• Приглашаем посетить наш сайт
    Культура (niv.ru)

    • Записная книжка № 5, 1918—1919 гг.

    ЗАПИСНАЯ КНИЖКА

    5

    1918—1919

    {Факсимиле страницы записной книжки 5}

    Выписки из прежней записной книжки,

    с 1-го июня 1918г. по 14?е февраля 1919 г.

    1-го июня 1918 г.

    Аля:

    «В твоей душе тишина, грустность, строгость, смелость. Ты уме-ешь лазить по таким вершинам, по которым не может пройти ни один человек. В твоей душе — еще ты. Ты иногда в душе наклоняешь голову».

    — Ты сожженная какая-то.

    — Я никак не могу выдумать тебе подходящего ласкательного слова. Ты на небе была и в другое тело перешла.

    ___

    Солдатик на Казанском вокзале.

    ___

    8-го июня 1918 г.

    — «вВы придете?»

    — «Да!»

    ___

    ___

    Аля: «У меня тоже есть книга — Толстого Льва: как лев от любви задохся».

    ___

    В деревне я — город, в городе — деревня. В городе — летом — хожу без шляпы, в деревне — не хожу босиком (распущенность). Вернее всего — оттуда: с окраин, с застав.

    ___

    — Вы любите детей? — Нет.—

    Могла бы прибавить: «не всех, так же, как людей, таких, которые» и т. д.

    — думая об 11-летнем мальчике Османе в Гурзуфе, о «Сердце Аnnе» Бромлей и о себе в детстве — сказать «да».

    Но зная, как другие говорят это «да» — определенно говорю: «нет».

    ___

    Не люблю (не моя стихия) детей, простонародья (солдатик на Казанском вокзале!), пластических искусств, деревенской жизни, семьи.

    ___

    Моя стихия — всё, встающее от музыки. А от музыки не встают ни дети, ни простонародье, ни пласт<ические> искусства, ни деревенская жизнь, ни семья.

    ___

    Тем, кто танцует Шопена — или это оправдывает:

    — в чистом виде — Любовь!

    А вы опять с женщиной!

    Шопен женщину (плоть) перевел в Музыку (дух), вы же Музыку (дух) переводите в женщину (плоть).

    — Бессмысленная работа! —

    ___

    Дело Бетховена нести — через века — Бурю,. дело Шопена нести —-через века — Любовь.

    — И никаких босоножек!

    ___

    Босоножка — разрушение одиночества моего с Шопеном, моего с собой, третье лицо на любовном свидании.

    ___

    И — лучший довод — когда слушаешь музыку, хочется закрыть глаза.

    ___

    Глаза, когда слушаешь музыку, или закрываются или — открытые — не видят, видят не то, что есть — видят.

    ___

    Любовь ли вышла из Музыки — или Музыка из Любви?

    ___

    — и Вы правы — что и желание смерти —желание страсти.

    Я только переставляю.

    ___

    Куда пропадает Алина прекрасная душа, когда она бегает по двору с палкой, крича: Ва-ва-ва-ва-ва!

    ___

    Почему я люблю веселящихся собак и НЕ ЛЮБЛЮ (не выношу) веселящихся детей?’

    ___

    Детское веселье — не звериное. Душа у животного — подарок, от ребенка (человека) я ее требую и, когда не получаю, ненавижу ребенка.

    ___

    — в прыжках, движениях, криках, но когда этот зверь переходит в область слова (что уже нелепо, ибо зверь бессловесен) — получается глупость, идиотизм, отвращение.

    ___

    Зверь тем лучше человека, что никогда не вульгарен.

    ___

    Когда Аля с детьми, она глупа, бездарна, бездушна, и я страдаю, чувствуя отвращение, чуждость, никак не могу любить.

    ___

    МОЙ СОН — 9-го июня 1918 г.— 1 ч. дня.

    Город на горе. Безумный ветер. Вот-вот дом сорвется, как уже сорвалось — сердце. Но знаю во сне, что дом не сорвется, потому что нужно, чтобы сон снился дальше.

    — Просыпаюсь.—

    В комнате — очень женственный мальчик лет 17?ти, в военном. Говорит мне «ты», смеется. (Он художник, большевик.) — «Но я не знаю, кто Вы».— «Неужели не узнаешь? Ну, подумай».— Я не угадываю.— «Я отец Жана.— Какого Жана? — «Такой новый человек — Жан».

    — Просыпаюсь.—

    В темной передней, у телефона. Я ему: «Но ведь телефон не звонит!»

    — Просыпаюсь.—

    — высоких холмов, сплошь покрытых красным осенним листом. Летим на огромное дерево (дуб). Разобьемся.— Мимо.— На холмах работают рабочие. Впереди — лужайка. Тропинки, отдельные огромные деревья. Я во сне думаю: выдумать я всего этого не могу, д<олж-но> б<ыть> я это где-то, в детстве, видела. Д<олжно> б<ыть> во Фрейбурге(12 л., сосновый лес).

    — Просыпаюсь.—

    Мчимся. Кто-то догоняет. Не велосипед, не автомобиль. Опережает. Возвращается. Хочу к нему. Хочу сказать шофферу. чтобы остановил автомобиль. Шоффера нет. Останавливаю. На дороге — мой прежний мальчик. Вижу, что он стал меньше ростом, подымаю для поцелуя голову выше, чем следует, делаю вид, что тянусь к нему, зная, что от этого он станет выше. И вдруг замечаю на нем женское — белое с цветами — платье. Но все-таки хочу уйти с ним от других.

    Просыпаюсь. От груди — огромная, горячая волна.

    ___

    Аля принесла цветы Лиле. Узнаю случайно.— С 10 ч. утра до 2 ч. Аля обратилась ко мне всего один раз: «Мама, можно» и т. д.

    «Марина! Какое красивое небо!».

    ___

    Сейчас лежу во мху, колючая, уже сухая трава колет руки, на кудрявом стебельке — шмель. Солнце на самой голове. Земля жжет насквозь. Тела нет, души нет. Есть одно горячее облако — я.

    ___

    Я знаю почему Х и Z — incompatibles. {несовместимы (фр.)} Z — 20-летняя девушка, ждущая любви и ждущая ее, как девушка: как-то законно.

    ___

    Я не любовная героиня, я никогда не уйду в любовника, всегда — в Любовь.

    ___

    Милый друг! Когда я не с Вами, я не лицемерна. Защищая при Вас детей, я глубоко равнодушна к ним, когда я одна. Здесь четверо детей, ни один из них д<о> с<их> п<ор> не знает, как меня зовут.

    ___

    Птички, цветочки, росинки, соринки,— я оглушена этой невинностью.

    ___

    Когда в детстве (7 лет) я играла со взрослыми в карты, и взятка была моя, я никогда не говорила <над строкой: заявляла>.

    Так всю жизнь. Тогда от целомудрия <над строкой: деликатн<ости>, сейчас от брезгливости.

    ___

    «Взрослые не понимают детей». Да, но как дети не понимают взрослых! И зачем они вместе?!

    ___

    ___

    Аля (5 л. 9 мес.) с др<угими> детьми абсолютно банальна <над строкой: ничтожна>: повторяет — с наслаждением — чужие глупости, гоняет кур. Где она дома: в своей гениальности <над строкой: вселенскости> (со мной) или здесь?

    ___

    Всё у меня романтизм (и Корнилов, и Аля, и Любовь!)

    ___

    Детство. 6 или 7 лет. Таруса. Рябина. Рубят котлеты. Хлыстовки ягоды при<несли>.

    ___

    В детстве я всегда рвалась от детей к взрослым, 4 л. от игр к книгам. Не любила — стеснялась и презирала — кукол. Единств<енная> игра, к<отор>ую я любила: aux barres, {бег наперегонки} 11 л., в Лозанне — за то, что две партии <под строкой: два стана> и героизм.

    ___

    Милый друг! Когда я, в отчаянии от нищенства дней, задушенная бытом и чужой глупостью, живая только Вами вхожу, наконец, к Вам в дом — я всем существом в праве на Вас.

    Можно оспаривать право человека на хлеб, нельзя оспаривать право человека на воздух. Я Вами дышу, я только Вами дышу Отсюда мое оскорбление.

    — Вам жарко, Вы раздражены. Вы измучены, кто-то звонит. Вы лениво подходите к. двери — «Ах, это Вы!». И жалобы на жару, на усталость, любование собственной ленью,— да восхищайтесь же мной, я так хорош! —

    Вам нет дела до меня, до моей души, три дня — бездна, что было? Вам всё равно. Вам жарко.

    «Как я могу любить Вас? Я и себя не люблю». Любовь ко мне входит в Вашу любовь к себе.

    То, что Вы называете любовью, я называю у Вас хорошим расположением духа. Чуть Вам плохо (нелады дома, дела, жара) — я уже не существую.

    — Милый друг, я не хочу так, я не дышу так. Я хочу такой скромной, убийственно-простой вещи — чтобы, когда я вхожу, человек радовался.

    ___

    — «И знаете — Бог любит неожиданности!»

    ___

    Конец письма:

    — «Тут, дружочек, я заснула с карандашом в руке. Видела страшные сны — летела с ньюйоркских этажей. Просыпаюсь: свет горит. Кошка на моей груди делает верблюда.»

    ___

    16-го июня 1918 г.

    Н<икодим> — «Вся жизнь делится на три периода: предчувствие любви, действие любви и воспоминание о любви».

    Я: — «Причем середина длится от 5 л. до 75?ти,— да?»

    ___

    Я — А<нтоколь>скому: «Если наложить друг на друга все образы женщины в произвед<ениях> поэта, получится общий тип любимой им женщины, как путем накладывания друг на друга снимков с преступников, получается обший тип преступника.»

    ___

    В мире у меня есть дело только до военной музыки (подвига) и до не-военной (наслаждения). К остальному я безразлична.

    ___

    Антокольский о теософских, беатрических, ясновидящих — непременно девических! — шеях:

    «Такое впечатление, что они ее из лейки поливают!»

    ___

    А<нтоколь>кий о Н<икодиме> — «Он гетеянец/ Т. е.— нет — я неверно сказал, я хочу сказать, что к нему по ночам является пудель или Mater Dolorosa. {Матерь Скорбящая (лат.)}

    ___

    Полная луна, я в 10?ти’ серебр<яных> кольцах, часы, браслет, брошь, через плечо С<ережина> кожаная сумка, в руке коробка с папиросами и немецкая книга. Из подъезда малый лет 18?ти, в военном, из-под фуражки — лихой вихор.

    — Оружие есть?

    — Не-ет…

    — Что это у Вас тут?

    — Смотрите, пожалуйста.

    Вынимаю из сумки и подаю ему один за другим: новый великолепный портсигар со львами (Dieu<est> mon droit {Бог — мое право (фр.)} —английский), кошелек, спички.

    — «А вот еще гребень, ключи…— Если Вы сомневаетесь, кто я — я здесь живу, зайдемте к дворнику.»

    — «А документ есть?»

    Тут, вспоминая наставления друзей о том, как поступать в таких случаях, добросовестно и бессмысленно парирую:

    — А у Вас документ есть?

    — Вот!

    При свете луны — сталь револьвера. («Значит револьвер — белый, а я почему-то думала, что черный!»). В ту же секунду через мою голову, душа меня и цепляясь за шляпу, летит цепь от лорнета. Только тут я понимаю, в чем дело.

    — «Опустите револьвер и снимайте обеими руками. Вы меня душите».

    —- «А Вы не кричите».

    — «Вы же видите, что я говорю тихо». Действие с цепочкой — последнее.

    — «Товарищи!» — Этот крик я слышу уже за спиной, занося ногу через железку ворот. Забыла сказать, что за всё время (1/2 минуты) нашей беседы, по той стороне переулка ходили взад и вперед четверо каких-то людей.

    Жулик оставил мне: все кольца, брошь, самоё сумку, браслет, часы, книгу.

    Взял: кошелек со старым чеком на 1000 р., новый чудный портсигар, цепь с лорнетом, папиросы.

    ___

    На следующий день, в 6 ч. вечера его убили. Это оказался один из 3?х сыновей церковного сторожа соседней церкви (Ржевской), вернувшихся — по случаю революции — с каторги.

    ___

    ___

    — Шпага действия

    (выражение графа Мирбаха.)

    ___

    Собака с неистовой грудной клеткой.

    ___

    4-го июля 1918 г.

    —- «М<арина>! Что такое — бездна?»

    Я: — «Без дна».

    Аля: — «Значит, небо — единственная бездна, потому что только оно одно и есть — без дна».

    ___

    — «Марина! Я тебя люблю, а папу жалею. Когда я жалею, я чувствую какое-то загорание, а когда люблю — огонь».

    ___

    — «Марина! Неужели ты все эти стихи написала? Мне даже не верится — так прекрасно!»

    ___

    — «Марина! Мы с тобою в разряженных именах: Ариадна — Марина.»

    ___

    — «Марина! Прочти мне какие-нибудь стихи —только не русские.»

    Читаю ей Comtesse de Noailles:

    «J’ai vu Constantinople, etant petite fille» {Графиню де Ноай: «Я видела Константинополь, будучи маленькой девочкой (фр.)»} и т. д.

    — «А теперь я тебе объясню, что это значит.»

    Аля, восторженно и умоляюще:

    — «Не надо! Не надо! Я и так сыта!» <под строкой: (т. е. осчастливлена)>.

    ___

    Н<икодим> (о подвиге)

    — Самоуничтожение такой же инстинкт, как самосохранение.

    ___

    — У Али восторг к своему (своей породе в мире) перевешивает отвращение к чужому.

    У меня наоборот (было и есть.)

    ___

    Аля (пропустив, по свойственней ей медлительности, шарманщика):

    — «Марина! Я не особенно жалею, когда пропускаю какую-нибудь радость, а когда горе — жалею. Я только одного горя бы не жалела: видеть чорта.»

