фразой {Мне — после 2?ой бессонной ночи: — «Вам непременно нужно, чтобы от человека после Вас осталась пустая кожа на кресте, а рядом мешок с костями.» — Мне-то!!! (Примечание М. Цветаевой.)} я поставил себе проблему, к<отор>ую вчера еще решить не мог.
— Говорит, очевидно, о себе, о какой-то своей заботе. Но, раз говорит «фразой» — стало быть произнес ее, и я слышала. А я слышала только одну, перекричавшую — перегремевшую! — все.
Ланн: — Когда из себя даешь много, слишком много боли и крови,— печально слышать, что одна фраза перекричала все.— Я всегда затыкаю себе рот, если случайно бросаю «фразу» (к<отор>ая требует еще и еще «фраз») когда я вижу, что эта «фраза» дает тяжелый эффект. Не люблю я продолжать фразы объяснениями — я жду когда в себе искуплю ту боль, к<отор>ую дала эта фраза тому, кто ее слышал.
Теперь я искупаю.
Я: — «Как Вы меня еще не знаете! — Дома у меня есть к Вам письмо,— увидите. Я для того, чтобы удержать в себе человека, все рёбра себе обломаю,— только чтобы он был прав, а не я!»
— я говорю на своем жаргоне и забываю, что на жаргоне говорить нельзя. А потому не я прав, а Вы.
___
Я: — Неудержимые собеседники!
___
Кусочек письма:
Дружочек! — Только что расстались с Вами, на щеке всё еще чувство Вашей куртки.— Хочу быть с Вами и должна быть с Вами,— я сейчас обокрадена — Вы бы лежали и спали, я бы сидела и смотрела, я люблю Вас больше себя, мне совсем не нужно (до страсти нужно!) всё время говорить с Вами, я безумно боюсь Вашей усталости,— о, Ваше личико нежное, изломанные брови, кусочек уха под волосами, впадина щеки! — Пишу и уже чувствую теплую черноту Ваших волос под губами, на всем лице! — Я бы просто сидела рядом, Вы бы спали.— Ваши кверху заломленные руки! — Но Вы бы не заламывали рук, я бы упорно загоняла бы их под плэд.— Знаете, как я сижу? — Правая рука за Вашей спиной, левая у Вас под головой, тихонько и бережно соединяю обе.— Чувствую боком милый остов Вашего тела, такого пронзительного сквозь толщу всех плэдов и шуб! — Когда Вы, в первый раз после меня, ляжете ночью, почувствуйте, пожалуйста, меня возле себя,— я забыла, что лоб мой — на Вашем.
___
— мне еще никто никогда не дарил цепочки — и как хорошо, что внутри, не на показ, так близко от души!
Вспомните меня — живую! — как я сидела возле Вас (и еще буду сидеть!) — обняв — и не обняв — слушая — любуясь — отстраняясь, чтобы лучше любоваться — вспомните меня!
___
Завтра мы встретимся в Тео, увижу Вас в шубе: острая морда в воротнике, белые перчатки.
— Парижского мальчика — с двукрылыми волосами, с победоносным взлетом лба, в лиловой куртке.
Потом увижу Вас и театре: хочу в ложе, чтобы сидеть близко,— и, клянусь Богом, что это не пристрастье к шкуре (которой у Вас нет и к<отор>ую люблю нежнейше!) — а страсть к Душе.
— Серебряное и летит.— Как я буду жить без Вас?!
___
(Конец ноября 1920 г.)
___
<oгo> ноября 1920г.
— После вечера у Гольдов.—
То, что я чувствую сейчас — Жизнь, т. е.— живая боль.
— так неожиданно для меня, что я сразу не поняла! — сказали:
— «А знаете, куда мы поедем после Москвы?»
И описание Гренобля — нежный воздух Дофинэ — недалеко от Ниццы — монастырская библиотека — давно мечтал… Гренобль, где даже тень моя не проляжет!
— Дружочек, это было невеликодушно! — Лежачего — а кто так кротко лежит, как я?! — не бьют.— Понимали ли Вы, что делали, или нет? —
Рядом с Вами идет живой человек, уничтоженный в Вас — женщина (второе место, но участвует!) — и Вы в спокойном повествовательном тоне вводите ее в свою будущую жизнь — о, какую стойкую и крепкую! — где ей нет места,— где даже тень ее не проляжет!
— тем хуже!) — это дурной поступок,— ибо я и это приму.
Вы для меня растравление каждого часа, у меня минуты спокойной нет. Вот сегодня радовалась валенкам,— но — глупо! — раз Вы им не радуетесь.
— Хороша укротительница?! —
___
Аля про Ланна: (Записано 23-го русск<ого> янв<аря> 1921 г.)
<арины> был знакомый — Е. Л. Ланн: высокий, худой, военные гетры и панталоны полковника. Орлиный нос — орлиный подбородок, длинная тонкая шея, бешеные волосы, откинутые со лба, громовой голос, когда читает стихи. Вместо Бог с Вами говорил: Аполлон с Вами! — и говорил капризным (подчеркните!) голосом. Это колкое слово очень к нему подходит. Не обращал внимания и не сердился на наш быт, сидел на высоком кожаном диване, откидывая волосы и закидывая руки. Стянутая походка, узкая, стянутая узким женским ремешком, талия, лиловая куртка и любование маминым лиловым бархатным кисетом из под махорки. (В детстве они с братом лиловый цвет называли пурпур.)
— и этим разбивающий.
Обращение с Мариной — под оболочкой. Старается говорить мягко, под голосом — молния.
Стихи человека, к<отор>ый на отвесной скале — и — сейчас!!! — упадет. Вид мученика, к<отор>ый с дерзостью принимает свои мучения. Нет ни минуты успокоения: вечные стрелы и вечные иглы.— Съел все дерево познания добра и зла.— Каменный; к<отор>ый будет испытывать до смерти, хоть бы человек корчился в пене.— Мученик — и мучитель.— Больной орел.
— только сыном. На суду Божьем будет капризен, будет стоять на подобающем ему — по его мнению — месте и не будет раскаиваться.
— Никогда не будет женщиной,— хотя и не мужчина.
— оно.
___
В жизни был беспомощен и на всё махал руками. Церковь Вознесенья называл Никитским Собором, когда ел Марияины лепешки и Марина начинала разговор, вопил:
— «Нет, нет, я уж дорвался до этого!»
— Ничего не вспоминал, как будто у него никакого прошлого, кроме сегодняшнего дня, не было. Жена — по моему впечатлению — смертная.
По вечерам пил черный (Маринин) кофе, по утрам — собачий.
— оно. К нему шел бы плащ и дождь. Таинственность прихода.
— Гостей Оттуда, оставляющих только след плаща.
___
Я — к Ланну:
Ваша главная забота — не здесь — никогда. Отсюда — неуловимость. Наступаю на тень,— человек уже далёко.
Даже не наступаю на тень.
___
— после его отъезда.
(неотосланного.)
ИЗ ТРУЩОБЫ — В БЕРЛОГУ.
— Письмо первое.—
— и люто! — взяла меня за бока.
Проводив Вас немножко дольше, чем было видно глазам, я вернулась в дом.
У Д. А. было милое, вопрошающее — и сразу благодарное мне! — лицо. (За то, что у меня — после проводов — веселье.) Благодарная за похвалу, я сделалась вдвое веселей. Месхиева ругала М<алинов>скую, Д. А. деликатно опровергал, Аля возилась с собакой, А. Д. <Д. А.> — с Алей.
— оберегая ее от ухабов, она меня — от автомобилей.
(Так — страстной ненавистью — боятся их только еще Вячеслав Иванов — и Степуп.)
— «Вы очень подружились с Ланном?» — (Все говорит — даже Вы сами! — Ланн, твердое Л,— Lannes, как наполеоновского маршала!) — «Да, большой поэт и еще больший человек. Я буду скучать без него.» — «Вам нравятся его стихи?» — «вНет. Вулкан не может правиться. Но — хочу я или не хочу — лава течет и жжет.»
___
Дома уложила Алю.— Да, постойте! — Взойдя, я сразу поняла: не чердак и не берлога,— трущоба! (Но полрадости,— Вас не было рядом, чтобы оценить!)
— к знакомым Т. Ф. С<кря>биной. Там были одни женщины, говорили про спиритизм — сомнамбулизм — (какая нелепость! — бессмысленность! — неоправданность! — летящий стол,— стол, который должен стоять! И какое уродство; как если бы на орла напр<имер> поставили миску с супом и заставив стоять смирно, сели бы кругом обедать. Бог прав, дав орлам крылья, а столам — ноги. Не хочу — наоборот!) — Я лежала на огромном медведе (мех усыпляет, медвежий — в особенности — знаю по опыту,— каждый раз, ложась на медведя, сплю.— Объяснение медвсжьей зимней спячки.) — Я лежала на огромном медведе, не слушала, спорила и спала.