    ___

    — «Марина! Если бы совсем не было хлеба, я бы была сыта купанием.»

    ___

    О Сереже: личная скромность и честолюбие расы.

    (Кровь.)

    ___

    Безумная влюбленность Али в «Волшебный Фонарь». Любимые — до исступления — стихи «Рождественская Дама».

    ___

    Письмо по телеф<ону> от гр<афини> Капнист <над строкой: (Случайно) Подым<аю> телеф<онную> труб<ку>:

    — «Романенко, Вириневич, X, Z,— это гордость и боль России. А скольких мы еще не знаем!»

    ___

    Аля: — «Марина!

    — С какой стороны — страна старины?»

    (В Кремле, т. е. у Храма).

    ___

    — Марина! Как старый лев лучше, чем старая женщина!

    ___

    — «Марина! Твое платье взметнулось, как серая туча!»

    ___

    Глядя на небо:

    — «Марина! Как белизна загребает голубизну!»

    ___

    — «Марина! Голова у меня тяжелая, как у памятника, только не на вес.»

    ___

    …«за преподавание мужикам скульптурного инстинкта»…

    ___

    …«увенчать чело Республики от Олега до Ленина»…

    ___

    — «0, это человек, чрезвычайно услужливый по отношению к собственной душе!»

    ___

    Широковетвистая мелочь быта.

    Хаос, взятый на учет. (Россия.)

    ___

    Беззащитность рукописи. (Я.)

    ___

    Для многих Революция прошла под знаком домовых комитетов.

    ___

    Patrie avani tout. France avant tout.— France ou mort. {Родина превыше всего.— Францияпревыше всего. Франция или смерть (фр.)}

    «Partie, avant tout»{Партия превыше всего (фр.)} и т. д.

    — Роковая опечатка! —

    ___

    30-го июля 1918 г.

    Аля: — «Марина! Если бы твое кресло не было мягкое, оно было бы настоящее княжеское кресло.»

    НАПОЛЕОН:

    <аполеон> был лучший из наследников. Он приехал за границу, любовался всеми дворцами и считал все своим. (Когда я говорю такие вещи, у меня всё разгорается в словах, и мне так странно становится!)

    ___

    — Александр Македонский, разрубая Гордиев узел — просто груб.

    __

    Слушаю Марсельезу и — клянусь Богом и Б<елой> Г<вардией> — всё-таки в восторге!

    (день большев<истского> парада)

    ___

    Лунная ночь в городе всегда готична.

    ___

    ___

    31-го июля 1918 г.

    Аля:

    — «Мама! Знаешь, что я тебе скажу? Ты душа стихов, ты сама длинный стих, но никто не может прочесть, что на тебе написано, ни другие, ни ты сама,— никто.»

    ___

    — «Марина! Мне кажется — великая тайна — это крепость.»

    ___

    «Мне кажется, что принимать — это обнять и тащить человека к себе».

    ___

    — «Но она длинная!»

    Аля: «Ах, Марина! Дело не в длине, а в любови, в нравлении!»

    ___

    — «Мама! Я не могу спать! У меня такие острые думы!»

    ___

    — «Марина! Мне кажется, нет людей духа. Не духа, когда дышем, а того, другого.— Ты понимаешь?»

    ___

    1-го августа 1918 г.

    — faire la bate {прикидываться дурочкой (фр.)}, жить, писать — faire la belle! {прикидываться красавичей (фр.)}

    — «Где дыра, а сквозь дыру — синее небо, там Италия». (Н<икодим>)

    ___

    Фили — 1-го августа 1918 г.— раннее утро. Мимо красной церкви, собираю рябинник. (Свидание с бел<огвардсйским> офиц<ером>. Зов<ет>наДон. Ах, если бы не дети!)

    ___

    Людовик XVI — Король-Слесарь.

    Николай II — Царь-Огородник.

    ___

    <уста>, возвр<ащаясь> из Быкова.

    Боже мой! Как я ненавижу деревню и как я несчастна среди коров, похожих на крестьян, и крестьян, похожих на коров!

    ___

    Аля:

    5-го авг<уста>

    — «Марина! Ты не чувствуешь, как мне хочется быть тобой!»

    ___

    «Когда я с тобой, у меня ничего нет, кроме души, сердца и внутренностей.»

    ___

    —«Марина! Когда ты пишешь, ты только водишь рукой, а пишет душа.»

    ___

    — «Марина! Когда я с тобой, меня какая-то волна захлестывает.»

    ___

    — «Марина! У меня какое-то огромное горе в душе, какое не знаю.»

    ___

    — «Марина! Я только — знаешь? — каких книг не люблю? Про химию. Мне кажется, если бы мне подарили такую книгу, я бы никак не могла ее читать.»

    ___

    О видении ангела: лицо неяркое, как луна, а глаза нарисованные, а внутри — точно простокваша.

    ___

    ___

    7-го авг<. уста> 1918 г.

    «Марина! Ты знаешь? Всё — сон. Днем снится, как ночью. Всё снится: Пасха, колокола… И смерть — сон.»

    — «Марина! Я буду тебе рассказывать, а ты — так — свяжешь, и выйдут стихи.»

    ___

    «Все меняется: сегодня видишь так, а завтра так. — Все как-будто кружится.»

    ___

    — Божьи крепостные.

    ___

    Аля: Мне снилось, как-будто я с Надей иду голая гулять, и вдруг идет дождь, и мы прячемся, и там еще другая компания. И там еще старуха, к<отор>ая заставляет себя любить, а то она исчезнет.

    ___

    — Марина! Мы с тобой сейчас, как на сцене: ты спрашиваешь, я отвечаю.

    ___

    — Марина! Правда — слово Лира похоже на имя? — Как белокурая краасавица!

    ___

    — Воспоминание: этим летом я как-то после купанья сидела на песке. Подошла огромная белая лохматая собака и села рядом. И вот, Надя:

    «Чтой-то, барыня, странно на вас глядеть: на одного-то слишком много надето, а у другого недостает <над строкой: чего-то не хватает.>

    (Много шерсти — у пса, отсутствие одежды — у меня.)

    ___

    Два источника гениальности женщины:

    1) ее любовь к кому-нибудь (взаимная или нет — всё равно)

    2) чужая нелюбовь.

    ___

    (Все эти положения проверены на собственной шкуре.)

    ___

    Когда нет мужчин, я о них никогда не думаю, как-будто их никогда и не было.

    ___

    21-го августа 1918 г.

    Еда иногда пахнет совсем не едой: приключением, грустью (запах кухни большого отеля.)

    ___

    — «Марина! Я хотела бы написать книгу про всё. Только я бы не хотела ее продавать, я бы хотела, чтобы она у нас осталась, чтобы ее могли читать только родные: душевно-родные и другие…»

    ___

    — Марина! А у тебя иногда дикие глаза: в них степь, ночь…

    ___

    На днях разбился верхний свет в столовой. Стекла вдребезги, кирпичи, штукатурка, звон. Мы с Алей еле спаслись.

    Аля, в слезах: — «Марина! Я жалею книги!»

    — Какие книги?!

    — Ведь ДОМ РУШИТСЯ!

    ___

    Обожает книги, когда ухожу — всегда читает. Читает сейчас «Весну» Чистякова.

    — Можете Вы проводить меня до соседней деревни?

    — Нет, до деревни я Вас не провожу.

    — А можно мне посидеть у Вашего огня?

    — Если хотите.

    Это она повторяет наизусть — 1000 раз в день — вкрадчиво, нараспев, наслаждаясь диалогом.

    ___

    —«Да! И если ты через 10 минут не будешь готова, я тебя не возьму ни гулять, ни в Кремль, и не дам тебе чаю!»

    — А я тогда буду жить, как святые! И буду писать 8 страниц в день!

    (В реплике — ни самолюбия, ни самомнения, ни смирения,— простое изложение предстоящего cur<r>iculum vitae.) <Над строкой: сразу вжилась.>

    ___

    — «Марина! Когда я тебе помогаю носить книги, я чувствую какой-то огонь,— ты не чувствуешь? И холод — к<отор>ый внутри, к<отор>ого никто не замечает».

    ___

    — «Марина! Я хочу, чтобы книгам было тепло, я хочу их прикрыть, защитить, как ребенка.»

    ___

    Я — le centre-coup du fait. {по сути ответный удар (фр.)}

    ___

    Что мне нужно в мире? Собственное волнение, высшая точка своей души. <Над строкой: Наисильнейшее напряжение. Присутствие соб-ст<венной> души.>Любое средство — лучшее.

    ___

    Мужчины и женщины мне — не равно близки, равно — чужды. Я так же могу сказать: «вы, женщины», как: «вы, мужчины».

    «мы, женщины» всегда немножко преувеличиваю, веселюсь, играю.

    ___

    Июльское солнце я чувствую черным.

    ___

    Ирине 1 г. 4 мес.

    1/2 года своей жизни (октябрь и ноябрь, когда я была в Крыму и 3 летних месяца) она провела без меня.

    В Алю я верила с первой минуты, даже до ее рождения, об Але я (по сумасбродному!) мечтала.

    —- Zufallskind. {случайный ребенок (нем.)} Я с ней не чувствую никакой связи. (Прости меня, Госполи!) — Как это будет дальше?

    ___

    АЛИН СОН

    «Мне снилось, что — тебя уже нет… (взгляд вниз, тихо: ) — в земле.»

    — А ты сама где была?

    — В глубокой свободе.

    «Прочти надо мной молитву!» И ты умерла, и я стала читать молитву: — «Да сохранит Господь твою душу. Душа для Бога драгоценней, чем золото и жизнь. И самое драгоценное для Бога — твоя душа!»

    А ты из-под земли ответила — напевом, как священник. И потом все заплакали. А ты опять говоришь:

    — «Не плачьте, вы только мне еще хуже делаете!»

    Я: — Аля, а если бы я умерла, ты бы действительно была в глубокой свободе.

    Аля, задумчиво: <Нет, ведь тогда бы еще папа остался!»

    ___

    А еще мне снилось, что мы покинули дом и живем на улице. Улица узкая, высокие, темные дома, кое-где виднеются верхушки церквей. Все дома темные, только один светлый — желтоватый — со львами. Когда мы уставали, мы садились на ступеньках этого дома и дело доходило до того, что мы с тобой варили в какой-то чужой кухне в огромных чугунах обед. Всё кипело — такие огромные пены — и была страшная жара. Улица та была пустая и всё какое-то каменное.

    ___

    Аля, 27-го августа 1918 г., в кухне, за ужином — ко мне и Наде:

    «Вы тут всё про дворников говорите, а я думаю про свою серебряную страну.»

    ___

    — Марина! А я думаю, что я скоро правда сделаюсь привидением и ты меня будешь бояться.

    ___

    ___

    — Марина! Ты замечаешь, что горе — уютное? Какой-то круг.

    ___

    Аля — о письме А<нтоколь>ского: — «Марина! Это мне что-то напоминает, только я не знаю — что,— м<ожет> б<ыть> стихи? Такие торжественные слова. Только глаже, чем стихи — торжественная гладь.

    ___

    Молитва Али:

    — «Спаси, Господи, и помилуй: папу, дорогого папу, чтобы он приехал живым и здоровым, сделай также, Господи, чтобы мама была жива и здорова — и Ирина — и Надя — и Ася — и Андрюша — и Никодим — Таня… Спаси, Господи, и помилуй — как его?! — Андрея,— Сокола, Пра, Бальмонта и всех его жен… И, спаси, Господи, и помилуй всех кто на море… Дай, Господи, чтобы те кто уехали, не пропали… Упокой, Господи, душу царя… Упокой, Господи, душу Белого Генерала… Упокой, Господи, душу Гольцева… Упокой, Господи, душу ген<ерала> К<орнило>ва… Упокой, Господи, душу Пушкина…Душу Андерсена…»

    ___

    …А потом, в полусонье я встала на колени и стала креститься… Ох, Марина, я правда лунатика!

    ___

    27-го – 28-го августа 1918 г.

    Брянский вокзал — за молоком — 5 1/2 ч. утра по старому. Небо в розовых гирляндах, стальная (голубой стали) Москва-река, первая свежесть утра, видение спящего города. Я в неизменной зеленой крылатке,— кувшин с молоком в руке — несусь.

    Ах, я понимаю, что больше всего на свете люблю себя, свою душу, которую бросаю всем встречным в руки, и тело <над строкой: шкуру>, которую бросаю во все вагоны 3-го кл<аcca>.— И им ничего не делается!

    Чувство нежнейшей camaraderie {товарищества (фр.)} — восторга — дружеского уговора.

    — отчасти — у меня есть только к Але.

    — Анна Ахматова! Вы когда-нибудь вонзались, как ястреб, в грязную юбку какой-нибудь бабы {летучие вокзальные молочные хвосты (Примечаниен М. Цветаевой)} — в 6 ч. утра — на Богом забытом вокзале, чтобы добыть Вашему сыну — молоко?!

    ___

    Из письма:

    Нас делят, дружочек, не вещи высокого порядка, а быт. Согласитесь, что не может быть одинаковое видение от жизни у человека, к<отор>ый весь день кружится среди кошёлок, кухонных полотенец, простонародных морд, вскипевшего и не вскипевшего молока — и человека, в полном чистосердечии никогда не видавшего сырой моркови.

    — Да, но на то и любовь, чтобы сравнивать быт. (Принц в Ослиной Коже и судомойка.)

    — Да, приниу-то легко забыть о никогда не виденных им кастрюльках, а судомойка знает, что принц уйдет, а грязные кастрюли — останутся!

    Женщине, если она человек, мужчина нужен, как роскошь,— очень, очень иногда. Книги, дом, заботы о детях, радости от детей, одинокие прогулки, часы горечи, часы восторга,— что тут делать мужчине?

    У женщины, вне мужчины, целых два моря: быт и собственная душа.

    ___

    Кошёлку я несу, как котомку,— отсюда восторг.

    ___

    О, мои подруги по очередям — нарядные мещанки и грязные бабы! — вы никогда не научитесь так быстро ходить, и так весело покупать <над строкой: так весело стоять, не получать>, вы никогда не будете столь усердно служить своему дому, как я своему. Для этого нужны — крылья!

    ___

    — кто я? — 6 ч. утра. Зеленое, в три пелерины, пальто, стянутое широченным нелакированным ремнем (городских училищ). Темно-зеленая, самодельная, вроде клобука, шапочка, короткие волосы.

    Из-под плаща — ноги в серых безобразных рыночных чулках и грубых, часто не чищенных (не успела!) — башмаках. На лице — веселье.

    Я не дворянка (ни гонора, ни горечи), и не благоразумная хозяйка (слишком веселюсь), и не простонародье (слишком <слово не вписано>) и не богема (страдаю от нечищенных башмаков, грубости их радуюсь,— будут носиться!).

    Я действительно, АБСОЛЮТНО, до мозга костей — вне сословия, профессии, ранга.— За царем — цари, за нищим — нищие, за мной — пустота.

    ___

    О № 42 — отчетливый! мелом! — в 6 ч. утра, на моем зеленом крыле у спящей двери Чичкина!

    ___

    — «Монах ребенка украл!»

    (Возглас мальчишки на Казанском вокз<але>, видящего меня, мчащуюся с Ириной на руках.)

    ___

    — Что меня заставляет так мучиться с этими очередями, кооперативами, Смоленскими, вокзалами? — Д<олжно> б<ыть> всё-таки — чувство долга, но так как я от природы чувствую отвращение к долгу, я бессознательно (из самообороны!) превращаю всё это в приключение.

    ___

    Тяготение к мучительству. Срываю сердце наАле. Не могу любить сразу Ирину и Алю, для любви мне нужно одиночество. Аля, начинающая кричать прежде, чем я трону ее рукой, приводит меня в бешенство. Страх другого делает меня жестокой.

    ___

    Из письма:

    …Господи Боже мой, знайте одно: всегда, в любую минуту я о Вас думаю. Когда Вам захочется обо мне подумать, знайте, что Вы думаете в ответ.

    …Это ныло у меня два года в душе, а теперь воет.

    …Я же не одержима, моя одержимость тайная, никто в нее никогда не поверит.

    …Люблю Вас и без сына, люблю Вас и без себя, люблю Вас и без Вас — спящего без снов! — просто за голову на подушке!

    ___

    Леонид К<аннегисер>! Изнеженный женственный 19летний юноша — эстет, поэт, пушкиниянец, томные позы, миндалевидные глаза <над строкой: ногти>.

    ___

    Пречистенка, Институт Кавалерственной Дамы Чертовой, ныне Отдел Изобразительный Искусств.

    Клянусь Богом, что живи я полтораста лет назад я непременно была бы Кавалерственной дамой!

    (Нахожусь здесь за пропуском в Тамбовскую гу6<ерник>> — «для изучения кустарных вышивок» — за пшеном.)

    ___

    3-го – 4-го сент<ябpя> l9l8 г.

    <анцию> Усмань Тамб<овской> гу6<ернии>

    Хлеб — заморский царевич (а м<ожет> б<ыть> заклятой царевич?)

    — «И будет это так идти пока не останется: из Тысячи — Муж, из Тьмы — Жена». (Из солдатских разговоров.)

    ___

    Некоторые люди относятся к внешнему миру с какой-то придирчивостью (дети,— дальнозоркие — писатели типа Чехова и А. Н. Толстого).

    С такими мне утомительно и скучно.

    ___

    «Великого Совета Ангел».

    ___

    «И подарил он ей персиянский халат, п<отому> ч<то> стала она тогда уже часто прихварывать.»

    (Так мог бы кто-нибудь рассказывать о Настасье Филипповне.— Русская «Dame aux Camelias». {«Дама с камелиями» (фр.)})

    ___

    Не забыть посадку в Москве. В последнюю минуту — звон и шум. Я: «Что это?» Мужик, грубо: — «Молчите! Молчите! Видно, еще не ездили!» Баба: — «Помилуй нас. Господи!» — Страх, как перед опричниками, весь вагон — как гроб. И, действительно, минуту спустя нас всех, несмотря на билеты и разрешения, выбрасывают из вагона. Оказывается, вагон понадобился красноармейцам.

    В последнюю секунду мы — М<алинов>ский, его друг, теща и я —благодаря моей «командировке» всё-таки попадаем обратно.

    ___

    — «Зачем доску целовать? Коли хочешь молиться, молись один!»

    Солдат — офицеру (типа бывшего лицеиста):

    — «А Вы, товарищ, какой веры придерживаетесь?» Из темноты — ответ: «Я спирит социалистической партии».

    ___

    Ст<анция> Усмань.

    Приезд.— Чайная.— Испуганные и ехидные старухи. Ночь на полу. Обыск. Крики, плач, звон золота, распоротые перины, тени красноармейцев.

    — семьянин (если есть Бог — он мне не мешает, если нет — тоже не мешает), «грузин» с Триумф<альной> площади в красной черкеске, за гривенник зарежет мать.

    С чайниками за кипятком на станцию. 12тилетний — одного из реквизирующих офицеров — «адъютант». Круглое лицо, голубые дерзкие глаза, на белокурых — бараном — кудрях лихо заломленная фуражка. Смесь амура и хама.

    ___

    Хозяйка: маленькая (мизгирь) наичернющая евреечка (можно и должно сказать иначе), обожающая золотые вещи и шелковые материи. Раньше — владелица трикотажной мастерской в Петрограде (Петербург здесь неуместно), сейчас — жена коммуниста на реквизиц<ионном> пункте.

    — «Ну что же Вы здесь делаете, когда дождь, когда все ваши на реквизиции? — Читаете?»

    — Да-а…

    — А что Вы читаете?

    — «Капитал» Маркса, мне муж романов не дает.

    ___

    — Как трогательна старая женщина, которая — по привычке — платит улыбкой!

    ___

    Из всех, кого я знаю, кажется только мы с Асей приняли всерьез библейское слово о добывании хлеба насущного в поте лица своего.

    — Ст<анция> Усмань Воронежской губ<ернии>, где я никогда не была и не буду. 15 верст пешком по стриженому полю, чтобы выменять ситец (розовый) на крупу.

    ___

    — базар. Юбки — поросята — тыквы — петухи. Я покупаю 3 деревянных игрушечных бабы, вцепляюсь в какую-то живую бабу, покупаю у нее нашейный — темного меду — крупный — колесами — янтарь — и ухожу с ней с базара — ни с чем. Дорогой узнаю, что она «на Казанской погуляла с солдатом» и задумываюсь, весело ли это.

    Дома: возмущение хозяйки янтарем. Мое одиночество. На станции за кипятком, девки: — «Барышня янтарь надела! Страм-то! Страм!»

    ___

    У нас с Асей роман с черной работой.

    ___

    Мытье пола у хамки.— «Еще лужу подотрите! Повесьте шляпку! Нет, я совсем не умею мыть пола, знаете — поясница болит. Вы наверное с детства привыкли!».

    Молча глотаю слезы.

    ___

    <ионном> пункте! в Воронежской губ<ернии>!)

    ___

    Пишу при луне (черная тень от карандаша и руки). Вокруг луны огромный круг. Пыхтит паровоз. Ветлы. Ветер.

    ___

    Господа! Вы слишком думаете о своей жизни! У вас времени нет подумать о моей,— а стоило бы!

    ___

    Сваха — бывшая портниха, разудалая, речистая замоскворецкая теща («муж подкузьмил — умер!»), хам-к<расноармее>ц с золотым слитком на шее, мещанка-жидовочка, бывшая владелица трикотажной мастерской, бабы, напуганные до смерти, подозрительные угрюмые мужики, жара, нечищенные башмаки, чужой хлеб, «Господи! Убить того до смерти, у кого есть сахар и сало!» — прогулки зча кипятком на вокзал,— всячески пария: для хамки — «бедная» (грошевые чулки, нет бриллиантов), для хама — «буржуйка», для тещи — «бывшие люди» (раньше работала на жену дяди Феди), для к<расноармей>цев — гордая стриженая барышня. Роднее всех (на 1 000 000 верст!) — бабы, с к<отор>ыми у меня одинаковое пристрастие к янтарю и пестрым юбкам — и одинаковая доброта,— как колыбельная песня.

    ___

    Опричники: Рузман, Берг, Каплан, Левит.

    ___

    «Не было смирнее нашего города!» (рассказ мужика по дороге в Усмань.)

    ___

    Сегодня опричники для топки сломали телегр<афный> столб.

    ___

    Хозяйка за чем-то наклоняется. Из-за пазухи выпадает стопка золота, золотые со звоном раскатываются по комнате.

    ___

    Стенька Разин: 4 Георгия, спас знамя.— «Что Вы чувствовали, когда спасали знамя?» — «Ничего не чувствовал! Есть знамя — есть полк, нет знамени — нет полка!». Рассказ его о подводном городе. Купил с аукциона дом в Климачах за 400 руб. Грабил банк в Одессе: «полные карманы золота!». Служил в полку наследника.— «Выходит он из вагона: худенький, хорошенький, и жалобным таким голоском — «А куда мне сейчас можно будет пойти!» — «Вас автомобиль ждет. Ваше Высочество!» — «Многие солдаты плакали.»

    Отец моего Стеньки — околодочный, всё знает, пишет книгу «Слезы России», к<отор>ую никому не дает читать.

    ___

    «бешметы».

    ___

    Опять Москва, конец сентября 1918 г.

    Аля: Марина! У меня какие-то внутренние слезы!

    ___

    Марина! Сегодня воздух, как паутина! Руки путаются!

    ___

    Два раза встречаем на Поварской офицера на костылях, с Георгием. В первый раз, пропустив его, посылаю ему с Алей вдогонку астру,— «3а Георгия». Во второй раз он уже улыбается. Посылаю ему с Алей вдогонку — «за Георгия» — огромный кленовый лист. «0рден Льва и Солнца — лист кленовый!»

    ___

    — «Марина! Была одна такая странная девочка, она любила святых и одному святому не домолилась.»

    ___

    — Марина! Я бы хотела так: много народу в комнате, темно, кружки папирос, и я бы в темноте узнала тебя — руками — по бархату. Потом все бы ушли, началась бы заря. С гостями ушла бы ночь, гости точно поддерживали ночь.

    ___

    — Хорошая книга! Только там такие места: «ясное солнышко», «светлые волосики»,— не простые, п<отому> ч<то> простота — хорошая вещь, а какие-то — простоватые.

    ___

    — «Я сейчас как-то судорожно иду.»

    — «Марина! Правда — колокол сейчас, как пригоршни золота <над строкой: серебра>?».

    Фруктовая лавчонка, напоминающая Юг.— Заря.)

    ___

    ОКТЯБРЬ

    Из письма:

    Пишу Вам это письмо с наслаждением, не доходящим, однако, до сладострастия, ибо сладострастие — умопомрачение, а я вполне трезва.

    Ничего не случилось,— жизнь случилась. Я не думаю о Вас ни утром, просыпаясь, ни ночью, засыпая, ни на улице, ни под музыку,— никогда.

    Если бы Вы полюбили другую женщину, я бы улыбнулась — с высокомерным умилением — и задумалась — с любопытством — о Вас и о ней.

    Я—aus dem Spiei {вышла из игры (нем.)}.

    — Всё, что я чувствую к Вам,— легкое волнение от голоса и то общее творческое волнение, как всегда в присутствии ума — партнёра. Ваше лицо мне по-прежнему нравится.

    — Почему я Вас больше не люблю? Зная меня, Вы не ждете «не знаю».

    Два года подряд я — мысленно — в душе своей — таскала Вас за собой по всем дорогам, залам, церквам, вагонам, я не расставалась с Вами ни на секунду, считала часы, ждала звонка, лежала, как мертвая, если звонка не было,— всё, как все — и всё-таки не все, как все.

    Вижу Ваше смуглое лицо над стаканом кофе — в кофейном и табачном дыму — Вы были как бархат — я говорю о голосе — и как сталь — говорю о словах — я любовалась Вами, я Вас очень любила.

    Одно сравнение — причудливое, но вернейшее: Вы были для меня тем барабанным боем, подымающим на ноги в полночь всех героических мальчишек города.

    — Вы первый перестали любить меня. Если бы этого не случилось, я бы до сих пор Вас любила, ибо я люблю всегда до самой последней возможности.

    Дела? Да,— дело дней — жизнь.

    — Вы нсрагчюбили меня (как отрезать). Вы просто перестали любить меня каждую минуту своей жизни, и я сделала то же, послушалась Вас, как всегда.

    Вы первый забыли, кто я.

    Пишу Ва-м без горечи — и без наслаждения. Вы всё-таки лучший знаток по мне, чем кто-либо, я просто рассказываю Вам, как знатоку и ценителю — Seelenzustand {сотояние души (нем.)}, и я думаю, что Вы по старой привычке похвалите меня за точность чувствования и передачи.

    <я6ря> 1918 г.)

    ___

    — Любить — видеть человека таким, каким его задумал Бог и не осуществили родители.

    Не любить — видеть человека таким, каким осуществили его родители.

    Разлюбить — видеть вместо него — стол, стул.

    (3-го окт<ябpя> 1918 г.)

    ___

    — 4-го окт<я6ря > 1918 г.

    — «Многие люди тебя любят и никогда не смогут тебя разлюбить, п<отому> ч<то> они закованы в цели, к<отор>ые не пускают в нелюбовь.»