Ночью 30 раз просыпалась, курила, бродила, будила и ушла с рассветом, оставив всех в недоумении,— зачем приходила.
Такой Москвы Вы не знаете, да и я забыла, что она есть! Блеск — звонкость — ломкость. Небо совсем круглое (относительно земли — сомневаюсь),— как надышанное розовым, и снег розовый,— и я — тигровым привидением.
— noblesse oblige {положение обязывает (фр.)} — навестить — посетить его останки — и — о удивление! — не помер: мужик с дровами!
— «Купчиха, дров не надоть?» — «Даже очень! Впрягаюсь с мужиком и довожу до дому 4 мешка дров. Отдаю взамен всю пайковую муку,— по крайней мере не украдут, а дрова я потороплюсь сжечь. И — сразу — глупое сожаление: — Ну конечно,— только он уехал — и дрова!
(Но поняв, что Вам сейчас — всё равно — тепло, сразу успокаиваюсь.)
— В 12 ч. дня посылаю Алю на Собачью площадку (к<отор>ой по Вашему — нет) — в Лигу Спасения Детей, за каким-то усиленным питанием, а сама сажусь дописывать те — последние — стихи, диалог над мертвым.
Потом голова болит, ложусь на Алину кровать, покрываюсь тигром и плэдом, дрова есть,— значит можно не топить, ужасный холод, голова разлетается, точно кто железным пальцем обводит веки.
— Сплю. —
Просыпаюсь: темнеет.—Али нет.— Иду к Скрябиным.— Там нет.— Вспоминаю год назад — приют, госпиталь, этот ужас всех недр — вспоминаю эти последние две недели сейчас, мою сосредоточенность на себе (Вас), мое раздражение на ее медленность, мое отсутствие благодарности Богу — каждый день и час — за то, что она есть.
Возвращаюсь — жду — читаю какую-то книгу.—Темнеет.— Не могу сидеть, оставляю ей записку в дперях, иду во Дворец Искусств, к М<илио>ти.— «Была у Вас Аля?» — «Только что ушла.» — Опять домой. Час проходит. (Уже 5 ч.) — Ее нет.— Дверь распахивается: В<олькен>штейн.— «М<арина> И<вановна>, я пришел к Вам насчет пьесы, я хочу ее устроить.» — «Мне не до этого: Аля пропала. Оставьте меня.» — Упорствуя, распрашивает.— Сопротивляясь — рассказываю. Идет искать.— Жду.— Час проходит.— Совсем черно.— Возвращается. Во Дворце ее видели все: была и у Р<укавишнико>ва, и в канцелярии, и у цыган, и в подвалах,— все видели — нигде нет.— Садится.— (Чувствует, что в праве. Не искав, побоялся бы!)
— <М<арнна> И<вановна>, Вы еще увидите того поэта?» — «Нет.» — «Я думал, что Вы с ним дружны…» — «Он уехал.» — «Но Вы будете ему писать.» (Утверждение.) — «Не знаю.» (Недоуменная пауза.) — «Мне очень жаль, что так мало пришлось поговорить с ним тогда!» (Я — мысленно — с презрением: подлизывается!) — «Он мне очень понравился. И заметили ли Вы, что он совершенно похож на коненковското Паганини, под к<отор>ым он сидел? Точно с него делан.» — Я, оживляясь: — «Ко!ненковского Паганини я не рассмотрела: близорука — но как странно — в первую же секунду — через 10 мин. после того, как он впервые взошел в мой дом, я сказала ему, что таким я вижу Паганини.— Значит, Коненков правильно понял Паганини.» — «Так вот, если будете писать ему, напишите ему следующее.— Я потом думал о нем.— Его творчество — и декламация — и всё явление… Это человек сведенный, судорожный, исступленный. Человек трудной жизни. Мне потом, когда я думал о нем, пришел в голову такой пример: когда Станиславский смотрит молодого актёра, он первым делом говорит ему: — «Легче! Легче! — Так, распустите мускулы! — Совсем свободно.» — «И все?» — «Да,— и все.— Чувствуйте: напряжение — позади, сейчас — освобождение.— Не бойтесь, что Вам даром платят жалование».— Так вот, я думал о нем. Он не доверяет легкости. Он намеренно громоздит трудности. Ему нужны только непосильные задачи. О, ему трудно жить — тем более, что всё это из глубины, в большой серьез…» — «Вы не так… т. е. Вы более… наблюдательны, чем я думала.»