    ___

    — Ах, Марина! Как бы я хотела, чтобы была словесная музыка!

    ___

    — Марина! У деревьев тоже есть кровь.

    ___

    — Я буду сидеть в черном пышном платье, у меня будет двое детей, мальчик и девочка. Мальчика будут звать Иосифом Прекрасным, а девочку Марией. У нас была бы колесница, и у каждого своя лошадь с жеребенком. Я была бы замужем за графом, к<отор>ого бы звали Павел. Мальчик Иосиф Прекрасный был бы одет в черный бархатный костюм с турецкой шапочкой. У девочки большие голубые глаза, а у Иосифа — серые, тоже большие. Грустные лица, яркие рты. (Марина! Я уже чувствую, что у меня будет трое детей: два сына и одна дочь. Но про другого сына я вообще тут не буду рассказывать — и про мужа.)

    ___

    Женщина, чуть-чуть улыбаясь, подает левую руку.— Любовь.— Примета.—

    ___

    Революция — землетрясение. (Банально, да?) — Спасайся, кто может, гибни — кто хочет. Попробуйте любить во время землетрясения!

    ___

    Сегодня Аля приносит мне из церковного садика дошечку с надписью (буквы — печатные и в вершок вышиной: )

    «Дом Рики прошу не трогать.»

    — Вопль против социализации (или национализации?) домов!

    ___

    Аля:

    — «Марина! Я больше всего на свете люблю самую середину земного шара!».

    ___

    Одинаково трудно любить героя и не-героя. (Я.)

    ___

    Аля: Солнце — свято. Снег — денные звезды.

    ___

    — «Марина! Правда — холод похож на чистоту?»

    <ябpя> 1918 г.)

    ___

    — Стоит мне только задуматься — напр<имер> в очереди — наклонить голову — и словесная музыка.

    (11-го окт<ябpя> 1918 г.)

    ___

    (Идя в столовую за платьем: )

    …И мы успеем поговорить про Сахару!

    ___

    ___

    — «Марина! Когда ты умрешь, я поставлютебе памятник с надписью:

    «Многих рыцарей — Дама»,

    только это будет такими буквами, чтоб никто не мог прочесть. Только те, кто тебя любили…

    ___

    — Последнее золото мира! —

    ___

    Большев<истский> праздник — знамена — 1/2 ф<унта> масла — 1/2 ф<унта> хлеба. На Арбатской площади — колесница «Старый режим». В колеснице — розовые и голубые балерины. Колесницу везет старый — во всем блеске — генерал.

    Александровское училище все в красном, колонны просто выкрашены в красный цвет, на фронтоне надпись: «Мир — хижинам, война — дворцам.»

    «Из этого окошка мы стреляли» (реалист на Собачьей площадке.) Вечером — шутовская канонада фейерверка.

    «Ихняя Пасха».

    ___

    ___

    Дочь, у к<отор>ой убили отца — сирота. Жена, у к<отор>ой убили мужа — вдова. А мать, у к<отор>ой убили сына?

    ___

    Аля: Я с жадностью бросаюсь на Вашу грудь.

    ___

    Плошадь — людная пустыня.

    ___

    — «От одной спички вся Москва закурит!» (Слова солдата.— Мировая революция.)

    ___

    — часовой.

    ___

    Всегда крещусь, переезжая через реку.

    ___

    «Перед смертью не надышешься!».— Это сказано обо мне.

    ___

    Семья… Да, скучно, да <слово не вписано>, да, сердце не бьется… Не лучше ли: друг, любовник?

    Но поссорившись с братом, я всё-таки вправе сказать: «Ты должен мне помочь, п<отому> ч<то> ты мой брат» (муж — отец). А любовнику (большое л — Любовь) этого не скажешь — ни за что — язык отрежешь!

    —

    Родство по крови грубо и прочно, родство по избранию — тонко. Где тонко, там и рвется.

    ___

    «Я Вас не оставлю!» Так может сказать только Бог — или мужик с молоком в Москве, зимой 1918 г.

    ___

    Да, да, господа! До 1918 года вы говорили: дворянин, хам… Я же говорила: человек. Теперь — наоборот.

    ___

    Мне хочется выйти на площадь и крикнуть: — «Господа! Я за <слово не вписано>! за <слово не вписано>! Я вас всех ненавижу! Я б <слово не вписано>!

    <отому> ч<то> прислуге это почему-то скучно, а мне — всё весело.

    ___

    Аля, ночыо — «Марина! Дым —женщина, туман — женщина. Гром — мужчина.»

    ___

    Ночь — женщина, вся в черном. Летит как птица.

    ___

    Вечер — памятник в плаще из струй.

    ___

    Г<оспо>да! Вы поставили памятник Г. Гейне. Вы опрометчиво поставили памятник Г. Гейне (См. Vermischte Schriften {Разные сочинения (нем.)}, о республике и республиканцах.)

    ___

    — «Und ich sage euch, es wird einmal ein Winter kommen, wo der Schnee rot von Biut sein wird.» {«И я говорю вам: наступит однажды зима, когда снег станет красным от крови (нем.)»}

    (Привожу на память, но смысл тот.)

    ___

    НОЯБРЬ

    Аля:

    Марина! Теперь я один раз в жизни видела ракету и два раза привидение.

    ___

    — Аля, если люди друг другу очень нравятся — и всё-таки не целуются — что это?

    — По-моему — нелюбовь!

    — Нет, они очень друг другу нравятся.

    — Мне хочется сказать тебе одно свое слово.

    — Ну?

    —Тогда они похожи на меня.

    — Какие же они?

    — Неразгадочные.

    ___

    …«Это была любовь, но далёкая, далёкая, не с неба — а прямо (указывает рукой в окно). И она по дороге растеряла все искры, всё целование. И остался один большой белый огонь.»

    ___

    Сна нет, Марина. Сон не снится. Сон — покрывало. Серое. Под ним — жизнь.

    __

    <РИЮ> 3<АВАДСКОМУ>

    Письмо неведомо кому

    Я Вас люблю и м<ожет> б<ыть> Вы тоже полюбите меня. Я думаю, что Вы крылатый. Вы будете мне сниться. Ночью Вы обнимете меня Крылами (большое К, Марина!). Вы придете в беззвездную ночь, бессветную Ночь. У Вас белые волосы, протянутые руки. Вы живете в доме, к<отор>ый стоит на облаках. Скоро Вы будете жить в моем саду. Вы отдельны от всех, у Вас есть колесница-раковина и крылатые кони. Я хочу писать только о Вас. Кто мы с мамой — Вы сами узнаете.

    Стук в дверь, нежный голос; можно? — И Вы войдете. Крылатый. Вы охраняете всех. Я никогда никому не скажу об Вас.

    3-го ноября 1918 г.

    ___

    — «Аля, если ты, как Христос велел, всех любишь, ты должна любить и б<ольшеви>ков.»

    — Нет, я буду молиться о том, чтоб они умерли, а когда они умрут, я буду молиться за упокой их души.

    ___

    — Марина! Я люблю корону и морскую звезду.

    ___

    Я и Театр

    Я принадлежу к тем зрителям, к<отор>ые, по окончании мистерии, разрывают на части Иуду.

    ___

    <ом> Соллогуба. «Информа<ционный> Отдел комиссариата по делам Национальностей».

    Латыши, евреи, грузины, эстонцы, «мусульмане», какие-то «Мара-Мара»а, «Энь-Лунья», и всё это — мужчины и женщины —- в фуфайках, в куцавейках — с нечеловеческими (национальными) носами и ртами…

    —А я-то, всегда чувствовавшая себя недостойной этих очагов (усыпальниц!) Расы!

    ___

    14-го ноября 1918 г., второй день службы. {в этой зале я 8 мес. спустя читала «Фортуну» (Дворец Искусств.) (Примечание М. Цветаевой)}

    — Странная служба, где приходишь, облокачиваешься локтями о стол и ломаешь себе голову: чем бы мне заняться, чтобы прошло время? Когда я прошу у заведующего какой-н<и>б<удь> работы, я замечаю в нем какую-то злобу.

    — она вся розовая. Вчера я заметила только печи. Розовая лепка, розовый низ.

    Мраморные ниши окон. Две огромных завешенных люстры.— Мелкие вещи (вроде мебели!) исчезли.—

    ___

    1-го ноября, в 11 ч. вечера — в мракобесной, тусклой, кишащей кастрюлями и тряпками столовой, на полу, в тигровой шубе, осыпая слезами соболий воротник — прощаюсь с Ириной.

    Ирина, удивленно любуясь на слезы, играет завитком моих волос. Аля рядом, как статуя восторженного горя.

    Потом — поездка на санках. Я запряжена, Аля толкает сзади — темно — бубенцы звенят —- боюсь автомобиля…

    — Марина! Мне кажется, что всё небо кружится.— Я боюсь звезд!

    ___

    15-го ноября 1918 г. Третий день службы.

    Составляю архив газетных вырезок, т. е.: ; излагаю своими словами Стеклова, Керженцева, отчеты о военнопленных, продвижение красной армии и т. д. Излагаю раз, излагаю два (переписываю с «журнала газетных вырезок» на «карточки»), потом наклеиваю эти вырезки на огромные листы. Газеты — тонкие, шрифт еле заметный, а еще надписи лиловым карандашом, а еще клей,— это совершенно бесполезно и рассыплется в прах еще раньше, чем это сожгут.

    Здесь есть столы: эстонский, латышский, финляндский, молдаванский, мусульманский, еврейский и т. д. Я, слава Богу, занята у русского.

    Каждый стол — чудовищен.

    — вроде селедок — вне возраста. Дальше: красная белокурая — тоже страшная — как человек, ставший колбасой — латышка. <Я ефо знала, такой маленький. Он уцастфофал в загофоре и ефо теперь при гофорили к растрепу…»И хихикает.— В красной шали. Ярко-розовый, жирный вырез шеи.

    Жидовка говорит: — «Псков взят!» — У меня мучительная надежда: — -Кем?!!» —

    Дальше, рядом со мной — двое (восточный стол). У одного нос и нет подбородка, у другого подбородок и нет носа…

    За мной — семнадцатилетнее дитя — розовая, здоровая, курчавая, как белый негр,— слава Богу, русская!

    Еще — тип институтской классной дамы («завзятая театралка»), еще — жирная, дородная армянка, еще ублюдок в студенческом, еще — -эстонский земский врач, сонный и пьяный от рождения… Еще (разновидность) — унылая латышка, вся обсосанная.

    — И я.—

    ___

    Разница между спартанцем и спортсмэном.

    (Моя ненависть к теннису.)

    ___

    Опечатка:

    — «Если бы иностранные правительства оставили в помое (покое) русский народ» и т. д.

    «Вестник Бедноты», 27/XI № 32.

    ___

    Какой очаровательный старинный возглас:

    — «Дедушка, Вас бабушка зовет!»

    ___

    Из письма:

    …Я написала Ваше имя и долго молчала. Лучше всего было бы закрыть глаза и просто думать о Вас, но — я трезва! — Вы этого не узнаете, а я хочу, чтобы Вы знали.— (Знаю, что Вы всё знаете!)

    — легкий, легкий снег — подходя к своему дому я остановилась и подняла голову. И подняв голову, ясно поняла, что подымаю ее навстречу Вашей чуть опущенной голове.

    < > {Имя не вписано!} Мы еще будем стоять так, у моего подъезда,— нечаянно — в первый — в тысячу первый — раз.

    в Думайте обо мне что хотите (мое веселое отчаянье!) Но в прошу Вас! в не валить всего этого на «безумное врсмн».

    Милый друг! Вчера вечером я в первый раз в жизни полюбила лифт. (Всегда панически и простонародно боялась, что застряну навек!)

    Я подымалась — одна в пустой коробке — на каком-то этаже играла музыка, и все провалы лифта были наводнены ею. И я подумала: движущийся пол — и музыка. Пустота и музыка. Вся я.— И, задыхаясь от восторга, подумала: — Музыка коварными когтями разворачивает грудь.

    — Я знаю, что я Вам необходима, иначе не были бы мне необходимы — Вы.

    ___

    Аля:
    Солёные волны моря
    Хлынули мне в лицо.
    Я царь всему этому брегу.

    ___

    По поводу «Стуаийного ребенка».

    Кто-то из Студийцев рассказывает:

    — А у Наташи и Бориса Ильича месяц назад родилась девочка. Теперь у нас студийный ребенок.

    Ревную:

    <оторо>го я в глаза не видала) всё-таки жениться на Наташе, а не на мне.

    2) Почему это у кого-то новый ребенок, а у меня нет (у меня было бы трое, а им всё равно не нужно!)

    3) И почему Аля — просто ребенок. А этот ребенок — студийный?

    4) И почему Е. Б. Вахтангов нашел время, чтобы воспевать этого студийного ребенка, а мне написать две строчки В ответ на стихи — не нашел?

    5) Почему…

    ___

    Я могу входить без доклада.

    Не могу (убейте!) входить без приглашения. Ибо входить без доклада = быть уверенным в приглашении.

    — Но я не могу входить без приглашения.

    ___

    Сумасбродство и хорошее воспитание:

    ___

    Пересказываю — подолгу службы — своими словами какую-то газетную вырезку о необходимости устроить на вокзалах дежурство грамотных для чтения и разъяснения «публике» агитационных листков:

    …«На вокзалах день и ночь должны дежурить грамотные, чтобы разъяснять приезжающим и отъезжающим разницу между старым строем и новым.»

    ___

    Разница между старым строем и новым:

    Старый строй:

    — «А у нас солдат был.» — <А у нас блины пекли.» — «А у нас бабушка умерла.»

    — Солдаты приходят, бабушки умирают, только вот блинов не пекут.

    ___

    Аля. (Пропущено, относится к августу.)