— «Жалко, что Вы не познакомили нас с ним раньше. Я бы показал ему Станиславского. Это гениальный человек — прежде всего.»
«показал бы ему», а не «показал бы его» — чуть проясняюсь и прошу у него спичек.
Дает — и много.
— «Но Аля?!!» — Уже 7 ч. (Ушла в 12 ч.) Обещает еще раз, после того как зайдет домой поесть (передергиваюсь —внутренне — от презрения!) еще раз пойти во Дворец.— Уходит.— Я лежу и думаю.
— Господи, и тогда я мучилась, пальцем очерчивала, где болит,— но какая другая боль! Та боль — роскошь, я на нее не в праве, а эта боль — насущная, то, чем живут, от чего не в праве не умереть (если Аля не найдется!) — Аля.— Сережа.
Ася — на грани, и насущное, и роскошь. Ланн — только роскошь, и вся боль от него и за него — роскошь, и сейчас Бог наказывает.
— во имя мое, могло бы быть и во имя его, но не вышло — не выйдет — ему не нужно —это у него уже есть — и даже если бы и не было — ему (такой породе!) — не нужно. Отношение неправильно пошло, исправилось только к концу — выпрямилось! — за день до его отъезда.
Я поняла: никакой заботы!
— мерзни, голоден — сам бери {голодай —не хватает духу! — Остаточек! (Примечание М. Цветаевой)}, болен — умирай, я не при чем, — отстраняюсь — галантно! — без горечи!
Ему нужно: несколько голов (умов) — мужских, от времени до времени — подобие любви (жесточайшая игра для обтачивания когтей против себя же!) — Или мужская дружба (критика чистого разума — планы детективных контор — и готовность — если надо — умереть друг за друга! — Только не друг без друга!) — или «презренное» женское обаяние: духи — меха — и никакой грудной клетки!
Думала без горечи: пристально и стойко.
— «Если бы суждено было встретиться еще — о, замечательная встреча! — Я бы дала ему ровно столько того, что ему нужно. ( — Т. е.— в моих руках — из моей кассы — грош.) — Но — Аля?!!!»
___
<олькен>штейна с Алей за руку. Явление напыщенное и прохладное. Весь — сознание своего подвига и моей подлости. (Гнала от себя люто вот уже целый месяц!)
Подвел — поклонился — и вышел.
— Господа, вы не мастера давать! —
Молчание. Беспомощность от сознания безнадежности тотчас же следующего диалога:
— «Аля, что это значит!»
— «Марина!»
— «Оставь Марину — Марина не при чем.— Ну?!»
— «Марина!»
— «А-ля!!!»
— «Ну, я просто хотела испытать горе,— как ребенок живет без матери.»
— «Где ты была?»
— «Я целый день сидела в сугробе — и голодна, как смерть.»
— «Гм……..— И никуда не заходила?»
— «Ни-ку-да».
— «Нигде-нигде не была? Ни у Скрябиных — ни у Х — ни у Z —ни у цыган?»
— «Ни-где. Ходила по пустырям и горевала.»
— «А кто был во Дворце? Кто веселился с детьми М<илио>ти? Кто смотрел на шахматный турнир? Кто? — Кто? — Кто?»
— «Марина, простите!»
Яростно сажаю ее посреди комнаты на табурет.
— «Так, руки вдоль колен! Так,— не двигаться! А что — я горюю, что я думаю, что ты попала под автомобиль, а что Е<вгений> Л<ьвович> уехал — и теперь надо любить меня вдвое,— ты об этом не думала?!!» и т. д. и т. д. и т. д.
<илио>ти.
— <М<арина> И<вановна> Я к Вам! Я по Вас соскучился! Можно?» (Когда-то виделись три раза в день, теперь раз в три месяца.— Соседи.)
— «Очень рада! — Садитесь.— Кушать будете?»
— «Всё, что дадите!»
—«M<apинa>! Он тоже голоден как смерть.»
— «Аля, я с тобой не разговариваю! (К М<илио>ти: )
— Чудесно! — Два таких аппетита в доме,— мне больше ничего не нужно.— Аля, разжоги!»
И — пошло! — Топлю, колю, пилю, сидят, едят.
— «Аля, мойся!»
— Куда идти? — Пошли к А<нтоколь>ским. Съели очень много черного хлеба и ушли. Оттуда на Арбатскую площадь — посмотреть время,— уже 12 ч.— оттуда до подъезда С<кря>биных (войти не решаемся) — оттуда — день загнан! — по домам.
Сегодня он опять зайдет за мной: неутомимый ходок, как я, мне с ним весело и блаженно-безразлично. Просто для не-сидения по вечерам одной там, где сидела с Вами.— Вьющаяся голова — разлетающийся полушубок — грандиозная нелепость всех замыслов — обожание нелепости, как таковой: так мы, напр<имер> в прошлом году всю дорогу с Пятницкой до Борисоглебского говорили о каком-то баране,— сначала маленьком: бяша! бяша! — потом он уже большой и нас везет (под луной, как в Ослиной Коже — моя любимая сказка Перро! Аллея, в просвете рог луны и Ослиная Кожа в повозке. Рога у Барана — месяцем.) — потом он, везя, начинает на нас оглядываться — и — скалиться! — потом мы его усмиряем,— один бок жареный (история про однаво однобокаво барана,— сказк!’) — едим — и т. д. и т. д. и т. д.
В итоге, вернувшись — каждый к себе домой: хочу лечь — баран, книгу беру — шерстит, печку топлю — пахнет паленым: он же сгорбатился — и т. д.
— вспоминаем. (Про другое — чистосердечно! —забыли!)
«Да, но наш баран — всё-таки не баран! И в этом наше оправдание!» — говорит он.
— «Наш апофеоз!» — поправляю я.
— «Наш баран — не просто баран!»
— «Крылатый баран!» — и — внезапно: «от нашего барана до Пегаса — один шаг!»
___
Простите за всю эту ересь!
Иду вчера и думаю: — «Я дура.— Премированная дура. Баран — поддевка — кудри. При чем тут любовь? — Зачем всегда это бесплатное приложение? — Галантность? — Нет, глупость. Точно на мне свет клином сошелся.
— насущное, что есть в этой области — а может в этой-то области особенно — Прихоть.
— просто дура.
И — если даже — смертный голод — голодающих — весь мир, шкура — одна.
И — точно без меня нельзя устроиться!»
___
Но есть у меня одно оправдание: я невозвратна. Не потому что: я так решаю, а потому что что-то во мне НЕ МОЖЕТ вторично,— другие глаза и голос и та естественная преграда, к<отор>ая у меня никогда не падает — ибо ее нет! — при первом знакомстве, и неизбежно возникает во втором. Любовь.— Знакомство.
Точно я, заплатив дань своему женскому естеству (формальному!— из корректности!) — успокаиваюсь: долг выплачен наперед,— и уж потом смотришь: кому.
— Изучаю.— Дивлюсь.—
— Не верю.
— клянусь! — ничего не помнит.
___
— а это важно! —
Об огромном творческом подъеме от встречи с Вами.— Те стихи Вам — не в счет, просто беспомощный лепет ослепленного великолепиями ребенка — не те слова,— всё не то (я, но — не к Вам — поняли?) Вам нужно всё другое,— рождаться заново. Все та же моя верно-неверная начальная лунатическая дорога. (— По которой — всегда дохожу!)
Ничего не обещаю — ибо Вам ничего не нужно! — но просто повествую Вам — как все это письмо — ибо Вы ценитель и знаток душ! —
— другое и по другому скажется, чем всё прежнее.
— Спасибо Вам! — Творчески!
___
—А я уже три — как не дома.— Знаете, где я вчера была? — Судьба!!! — В Спасо-Болвановском!!!
— Дружок, он есть! — И, действительно,—за Москва-рекой! — Далё-око! — Длинный, горбатый, без тротуаров и мостовых,— и без домов — одни церкви! — и везде светло, тепло! Какая там советская Москва! — Времен Иоанна Грозного!
— она в своей котиковой шубе, на узких, как иголки, каблуках, я тигром — в валенках,— и она всё время падала.
И как — мне — было — жаль!