    Дева-Царь, Марина, то женщина, то царский сын, и не женщина она, и не царский сын.

    Она путешествует, различает всё вдали, знает все до одного названья.

    ___

    — Марина! Я чувствую, что у меня сегодня новая жизнь началась, и знаешь — я чувствую — вся моя прежняя жизнь — такая пустая! Мне бы хотелось всё это: кухню, полотенца, кастрюльки, всё это, что мне не нужно, свалить куда-н<и>б<удь> собственными руками, чтобы ничего этого не было, чтобы только мой мир был.

    И знаешь — только не думай, что я хвастаюсь! — Я не хвастаюсь! — мне так нравятся мои слова: они, как маленькие драгоценные вещи, как бусы… Oх, Марина! Это — великий мир, как пустыня. В твоей комнате — этот мир, твоя комната — из всего мира, хотя она такая маленькая… Так странно! Я сегодня точно в первый раз всё вижу: тебя, комнату, погоду… Всё такое странное, и погода странная…

    ___

    Алино письм С<ереже> (27-го ноября 1918 г.)

    Милый папа! Я так медленно пишу, что прошу дописать Марину. Мне приятно писать Вам. Часто я Вас ищу глазами по комнате, ища Ваше живое лицо, но мне попадаются только Ваши карточки, но и они иногда оживляются, пл<отому> ч<то> я так внимательно смотрю. Мне всё кажется: из темного угла, где шарманка, выйдете Вы с Вашим приятным, тонким лицом.

    Меня слушает всякий шум: кран, автомобиль, человеческий голос. Мне всё кажется: неё выпрямляется, когда я смотрю. Милый папа, я Вас буду бесконечно-долго помнить. Целая бездна памяти надо мной. Я очень люблю слово «бездна», мне кажется, есть люди, к<отор>ые живут над бездной и не погибают в буре.

    — Я в маминой комнате хожу в осеннем желтом пальто.—

    Ваша жизнь, мой прекрасный папа, черная бездна небесная, с огромными звездами… Над Вашей головой — звезда Правды. Я кланяючсь Вам до самой низкой земли.

    — Милый папа, раз мы вечером гуляли, я посмотрела на небо, всё небо кружилось. Я очень испугалась и сказала это маме. Мама сказала, что небо действительно кружится. Мне стало еще страшнее. На улице никого и ничего не было, кроме нас. Только тусклые фонари.— И мама мне сказала, что нужно — чтобы не бояться звезд — сделать их своими фузьями. И мы спокойно пошли дальше. И теперь я уже без страха. И, опираясь на мамину руку я буду жить. Целую Вас от всей моей души и груди.

    Аля.

    ___

    ДЕКАБРЬ:

    В слове «боты» есть какая-то неизъяснимая (вполне изъяснимая) вульгарность.

    ___

    <унков>ского (несу ей кошёлку)

    __

    — Кому живется, а кому и ёжится!

    (Баба, рассыпавшая на улице чечевицу, за к<отор>ой стояла 2 часа на морозе в очереди.)

    ___

    Аля:

    Марина! Я бы хотела построить дом для поэтов, чтобы камины пылали, кофе кипел, а они бы ничего не делали,— только писали стихи!

    ___

    — «Сон оковал меня железом!»

    ___

    — «Мне снился праздничный сон — многолюдный. Большая мужская толпа и мои глаза.»

    ___

    1919 г. ЯНВАРЬ.

    1-го янв<аря>, ст. ст.

    — «Марина! Я чувствую себя сейчас маленькой, тихо-сумасшедшей девочкой!»

    ___

    …«Маленькие облачка воспоминаний».

    ___

    — «Марина! А ведь Старый Год — пророк!»

    ___

    — «Секунда — белая птица.»

    ___

    10-го янв<apя> 1919 г.

    — «Слышишь голос, шаги, а человека не видно.»

    (Рассказ кого-то о вчерашнем тумане. Вспоминаю Ю. 3<авад>ского.)

    ___

    Облегч<ение> собесед<нику>.

    ___

    Есть женщины, у к<отор>ых по чести, не было ни друзей, ни лю-бовников: друзья слишком скоро становились любовниками, любовники — друзьями.

    __

    Я больше люблю человекоподобных богов, чем богоподобных людей.

    (Ибо упор всегда в прилагательном!)

    ___

    — «Она поднимает ногу, как руку.»

    ___

    Ц. И. К. Всероссийский Ицек.

    ___

    «Выжидательная служба». С 4-х часов ждем.— «А он что делает?» —«Курит папироску в комиссариате.»

    ___

    Нет маленьких событий. Есть маленькие люди.

    ___

    Вся тайна в том, чтобы событие сегодняшнего дня рассказать так, как-будто оно было 100 лет назад, а то, что совершилось 100 лет назад — как сегодня.

    ___

    Господство над морем — господство над миром.

    ___

    2/23 янв<аря> (Изв<естия>Ц. И. К. «Наследник».)

    Кто-то читает: малолетний сын Корнилова — Георгий — назначен урядником в Одессе.

    Я, невинно: Почему урядником? Отец же не служил в полиции!

    ___

    Из письма:

    …«Милый друг! Кем бы Вы меня ни считали: сивиллой — или просто сволочью»…

    ___

    Любовь — разложима, но не делима.

    ___

    Вы меня никогда не любили. Если любовь разложить на все ее составные элементы — все налицо; нежность, любопытство, жалость, восторг и т. д. Если всё это сложить вместе — может и выйдет любовь.

    — Но это никогда не слагалось вместе.

    ___

    … Элементы, входящие в наши отношения (пишу «отношения» и сомневаюсь, есть ли у Вас какое-н<и>б<удь> отношение ко мне…)

    ___

    Конечная точка линии, исходной точкой которой является Очарование — есть Магия.

    ___

    Любовь — параллельная линия к нашей с Вами прямой, проведенная на миллиметр расстояния.

    ___

    Аристократизм: враг избытка. Всегда немножко меньше, чем нужно. <Над строкой: Не перед<ать> (явно.)>

    ___

    Аристократизм — замена принципов — Принципом. (Le grand Principe). {Верховный Принцип (фр.)}

    (Н<икодим>)

    ___

    — Клянусь Богом, что Вы меня ни капельки не любите, клянусь Богом, что я от этого люблю Вас гораздо меньше и любуюсь Вами гораздо больше, а так как это и Вам и мне дороже, чем любовь, продолжайте не любить меня — на здоровье!

    ___

    Из письма:

    «Милыйдруг! У меня к Вам нежнейшая просьба: никогда не заставляйте понапрасну ждать. Прощу не за себя, а за тех, к<отор>ые не умеют писать стихи, когда не приходят — а просто плачут!

    Дайте мне это обещание! Каждый раз, когда Вы намереваетесь не придти, предупредите — Вы сделаете доброе дело — во имя мое.

    — Сколько добрых дел в течение всей Вашей красоты!

    ___

    Почему я не смею — через горло не идет — сказать Вам, что я Вас люблю? Всё, что угодно,— только не это!

    ___

    Всё, что у меня осталось свободы с Вами — это мой смех.

    ___

    (Любовь.)

    ___

    Гусары у Сиу.

    ___

    — Никогда не уступаю желанию, всегда — причуде. От сильных своих желаний мне как-то оскорбительно, от причуды — весело.

    В желании я — раб, в причуде — царь.

    ___

    — Св. Цецилий — вроде жены В. Иванова) ненавижу, третьих не понимаю, люблю только вторых — себя.

    ___

    Аля:

    Мировое — это по-моему быстрое, двигающееся, холодное, со льдом и с ветром,— ветер, спутанный с обломками лъда.

    ___

    — «Я люблю детский почерк».

    ___

    — «Мне кажется, я выйду замуж, шутя.»

    __

    Аля — Ю. 3<авадскому>

    ___

    Рассказываю Бальмонту о потере голоса.

    — «Вы знаете, меня должно быть Бог наказал за то, что я слишком много говорила. Целых две недели я ничего не могла говорить, кроме «и». Ни а, ни о,— только и. И тогда я поняла, что это наверное какой-н<и>б<удь> Иван, которого у меня еще никогда не было.»

    Бальмонт, молниеносно: — «Конечно: Иван-Царевич!»

    ___

    В двух словах об этом нашем с Алей визите к Бальмонту, В маленькой тесной кухне: Бальмонт — «как царь под плэдом» (выражение Нади), Анна Николаевна, Т. Алексеевна, Мирра, Аля, я. У плиты — обезумев от жары и от того, что всё сразу вскипело (знакомая трагедия!) — Елена. В доме, очевидно, до сегодняшнего дня ничего не было, а теперь вдруг всё стало: пекут блины, варят картошку, варят кашу, ва-рят суп из телятины. И угощают, угощают, угощают. Бальмонт ест восторженно. Аля — истово. Мирра — причудливо. Я, случайно совершенно сытая, присутствую у стола в шубе, пью только кофе, любуюсь классицизмом всей этой сцены.

    «Ах, я бы с таким наслаждением съел всю эту телятину один! И никому бы не дал!»

    И смеется, п<отому >ч<то>, как я, понимает классицизм для Москвы зимой 1919 года этого возгласа.

    — «Нюшенька, Вы наслаждаетесь?»

    — «Я знала, что Вы меня спросите!»

    Мирра влюбленно заботится об Але, кормит ее со своей тарелки, все наперерыв уговаривают меня есть. А я, счастливая тем, что так чистосердечно ничего не хочу, что все нас тут так любят, что всем нам сейчас так хорошо, а завтра будет так плохо — курю папиросу за папиросой, не зная, что это — дым ли я выдыхаю — или вдохновение.

    ___

    — «А трудно это — быть инструктором?» Моя товарка по комиссариату — эстонка — так же невинно:

    — «Совсем не трудно! Встанешь на мусорный ящик и кричишь, кричишь, кричишь…»

    ___

    Есть у нас в комиссариате одна старая дева в тощая — с бантом — влюбленная в своих великовозрастных братьев-врачей, достающая им по детским карточкам шоколад, в проныра — сутяга в между прочим знающая языки («такая семья») и т. д. Когда она слышит о чьей-нибудь болезни она — с непоколебимой уверенностью — и точно отрубая что-то рукой — определяет: — «Заразилась!» — или «Заразился!» — смотря по тому, идет ли речь о лице женского или мужеского пола.

    — Стародевический психоз.

    ___

    Буржуазии для очистки снега запретили пользоваться лошадиными силами. Тогда буржуазия, недолго думая, наняла себе верблюда.

    — «Молодцы! Ловко обошли декрет!»

    (Собств<енными> глазами видела на Арбате.)

    ___

    «О ты, единственное блюдо

    Коммунистической страны!»

    (Стихи о вобле в газ<ете> «Всегда Вперед».)

    ___

    — (27-го февраля 1919 г.)

    Я с Алей у Антокольского. Воскресение. Тает. Мы только что из Храма Спасителя, где слушали контр-револ<юционный> шепот странников и — в маленьких шапочках — в шубах с «буфами» — худых и добрых — женшин-не женщин — дам-не дам, с которыми так хорошо на кладбище.

    — «Погубили Россию…» — <В Писании всё сказано…» —«Антихрист»…

    Храм большой и темный. Наверху — головокружительный Бог. Островки свечек.

    — Антокольский читает мне стихи, посвящ<енные> Гольцеву и другие — «Пролог к моей жизни», к<оторые> бы я назвала: «Оправдание всего».

    — и так как я всё же понимаю, чтоА<нтоколь>скому это можно, что у него масштаб мировой — и так как я всё же хочу сказать нет и знаю, что не скажу — молчу молчанием резче всяких слов.

    И мучусь этим молчанием.

    — Прощаемся. Аля надевает капор. В дверях Вигелев с каменным лицом.

    — «Я принес ужасную весть: Алексей Александрович Стахович вчера повесился.»

    — Никогда не забуду, как шла за гробом.

    «(у Страстного, названия не помню.)»} было холодно и стоял двойной дым от ладана и от дыхания. Каждый раз, чтобы креститься, я снимала варежку и потом опять надевала, а свечу так и держала в варежке.

    Прощаясь, я поцеловала ему только руку.

    Лицо было прекрасное: особенно дуги бровей и огромные орбиты глаз. Если бы никого не было в церкви, я бы подошла и долго говорила с ним вслух, я бы ему всё сказала, в полной уверенности, что он услышит.

    Помню руки; желтые как воск, узкие, с тонкими пальцами.

    В церкви было очень много народу, я никого не знала. Помню седую голову Станиславского и свою мысль: «Ему, должно быть, холодно без шапки» ф и умиление над этой седой головой.

    — от всех чужих вокруг и оттого, что я его больше никогда не увижу.

    Толпа была огромная. Автомобили сворачивали с дороги. Я этим — немножечко — (за него) гордилась.

    От Зубовской площади толпа начала редеть. Постепенно стало ясно, что за ним идет одна молодежь — студийцы 2?ой Студии, его Зеленое Кольцо. Они трогательно пели.

    Когда улицы стали совсем чужими, а я совсем уже не знала, что с собою делать от нестерпимой тоски, ко мне подошел В. Л. Мчеделов. Я ему безумно обрадовалась и сразу перенесла на него частицу своей нежности к Стаховичу. Я чувствовала — приказала себе поверить — что он чувствует совсем, как я, и если я когда-нибудь в жизни испытала чувство содружества,— то именно в этот час, в снегах Девичьего Поля, идя за гробом Стаковича.

    Нам было вместе холодно, вместе грустно.

    — «Я тогда не сказал Вам этого. Помните, Вы в прошлом году написали мне письмо, где было несколько строк о нем. Я ему прочел. Это произвело на него потрясающее впечатление. Он три дня ходил за мной следом, чтобы я ему их переписал…»

    — «Его очень любили, все к нему приходили во время болезни. Но он ненавидел жалость.— «Я никому ненужный старик.»

    Переходим на тротуар — курить. Вспоминаю Розанова. Пальцы еле держат папиросу.— Вместе холодно, вместе грустно.—

    — «Он никакой записки не оставил?»

    «Нет, но в день своей смерти он еще был в театре, подошел ко мне, спросил: «Ну, как, вы еще не устроились?» —«Нет.» — «Как жаль, как жаль», и сжал мне обе руки.»

    — «А что это за маленький человек, к<отор>ый так плакал в церкви?»

    —«Его камердинер, он раньше был буфетным мальчиком. За день до смерти он выдал ему жалованье за месяц вперед и награду.— Перед смертью он заплатил все долги.»

    Доходим до кладлбиша. Божественная белизна Девичьего монастыря, успокоительный, прекрасный свод арки. Идем к могиле. Студийцы сами хотят опустить гроб, но гроб, сделанный в Худож<ествен-ном> Театре, слишком широк (я — мысленно — с грустной улыбкой: барский!’), не вводит в яму. Могильщики расширяют. К свяшеннику подходит монашенка: «Батюшка, нельзя ли поскорей? Второй покойник у ворот.»

    Стою на могиле Сапунова, немножко мучась тем, что это — ну —не корректно.

    Помню какую-то даму в черном,— в трауре. Большие заплаканные голубые глаза. Когда гроб опускают, крестит воздух мелкими крестиками.

    <отор>ой недавно в Киеве убили мать и сестру.

    ___

    Обратный путь с Мчеделовым. Мы оба почти бесчувственны от холода. С тоскою (п<отому> ч<то> знаю, что ничего не выйдет) прошу его идти ко мне пить чай.

    Вернувшись домой сплю каменным сном до 8ми ч. вечера.

    ___

    У меня на варежке до сих пор восковой след от свечи. Это сейчас самое дорогое, что у меня есть на свете.

    (14-го марта 1919 г.)

    в Художеств<енном> театре

    — Речи Станиславского, Росси (за него читает кто-то другой), Судакова (студийца), Южина.

    Сначала траурный марш Бетховена.

    — Стахович и Бетховен. Давай-ка подумаем.

    — неловкость, как от нескромности.— В чем дело? —

    — «Слишком пышно.» — «Слишком явно.»

    Ну?

    — Стахович— XVIII век. Бетховен — Вечность. Стахович — прежде всего улыбка, Бетховен — прежде всего — искаженный гениальностью лоб.

    Что соединило эти два имени? — Смерть.— Случайность смерти.— Стаховичу не было написано на роду умереть, Стахович — не для явных трагедий. <Над строкой: ибо для того, Стаховича, смерть всегда случайность.> — А! Кажется поняла: траурный марш Бетховена — больше смерть, чем лежащий в гробу Стахович, траурный марш Бетховена — больше смерть, чем стук молотка, заколачивающий гроб и — наконец — траурный марш Бетховена — для явных героев, сознающих себя героями: для Наполеона, Леонардо, Бетховена.

    Смысл Стаховича — Жизнь. В траурном марше Бетховена по отношению к Стаховичу есть какая-то грубость <над строкой: явность>. Ясно ли то, что я хочу сказать?

    — Ах, лучше всего бы меня понял в этом сам Стахович!

    __

    Речь Станиславского: — «У друга было в жизни три любви: семья, театр, лошади. Семейная жизнь — тайна, в лошадях я не знаток…» Рассказ о том, как впервые появился за кулисами Охотничьего Клуба — в великокняжеской свите — красавец-адъютант Стахович. «Великие князья, как им и подобает, оставались недолго. Адъютант остался». И постепенное — негласное — участие этого блестящего гвардейца в постановках — в роли «arbiter elegantarum»{«законодателя хорошего вкуса» (лат.)} («нужно будет спросить у Стаховича», «это не по Стаховичу», «как бы это сделал Стахович?»). Поездка — для изучения дворянского и крестьянского быта в имение Стаховича.— «Мы были приняты по-царски.» — Нежность Стаховича: «Заболевал ли кто-нибудь из труппы, кто оставался при больном в московской жаре и духоте? — Стахович.— Блестящий великосветский гвардеец превращался тогда в самую заботливую няньку. Рассказ о том, как Стахович — вырвавшись с какого-то великосветского бала, прилетел на 5 мин. в Художеств<енный> театр, чтобы полаять по-собачьи в грам-моф<онную> трубу для постановки «Вишневого сада».

    ___

    Из всех характеристик встает блестя щи и образ красавца-гвардейца, мецената, arbiter elegantarum, скептика (нежнейшего, — fin du siecle!{концавека (фр.)}). очень европейца, очень русского.

    Говорят не так и не те. Станиславский — слишком просто (я бы сказала даже — простецки), Росси (в статье, к<отор>ую читает другой) — ни к чему приплетает луну и дворянские гнезда (это должно чувствоваться через Стаховича, иначе — фельетон или олеография), Южин — как общественный деятель и человек, привыкший говорить речи на печальных и радостных торжествах <над строкой: крестинах и на похоронах> — неведомо зачем и почему вспоминает грехи дворянства и ставит на вид «общественную пользу Стаховичей» (ложь! совершенно бесполезны, как скаковая лошадь.)

    Но все они — своим неумением — нет! — тем, что они сами не Ста-ховичи и не поэты! — не могут не дать настоящего образа этого красавца-гвардейца, обаятельного на балу, бесстрашного в бою, causeur’a {собеседника (фр.)}, скептика, под ледяною бронею светскости скрывающего нежнейшую из всех душ, покончившего зимою 18-го –19-го года жизнь после дворцов — на собственной кухне,

    _____

    Лучше всех — с волнением, смело, ни слова лишнего — говорит студиец Судаков. Одна фраза гениальна: — «И лучший урок bon ton, maintien, tenue {хорошего вкуса, выправки, выдержки (фр.)}, нам дал Стахович 11-го марта 1919 г.» (день смерти)

    ___

    Слушаю, слушаю, слушаю. Всё ниже и ниже наклоняю голову, понимая роковую ошибку этой зимы,— каждое слово, как нож в сердце, нож всё глубже и глубже, не даю себе почувствовать,— ах всё равно,— ведь я тоже умру!

    И скажу еще одно, чего не говорит никто, что знают все: Стахович и женщины,— о любовности этого causeur’a, о бессмысленности его, вне любви.

    И скажу еще одно, чего не знает никто:

    — Если бы на Рождестве 1918 г. я, как хотела, пошла к Стаховичу, он бы не умер.

    — А я была бы счастлива.

    ___

    МАРТ

    Гениальность беседы в том, чтобы делать собеседника гениальным.

    ___

    Аля — Канун Весны — о З<авад>ском:

    — «Марина! У меня часто впечатление, что он не ушел, а исчез».

    ___

    — «Марина! Вы сон, к<отор>ый снится всем.»

    ___

    — «Марина! Я видела сон весь из линеек и славянских букв,— целая наша кухня — огромные листы. Но нигде не было написано: Марина, мама, а везде: Женщина, Женщина.»

    ___

    «Два образа жизни: воздух и тонкая нитка в груди.»

    ___

    — «Марина! Восторг Ваш висит на тонкой нитке над огромной черной бездной. Половина нитки висит над бездной, половина — в безопасности.»

    ___

    — «Марина! Есть вещи, к<отор>ые кажутся очень, очень трудными. А найти такие слова — и совсем просто.»

    ___

    — «Марина! Хороших людей много, прекрасных — мало.»

    __

    — «В каждом человеке эта нитка тонка.»

    ___

    — «Аля, ты чувствуешь себя твердой на этой земле?»

    — «Да, Марина; и Ураган не подымет!»

    ___

    Аля о З<авад>ском:

    — «Аля, почему З<авад>ский не пишет стихов?»

    — «Ах, Марина, ему не подходит писать? Он может только надписывать — такие маленькие книжечки.»

    ___

    — «Мне хочется всё знать — и ничего не знать!»

    ___

    9-го марта 1919 г.

    Я: — «Аля! Что делают старухи в богадельне?»

    «Прядут Судьбу».

    ___

    Вчера, возвращаясь домой по Арбату, было так черно, что мне казалось: я иду по звездам.

    ___

    Я — бродячая собака. Я в каждую секунду своей жизни готова идти за каждым.

    Мой хозяин — все — и никто.

    ___

    Аля, 12-го марта 1919 г.

    — «Марина! М<ожет> б<ыть> небо все из голубых глаз?»

    ____

    (об Огненном Ангеле: )

    — «У меня сейчас к этой книге два чувства: одно неблагородное: отбросить куда-нибудь, другое — прижать к груди.»

    ___

    Аля, 13-го марта 1919 г.

    — «Марина! Мне снились во сне огромные мечи и коралловые кресты.»

    — «И снится мне, будто весь пол в моей комнате совсем круглый, выпуклый. Я точно предчувствовала, что придет ко мне кто-то Великий. Я привела свою комнату в довольно хороший вид, и в эту минуту послышался стук в дверь, и дверь сама открылась. Вошел Спаситель. Я молчала. Он сел на стул и грустно смотрел на меня. Я стояла и не хотела садиться и закрыла лицо руками. Моя комната, как только взошел Спаситель, наполнилась коралловыми крестами, перламутровыми мечами и распятиями.— Сон не прерывается, ноя вижу, как Христа ведут на распятие в Терновом Венце. (В «Терновом Венце» с большой буквы.) Тогда я пошла в свою комнату и достала коралловый крест и перламутровый меч. Я пошла за Ним. Он исчез. Но враги Его еще шли, ища Его. И я перед собой в окне увидела реку.»

    ___

    Иду за Алиным обедом. Мороз. Руки без варежек. В левой руке муфта, прижатая к груди. Мне необычайно-приятно нести ее так. Узнаю этот жест, он у меня в руке.

    — Ах? Так в XVIII веке держали, входя в гостиную, треуголку.

    ___

    14-го мapтa 1919 г.

    Опыт этой зимы: я никому на свете, кроме Али и Сережи (если он жив) не нужна.

    Я прекрасно представляю себе, что в один прекрасный день совсем перестану писать стихи. Причин множество:

    1) У меня сейчас нет в них (в писании их) — срочной необходимости (Imperativ’a {императива (нем.)}). Могу написать и не написать, следовательно не пишу.

    2) Стихи, как всякое творчество — самоутверждение. Самоутверждение — счастье. Я сейчас бесконечно-далека от самоутверждения.

    3) Сейчас всё летит, и мои тетрадки так бесконечно-легко могут полететь. Зачем записывать?

    «Ангелы слепы и глухи».

    Что дальше? — Всё! —

    Хаос. Один образ вытесняет другой, случайность рифмы заводит меня на 1000 верст от того, что я хотела раньше,— уже другие стихи,— и в итоге — чистый лист и мои закрытые — от всего! — глаза.

    ___

    5) Что я хочу сказать? — Мир.— Мир сам себя скажет.

    ___

    — за последние 3 месяца — настоящие стихи: Стаховичу.

    (Любовный долг.)

    Эта история со стихами — первый мой шаг к небытию.

    И мысль: Раз я смогла перестать писать стихи, я смогу в один прекрасный день перестать любить.

    Тогда я умру.

    ___

    <отор>ый сможет вместить меня, иначе <над строкой: т. е. ->: бездна.

    ___

    Я, конечно, кончу самоубийством, ибо всё мое желание любви —желание смерти. Это гораздо сложнее, чем «хочу» и <не хочу».

    И м<ожет> б<ыть> я умру <над строкой: Думаю, что> не оттого, что здесь плохо, а оттого, что «там хорошо».

    ___

    Я бы хотела встать на колени и сказать:

    — <Я не знаю, грешна я или не грешна, я знаю, что я несчастна. Ты создал меня такой. Чего ты этим хотел?»

    ___

    — «Вы не меня любите. Вы любите что-то другое.»

    ___

    16-го марта 1919 г.

    Иду сейчас по улице. Немножко тает. Вдруг мысль: — «В первый раз Москва весной без Стаховича.» (Не: «Стахович весной без Москвы»,— мне подумалось именно так).

    ___

    Замечаю одно: горе во мне встает медленно-нарастающей волной. В первую секунду — сгоряча — ничего не чувствую и первые несколько дней живу, как жила. Потом — как укол — воспоминание. Отталкиваю., Потом другой, потом третий,потом уж непрерывно — сплошная боль — уже не чувствуешь острия.

    — Сейчас у меня к С<тахови>чу тихая одержимость.

    ___

    Странное чувство: в горе я не погружаюсь, горе во мне работает, роет какие-то подземные ходы.

    ___

    В конце концов мне придется поверить в бессмертие души!

    ___

    Мне, чтобы жить — надо любить, т. е. быть вместе. Значит: или умереть (быть со С<тахови>чем), или любить другого.

    Князь В<олкон>ский! Вы совсем не знаете, что я Вас уже люблю. Только одно — ради Бога! — пусть я Вам буду нужна, мне больше ничего не нужно.

    ___

    16-го марта утром, когда таяло, я, любя Стаховича, решила, чтобы не умереть, любить Волконского. Они жили вместе и на нем — какой бы он ни был — должен быть какой-то отблеск Стаховича.

    ___

    Не мешайте мне! — Это значит: не мешайте мне — своим удивлением — приносить Вам — деловито — как-будто Вы его заказали — молоко и не имейте обо мне дурных мыслей. Мне будет нужно только то, что нужно Вам.

    ___

    Моя любовь — это страстное материнство, не имеющее никакого отношения к детям.

    ___

    Жесточайший эгоизм: не желать брать. Его у меня нету. Я чаще всего не умею брать п<отому> ч<то> люди — чаще всего — не умеют давать.