(Не ее — конечно!)
___
— ведь оно писано кусочками, клочёчками, день за днем,— почти час за часом.
А то мне совестно, а Вам, взглянув — безнадежно!
___
Сегодня — случайно — наткнулась на Белую стаю.
— Как жаль, что забыла перед отъездом еще поблагодарить! Раскрыла: Ваш почерк. Прочла.— Задумалась.— Вы уже, наверное, не помните, что написали, я сама читала как новое.
— ужасом! — восхищает бренность!
— Кончила те стихи, над мертвым. Хотела — по Вашему — вопросом, — вышло по моему — ответом. — (Это — мое дело на земле!)
Если письмо будет отправлено, присоединю и стихи.
___
Моя главная забота сейчас: гнать дни.
— может быть — худшее. Иногда с ужасом думаю, что может быть кто-н<и>б<удь> в Москве уже знает о С<ереже>, м<ожет> б<ыть> многие знают, а я — нет.
— Сговаривались, встречались, расставались. И — всё время — через весь сон — его прекрасные глаза — во всем сиянии.
(Сейчас спрашиваю Алю: — «Аля, что печка?» И ее спокойный ответ: — «Печка? — Головешит!» Так, собака, бегущая прихрамывая, у нее — «трехножит», большевики о победах — «громогласят» и т. д.)
Купила себе — случайно, как всё в моей жизни — полушалок (обожаю слово!) — синечерный. Люблю его за тепло и за слово,— в гроб с собой возьму!
— Как русских князей: с конем, с женой, с рабом, с броней! — И — в итоге — как Петр перед смертью: ОТДАЙТЕ ВСЁ!)
Купила на улице, у старухи, к<отор>ая, живя 18 лет (а м<ожет> б<ыть> 81 год!) в Москве ни разу не была на Смоленском.— «Я зря болтаться никогда не любила.» — Слушала с наслаждением. — Вот мой Потебня! — И еще завидовала: «зря болтаться». Что я другого в жизни делала?!
___
<Дата не вписана>, четверг.
Мой друг! Я уже начинаю отвыкать от Вас, забывать Вас. Вы уже ушли из моей жизни.— После-завтра — нет, завтра! — неделя как Вы уехали.— Помните, я Вас просила: до субботы, а Вы уехали в пятницу, а мне так и осталось в памяти: суббота.
— умник и отвесно глядите в души. Я бы хотела, чтобы Вы поняли: начинаю отвыкать — забыла.
Мне, чтобы жить, надо радоваться. Пока Вы были здесь — даже, когда мне было так больно,— я всё-таки могла сказать себе: завтра в 6 ч. (пойду — или не пойду — всё равно — но: завтра в 6 ч.— достоверность!)
А сейчас? — Завтра — нет, после-завтра — нет, через неделю — нет, через месяц — нет, хочется думать и попадаю в пустоту — может быть —через год, м<ожет> б<ыть> — никогда.
— помнить — мучиться?
— асбестовое — в воде не тонет и в огне не горит! — сердце, поняв, смирилось, отпустило.
От встречи с Вами у меня осталось только большое беспокойство: надо куда-то идти; надо куда-то идти — и вот, хожу: весь день «по делам» (т. е. по трущобам — в поисках за табаком) — с Алей, вечером одна или с кем-н<и>б<удь>.
Это, конечно. Вы, Ваша память.
Куда-то идти — бесспорно — от чего-то уйти.— Если бы я знала, что Вы — что я Вам необходима — о, каждый мой час и сон летел бы к Вам! — но так — зря — впустую — нет, дружочек! — много раз это со мной было: — не могу без — и проходило, могла без! — Мое не могу без — это, когда другой не может без.
— Это не холод и не гордыня, это, дружочек, опыт, то, чему меня научила советская Москва за эти три года — и то, что я — наперед — знала уже в колыбели.
_____
Ланн.— Это отвлеченность.— Ланн.— Этого никогда не было.— Это то, что смогло уйти, следовательно: могло и не приходить…
И еще: высокий воротник, лицо больного волка, мягкий голос и жесткие глаза.
— Может быть, если бы я получила от Вас письмо, я бы резче поверила, что Вы были, но вряд ли Вы напишете, и вряд ли я отошлю это письмо.
___
Не отослано.)
___
Аяя, мешая угли в печке:
— М<арина>! Адские помидоры!
___