    ___

    ___

    Мое требование — всегда просьба, моя просьба — всегда требование. <Над строкой: Там, где я вправе требовать — я даже и не прошу. А права на просьбу — нету.>

    ___

    Не могу — хоть убейте! — чтобы человек думал, что мне что-нибудь от него нужно.

    ___

    Уговор: если кто-н<и>б<удь> непременно должен давать, а другой — непременно брать,— давайте давать мне: Вы никогда не заметите, что я даю, ибо это моя единственная возможность — брать.

    ___

    Мне каждый нужен, ибо я ненасытна. Но другие чаще всего даже не голодны, отсюда это вечно-напряженное внимание: нужна ли я?

    ___

    <тахо>вич умер как раз от того, от чего сейчас так мучусь (хочу умереть) — я; от того, что я никому не нужна.

    Никто не поймет бездны, к<отор>ую разверзает во мне это соответствие.

    ___

    Чувствую, что не смогу любить В<олкон>ского.

    ___

    Аля:

    Это точно музыка какая-то: небо, закат.

    ___

    — Какое тяжелое под эту музыку слово: «отреклась».

    __

    <афии > Лозэна:

    Биогр<афию> Лозэна должны были бы писать женщины. Мужчинам он и в гробу не дает покоя.

    Только мужчинам может придти в голову эта бестактность: оправдывать, выгораживать Марию Антуанэтгу в истории с Лозэном.

    Для королевы — предлагать свою любовь такой же восхитительный жест, такая же доблесть, как для нищенки — отвергать миллионы. <Над строкой: уличной — отвергать князей>.

    Я думаю, что каждый, кто пишет биографию Лозэна, вместо Марии Антуанэтты подставляет свою невесту — и так пишет.

    — Лозэн и Мария Антуанэтта,— какая прекрасная — в веках — пара! Для меня это лучше, чем Данте и Беатриче!

    ___

    Женщины любят не мужчин, а Любовь, мужчины не Любовь, а женщин.

    Женщины никогда не изменяют.

    Мужчины — всегда.

    ___

    18-го марта 1919 г.

    <над строкой: надо мной>: отца в «Первой любви» — Версилова — Стирфорса. Это мне напоминает детскую фразу моей матери и недавнюю — Али: — «Странно! Я всегда люблю не совсем хороших».

    ___

    Всю эту зиму я — сердечно — кормилась возле III Студии.— Плохо кормиться возле чужого стола!

    ___

    С Алей:

    — Что ты вздохнула?

    — По причине.

    — По какой?

    — Ах, Марина, если бы я сошла в ад, я бы не била людей по голове ногами, как этот — как его?

    — Данте?

    — Да.

    ___

    — Марина! Как трогательно! Я расчищаю в снегу дорожку — и вдруг — старый, с седой бородой, с благородным лицом — генерал. И самое трогательное, что он нес какую-то банку.

    Три определения <не дописано>.

    Для других собственная душа наверное так же туманна и неопределенна, как для меня, близорукой, моя собственная Поварская в 2 ч<аса> ночи, когда нет фонарей.

    ___

    Ответ человека «не знаю», когда дело касается его собственной души так же поражает меня, как других мое вечное «не вижу» (близорукость).

    ___

    — Если бы я каким-нибудь чудом очутилась на секундочку в чужой грудной клетке, я бы наверное почувствовала такой же ужас от всей этой путаницы, туманности, неразграниченности чувств и понятий, как другой, если бы взглянул на мир моими (близорукими) глазами.

    ___

    ___

    Голод и жажда.

    Жажда есть — голод на определенное (воду).

    — Сердце.—

    Голод есть желание всего.

    —Душа.—

    ___

    Мне не дано возбуждать в людях жалости.

    Элементарный пример: иду в 11 ч<асов> дня по Поварской с переполненной кошёлкой в руке.— «Цвету как роза».

    (Со вчерашнего дня ничего — кроме стакана поддельного чая, в рту не было. В кошёлке — старые сапоги, которые несу продавать.)

    ___

    В комиссариате:

    <М».}

    — «Ну как довезли картошку?»

    — «Да ничего, муж встретил».

    ___

    — «Вы знаете, надо в муку прибавлять картошку. 2/3 картошки, 1/3<муки. Выходит замечательный хлеб.»

    — «Правда? Нужно будет сказать матери.»

    — У меня: ни матери, ни мужа, ии муки.

    ___

    Кому дать суп из столовой: Але или Ирине?

    — Ирина меньше и слабее, ноАлю я больше люблю. Кроме того, Ирина уж всё равно плоха, а Аля еще держится,— жалко.

    Это я для примера.

    Рассуждение (кроме любви к Але) могло пойти по другому пути. Но итог один: или Аля с супом, а Ирина без супа, или Ирина с супом, а Аля без супа.

    — даровой— просто вода с несколькими кусочками картошки и несколькими пятнами неизвестно какого жира.

    ___

    Неприлично быть голодным, когда другой сыт. Корректность во мне сильнее голода,—даже голода моих детей.

    — Ну как у вас, все есть?

    — Да, пока слава Богу.

    Кем нужно быть, чтобы так разочаровать, так смутить, так уничтожить человека отрицательным ответом?

    — Просто матерью.

    ___

    Жестокосердые мои друзья!

    Если бы вы, вместо того. чтобы угощать меня за чайным столом печеньем, просто дали мне на завтра утром кусочек хлеба…

    Но я сама виновата, я слишком смеюсь с людьми.

    Кроме того, когда вы выходите, я у вас этот хлеб — краду.

    ___

    <отор>ая вечером, когда ее безумнее всего любишь — уезжает в концерт…—

    И, в конце концов, когда человек умрет, чужие люди, которых при жизни и через порог бы не пустили, копаются в ваших вещах и передают друг другу ваши последние слова…

    Я уверена, что если бы я сейчас умерла, обо мне больше всего бы горевали (кроме Али — и Нади (няни) — какие-то Х и У, чья любовь мне никогда не бы/и нужна при жизни.

    Завадский сказал бы: «Это ужасно!» — вижу его бьющиеся ресницы — помолчал бы с секундочку и — с легким вздохом:

    — «Господа, давайте репетировать!»

    Володя Алексеев пошел бы на похороны.

    ___

    III Студия! <Над строкой: Милые мои молод<ые> др<узья> — Может быть всё ваше назначение в том, чтобы научить меня — не любить — не ценить — не жалеть — молодости.

    ___

    Каждый раз когда я вижу на улице седой затылок, у меня сжимается сердце. (Стахович.)

    ___

    Еще я забыла сказать: у Стаховича когда-то был чудныйголос. Он пел с каким-то знаменитым итальянцем.

    — Голос! — Жесточайшее — надо мной — обаяние!

    ___

    Пока вся Москва 1919 г. несла снежную повинность, я несла — нежную.

    ___

    Иду по Николопесковскому.

    — Зайти к Бальмонтам? — И сразу видение самой себя — смеющейся — говорящей — курящей — курящей — курящейся — над стаканом чая, к<отор>ый не пью, потому что без сахара — скучно, а с сахаром — совести не хватает, ибо кусок сахара сейчас 4 р.— и все это знают.

    И от этого видения — почти физическая тошнота.

    ___

    — «С чего это она?»

    ___

    Дуракам мое веселье подозрительно; смеюсь, как дура, а через секунду — китайская грамота какого-нибудь рассуждения об аристократизме.

    ___

    В. Гюго.— «Общие места».— Да, если солнце — общее место.

    ___

    К маленьким поэтам:

    Для того, чтобы воспевать японские вазы — или край ноготка Вашей возлюбленной <над строкой: (вам, эстеты) фаянсы, (вам, футуристы) небоскребы> — достаточно казаться.

    — нужно быть.

    ___

    Стихи есть бытие: не мочь иначе.

    ___

    20-го марта 1919 г.

    Вместо «Монпленбеж» пишу «Монплэзир».

    ___

    Я: полнейшая демократичность тела (его требований) при полнейшем аристократизме души.

    — и ни разу в жизни не вынесла хотя бы 1/1000 доли намека на фамильярность в интонации.

    ___

    21-го марта 1919 г.

    Мое «не хочу» — всегда: «не могу». У меня нет произвола.

    ___

    «Не могу» — и кроткие глаза.

    Почему я так глубоко-беспомощна во всем, что другим так легко? — Найти чей-нибудь дом, взять билет на вокзале, выкроить — по готовой выкройке — детскую рубашечку.

    О, как я издали чую то, чего НЕ МОГУ— и какой у меня тогда крот-кий — от неизбежности — голос!

    ___

    Ни разу «не могу» в вещах физического порядка — в голову не приходит! — и как часто, как часто «не могу» — в вещах душевных и умственных!

    ___

    Душа у меня — царь, тело — раб.

    ___

    Бог, давший мне широкие плечи и крепкие руки, знал что он делал. Но Бог, давший мне при этом такую душу — определенно не знал.

    ___

    Аля:

    — «Марина! Когда у нас совсем нечего будет есть — даже гнилой картошки — я сделаю чудо. Я теперь его не делаю, п<отому> ч<то> раз мы едим гнилую картошку,— значит ее можно есть?»

    ___

    — «Марина! Я только представляюсь маленькой девочкой, я только представляюсь, что я труслива, что я ленива, что я не хочу есть. Я — существо, Марина! Я знаю всё вперед — и всё назад.»

    ___

    — «Марина! Ведь Вы тоже не простой человек!»

    — «Ты думаешь?»

    — «Неужели Вы этого д<о> с<их> п<ор> не знали? Как же Вы можете быть простым человеком, когда у Вас — такая дочь?!»

    ___

    — мгновенно — реплика: — «Но ведь это же рассуждение!»

    ___

    Или людей сбивает с толку, что все это в таком стройном порядке?

    ___

    — Познай самого себя! —

    Познала.— И это нисколько не облегчает мне познание других. Наоборот, как только я начинаю судить о человеке по себе, получается недоразумение за недоразумением.

    ___

    Заставить изображение Спасителя портретами Наполеона (глаза как угли в золоте киота!) —- вот мои 16 лет. (Внучка священника Владимирской губ<ернии>!)

    ___

    <над строкой: слушаю>. Потом ищу точного воплощения в слове. Получается ледяная броня формулы, под которой — только сердце.

    ___

    Четкость моих чувств заставляет людей принимать их за рассуждения.

    ___

    О, я не русская! Россия — как жернов на моей шее! Россия — это моя совесть, мои 5 ч<асов> утра и гудки с Брестского вокзала, моя неуверенность в том, нужна ли я (сразу делающая меня не нужной!)

    ___

    Я в России XX века — бессмысленна. Все мои партнёры (указывая на небо или в землю): там.

    ___

    Есть люди определенной эпохи и есть эпохи, воплощающиеся в людях.

    ___

    — XVIII век + тоска по нем.

    ___

    Революция в Венгрии:

    Будапешт.— Демонстрация кельнеров с цыганским оркестром.

    ___

    Благовещенье 1919 г.

    Цены:

    — 1400 р. пуд

    1 ф<унт> кар<тофеля> — 10 р.

    1 ф<унт> моркови — 7 р. 50 к.

    Лук — 15 р.

    Селедка — 25 р.

    — ставки у нас еще не прошли — 775 р. в месяц.)

    ___

    У телефона:

    — Я слушаю.

    Муж<ской> голос: — Попросите, пож<алуйста>, Марину Ивановну.

    — Это я.

    — Ах, это Вы, Марина Ивановна? Я не узнал Вашего голоса. Говорит К. В. К<андаур>ов.

    — Здравствуйте, К<онстантин> В<асильевич>.

    — М<арина> И<вановна> я получил известия из Крыма и должен Вам сказать, что Сережа…

    — Убит — мысленно подсказываю я.

    — Жив и здоров и просил Вам кланяться.

    ___

    — Точное чувство до краев переполненных глаз,— слезы еще не текут.

    Колени дрожат. Чувство легкой физической тошноты.

    ___

    Благовещенье! — Благая Весть! — Недаром это мой любимый праздник! Я ровно 6 мес. ничего не знала о Сереже!

    ___

    27-го марта 1919 г.

    Недавно, утешая кого-то, цитирую Гёте:

    — Jeder Tag hat seine Plage

    Und die Nacht hat ihre

    {У Гете: Jeder Tag hat seine Plage

    Und die Nacht hat ihre <Lust>.

    В каждом дне — свое мученье,

    — <радость> есть своя! (нем.)

    Пер. С. Г. Займовского}

    — и — неожиданно — Last! {тяжесть (нем.)}

    (1919 год!)

    ___

    У нас на кухне ночует мальчик, сын бабы, к<оторая> возит нам молоко.

    — «Не думалось мне, что придется мне на пружине ночевать!» От этого «на пружине» у меня безумно сжимается сердце.

    — Вот тебе и ненависть к простонародью!

    ___

    У меня есть судьба. Поэтому — быть может — я так — дотла — лишена честолюбия.

    Вижу ее ясно, как на географической карте <над строкой: не на картах, а на карте>.

    Если бы я была на острове, у меня тоже была бы судьба.

    ___

    <Друзья, не цените меня, во что бы вы меня ни оценили — я оценю себя точнее. Но любите меня, ибо так нежно любить себя, как я бы хотела, мне не даете вы, которых я люблю!»

    ___

    Я в любви:

    Гибкость до последнего предела и — в последнюю секунду — отпор.

    (Гордыня.)

    ___

    Я иногда смотрю на себя объективно — как на явление.— «Вот — радость. Ты ее можешь дать.» — И тогда не жалею себя ни на кого.

    ___

    Антокольский: — «Можно сказать?»

    Завадский: — «Я думаю — можно.»

    Антокольский: — «Завадский хочет Шекспира ставить!»

    Я, восхищенно: — «0-о!»

    — «Макбета».— И что он сделает? Половины не оставит!»

    ___

    3<авад>ский: — «М<арина> И<вановна>, я хочу придти к Вам. Можно?»

    Я: — «Нельзя! У меня дверь заперлась и не открывается.»

    А<нтоколь>ский: — «А помните, что Вы говорили про красоту? Помните: красота — отмычка.»

    3<авад>ский, деловито: Нужно будет придти.

    ___

    1) Несчастье для души и счастье для тела:

    Брать в долг.

    2) Счастье для души и несчастье для тела:

    Отдавать долг.

    ___

    … и небо было, как черный пурпур.

    ___

    30-го марта 1919 г.

    Вчера в Охотном, один мужик другому:

    —Ты не охай! Нынче год такой — девятнадцатый.

    ___

    — «Ну что,— Москву навещаешь?»

    (как больного.)

    ___

    Некоторые умные и прекрасные собой старики, глядя на меня, как-то особенно улыбаются.

    Они думают: «Ты расшвыриваешь себя обеими руками мальчишкам- Этого не надо делать. Твою гордыню («обо мне никто не смеет дурно думать!») они принимают за отсутствие гордости, твой жизненный Пафос — за легкомыслие. Лучшие из них считают тебя странной, а в общем ты им не нужна, так как ты слишком мало — внешне — себя ценишь, чтобы твоя любовь могла им льстить.

    — Peine, amour et temps perdu». {Страдание, любовь и упущенное время (фр.)}

    ___

    — говорили.

    ___

    3<авад>скии! Я ничего не могу Вам дать. Вам сейчас нужно, чтобы Вас ценили, я могу только Вас любить.

    ___

    Аля:

    — «Марина! Странно: в таком раннем детстве, в такой грязной кухне — броситься на пол и умереть!»

    АПРЕЛЬ.

    Трагическая Вербная Суббота. Потеряла (в воду канули!) 500 руб. Спрятала — вместо них — две ложечки сахара в конверте.

    <унт>ов картофеля — или почти башмаки — или калоши + 20 ф<унт>ов картофеля — или …

    Потеряла за три дня I) старинную овальную флорентийскую брошку (сожгла), 2) башмаки (сожгла), 3) ключ от комнаты, 4) ключ от книжного шкафа, 5) 500 р.

    О, это настоящее горе, настоящая тоска! Но горе — тупое, как молотом бьющее по голове.

    Я одну секунду было совершенно серьезно — с надеждой — поглядела на крюк в столовой.— Как просто! —

    Я испытывала самый настоящий соблазн.

    «lachete» {трусость, малодушие; низость, подлость (фр.)}

    — «Je suis lache avec toi,— je n’en veux’

    Set amour est pourtant sans excuse…»

    {Я с тобой малодушен,— и тебя ненавижу!

    Такая любовь непростительна… (фр.)}

    — Непереводимо.—

    ___

    Нервы — тончайший мост между душой и телом.

    ___

    Смерть страшна только телу. Душа ее не мыслит. Поэтому — в самоубийстве — тело — единственный герой.

    ___

    Самоубийство: lachete души, превращающаяся в героизм тела.

    То же самое, как если бы Дон Кихот, струсив, послал в сражение Санчо-Пансо — и тот повиновался.

    ___

    — жить, героизм тела — умереть.

    ___

    У некоторых людей тело более духовно, чем у других душа.

    (Аля, Сережа.)

    ___

    Аля, слушая «Пара гнедых»:

    — «Марина! Стыдно генералу засыпать на груди у молодой блуд-ницы. Лучше бы сражался в бою.»

    ___

    «Князь Волконский!

    Я пишу слово «князь» и чувствую себя в восторге» — вот начало моего письма к В<олкон>скому Дальше ласковый и веселый рассказ о том, какя уже однажды стояла у его вороте письмом, но встретила М<чеде>лова и ушла с ним по мартовским московским лужам 1919 года, так и не узнав про старинную Англию. (Повод к моему письму. Что это просто любовь — я написать не решилась!) — Еще такая фраза: «Я Вас никогда не видала и ничего о Вас не знаю, кроме того 1) что Вы были на острове Мадере, 2) влюблены в родительный падеж, 3) только что выздоровели от сыпного тифа.— Три разных источника.» — Дальше извинение за то, что я, будучи незнакома, пишу и надежда, что он не сочтет это за невоспитанность. Еще пожелание выздоровления.— И привет.— И всё.—

    Письмо на мой и мое и-породы-людей взгляд: простое, доверчивое, ласковое,— очаровательное,— на средний взгляд: странное. Можно, дурно относясь ко мне, назвать его экстравагантным. «Так незнакомым людям не пишут.»

    Экзаменуя себя строго: письмо вольное, но не фамильярное. Мне даже унизительно писать это слово.

    — звонок по телеф<ону>.

    — Мне нужно такую-то.

    — Я.

    — Говорит Волконский. Вы ко мне писали. Я ничего не понял из Вашего письма. Что Вам от меня нужно?

    — Не поняли почерка или содержания?

    — Содержания.

    — Я просила Вас дать мне некоторые сведения о старинной Англии.

    — Я старый человек и считаю такие шуточки неуместными. (Я пишу слово «князь» и в восторге). Это наглость!

    — Вы меня не поняли.

    — И как старый человек считаю долгом сказать Вам, что незнакомым людям не пишут. Это невоспитанно.

    — Я очень жалею, что…

    — Я был в Англии 25 лет назад, три дня. Какая наглость!

    — Если Вы так сердитесь, то лучше давайте кончим разговор.

    — Я не сержусь, но должен Вам сказать, что это нахальство. И советую Вам в другой раз так не шутить, п<отому> ч<то> такие шутки могут очень плохо кончиться.— Это неслыханно’

    — Мне остается только пожалеть, что Вы меня не поняли.

    На глазах слезы и чувство, что посреди лица — плевок.

    ___

    В течение недели я всем рассказывала эту историю. Защищали меня: Мчеделов, его собственная племянница, Сонечка Голлидэй. У него на всё была одна реплика: «Она издевалась». М<чеде>лов после разговора с ним сказа: «Дурак».

    А Бальмонт, к<оторо>му я рассказала всю эту историю, спокойно сказал: «Так говорить с женщиной? Это оранг-утанг.»

    Но что бы ни говорили все мои друзья, у меня всё-таки — когда я вспоминаю этот разговор — чувство, что я незаслуженно и безвозвратно оплевана.

    ___

    — Ах, Аля, — грустно! — Повеситься?

    — Нет, Марина.

    (Пауза.)

    — Повеситься,— на Жизнь!

    ___

    — «Марина! Эта женщина думает только о роскошестве. Она беззаботна. Она бессмысленна.»

    ___

    Бальмонт и солдаты у автомобиля.

    Б<альмон>т ночью проходит по какому-то из арбатских переулков. Сломанный автомобиль. Вокруг трое солдат.— «Повинуясь какому-то внутреннему голосу, перехожу было на другую сторону, но в последнюю секунду — конечно — остаюсь. И в ту же секунду один из них:

    — «Эй, поп!» Тогда я подхожу к ним вплоть.— «Я действительно священник и скажу вам следующее: ты (указываю на одного) скоро умрешь от сыпного тифа, тебя (указываю на другого) повесит К<олчак>, а ты уцелеешь, тебе ничего небудет.»

    — Почему же Вы пощадили третьего?

    — Чтобы он помешал двум первым разорвать меня.

    (Всё это с бальмонтовской четкостью, быстротой, экспрессией.)

    ___

    Кто-то рассказывает: «Иду я по проезду Патриарших прудов и вижу: девчонка лет Пяти колотит в спину солдата.— <К<олча>к идет, К<олча>к идет!»

    — А солдат?

    — Ничего. Идет дальше.

    ___

    Разговор с В. Алексеевым:

    Я: — «Володечка! Вы читали эти надписи: «Митинг Искусств».

    Он, спокойно: Да, это нечто вроде «Кадрили литературы».

    (В «Бесах».)

    ___

    ___

    Аля:

    Марина! Мне кажется, когда мы говорим, люди нас не понимают,— как зверей.

    ___

    Страстная суббота:

    Аля, глядя на освещенную церковь Бориса и Глеба:

    — «Марина! Тайная радость церквей.»

    ___

    — душу, летящую в небо.

    ___

    Странно! Мне для того, чтобы написать вещь прозой, надо написать ее сначала стихами. а потом — перевести.

    В прозе мне слишком многое кажется лишним, а стихе (моем <над строкой: наст<оящем>) — всё необходимо.

    При моем тяготении к аскетизму прозаического слова у меня в конце концов может оказаться остов.

    А стих дает мне какое-то природное очертание.

    ___

    ___

    Аля о З<авад>ском:

    Я: — «Ax, Аля, ты любишь бездушную куклу!»

    Аля: — «Марина! В эту куклу вдохнули жизнь много женщин и юношей. И погибли. Но эта жизнь ему мало помогла.»

    ___

    — «Марина! Я хочу играть в театре не для того, чтобы на меня смотрел народ, а для того, чтобы увидать себя в чуждом.»

    ___

    Я: — «Ах, Аля, как я хотела бы сейчас фунт масла!»

    Аля: «Ах, Марина, как я бы хотела сейчас, чтобы была хорошая погода!»

    ___

    На Пасхальной неделе:

    (Аля читает «Розу Танненбург», старинную рыцарскую повесть — с немецкого — для юношества).

    — «Марина! Это ужасно! Когда я хочу сказать «Роза Танненбург» мне все всплывает в мысль та — большевистская — Роза!»

    ___

    — «Марина! Я не люблю слово «фраза», это вроде — «актриса»!»

    ___

    — «Марина! Боль как привидение бежит от крика «Ура!»

    ___

    — «Марина! Мне так блаженно, что я не могу терпеть.»

    ___

    — Марина! Мне кажется, что я должна это держать шелковыми руками!

    ___

    — Марина! Мое последнее слово будет: — «Да здравствует Король!» и — если успею «Ура!»

    ___

    Чарохранитель (ее собственное слово.)

    ___

    — «И навеки закрыть глаза на Весну…»

    ___

    — «Когда я думаю, что меня во второй раз не пустят гулять, у меня в душе такое чувство: — «Тогда я умру». Такое невинное и немножко капризное. И не для того, чтобы пустили гулять,— я ведь этого никому не говорю.»

    ___

    — «Насколько воздушный поцелуй благороднее такого — губами!»

    ___

    — «Когда я иду в весеннюю погоду, я чувствую, что не могу терпеть, что мои глаза должны навеки закрыться на эту прелесть.»

    ___

    — «Я не терплю — счастья.»

    ___

    — «Марина! Когда целая толпа кричит: Да здравствует Король! — мне кажется, что это не то, что нужно какое-то испытание.»

    ___

    — «Папино лицо глубоко-смысленно.»

    ___

    — «Как мне горько, что я дитя! Мне почему-то жалко — и чуть-чуть восторженно. Но я бы ничего не хотела, кроме детства. Я не хочу 11?ти и 12?ти лет.»

    ___

    — «Марина! Наш дом: все эти тетрадки со стихами, и эти странные картины, и всё это тряпье, и эти кастрюли, и эти ободранности, и наш разговор,— всё это мне напоминает сцену, на к<отор>ую никто не смотрит, перестали смотреть навеки, и которая сама живет.»

    ___

    Глядя в окно.— Чудная погода. — Солнце.

    — «Хорошо в такую погоду быть нищим!»

    ___

    — «Правда, камфорка от самовара похожа на корону?»

    __

    — «Марина! Я думаю,— К<олчак> вернет нам С<ережу>»

    ___

    — «Марина! Я люблю слово: «очи». «Их ведет, грозя очами, генерал седой». По-моему — очи должны быть только у генералов, адмиралов,— таких. А у всех других: глаза.»

    ___
    Me dice mi pecho
    Que estoy cuerdo,

    Pero no es derecho.
    iAy de mi! izquierdo.
    C. Balmont.’
    {Сердце мне сказало:

    Ты и прав немало,
    И не прав нимало,
    Горе мне, о Боже!
    К. Бальмонт (исп.) Пер. В. Н. Андреева.}
    ___

    <истское> 1-ое мая.)

    ___

    — «Бальмонтик, Вы видели сегодняшний декрет?»

    — «Нет, ибо я не имею привычки читать надписи на заборах.»

    ___

    20-го ап<peля>

    — «Марина! Я за Вас отдам душу с телом, и даже мои голубые глаза.»

    — «Марина! Как Вы думаете — что такое храбрость?»

    — «Когда человек боится и всё-таки идет.»

    — «Значит: темная ночь со звездами.»

    ___

    Целуя луч: — «Луч наконец получил то, за чем лился в комнату!»

    ___

    — как кустарные игрушки и детские рисунки. Лицо хитрое, узкое, ярко блещущие черные глаза.

    — болваны: огромные каторжные головы, вырастающие из дерева: там три, здесь четыре.— Ватага.— По левую сторону от Разина — в ногах — персияночка: балерина из кордебалета с огромным декольтэ и юбочкой до колен. Похоже еще на сахарную куклу. Между фигурами Разина и персияночки никакой связи, ни внешней, ни внутренней.

    Народ смотрит молча.

    ___

    По городу упорный слух, что 6 к<расноармей>цев, приставленных стражей к Гермогену в Пасхальную ночь, сошли с ума. Их свидетельствовал помощник П<лет>нева. Все в один голос утверждают, что видeли Гермогена, <слово не вписано> из гроба.

    — «Марина! Мне кажется,— на дне каждого колодца непременно должно быть что-нибудь синее.»

    ___

    Аля, восторженно: — «Мама! Что я нашла! Оно не целое,— только кусочек, но всё равно я положу его на могилу!»

    — яичная скорлупа. Сама того не ведая, повторяет какой-то древний обряд, когда на могилу приносили яйца.

    ___

    Раздел сайта: