ЗАПИСНАЯ КНИЖКА
15
1939
{факсимиле страницы записной книжки 15}
{открытка с морем и кораблем}
— 16-го1 июня 1939 г. 10 ч. 15 мин. вечера (только что переставили часы на час вперед и только что село солнце — еще всё небо малиновое)
— Занося ногу на сходни я ясно сознавала: последняя пядь французской земли.
___
Испанцы (весь груз, да мы с Муром) еще до отхода парохода танцовали. Одного я застала в музык<альном> салоне, где врем<енно> лежали наши вещи, за разрезанием (карандашом!) моего Ехuрery — Terre des Hommes {Экзюпери — Планета людей (фр.)} — глава Hommes {Люди (фр.)} изуродована. Взяла из рук.— Вы осторожнее! Испанцы легко обижаются! — Я тоже легко обижаюсь.
<енный>, кроме нас, русский пассаж<ир>, пожилой, седой, здоровый, воскликнул: — Теперь уж никакая сила не остановит.— Все подняли кулаки.
___
Это было 12-го июня 1939 г., в понед<ельник>, в 7 ч. 15 мин. Последнее, что я сдел<ала> — купила — Terre des Hommes (чудом! сама увидела, вопр<еки> продавщице, которая сказала, что — нет) и напис<ала> 4 открытки.
___
<арство> приняла только раз — 14-го, 0,5 г.; но и до этого не тошнило, так что не знаю — лек<арство> ли, лежание ли, Мура, к<оторый> весь 1-ый день бегал и качался на носу, на 2-ой укачало, не мог есть, дала лек<арство>. Испанок укач<ало> — всех, и половину испанцев.— Они все равно будут есть (сказала бывалая serveuse {подавальщица (фр.)}): есть и рвать — и потом танцовать — и — опять рвать.
___
— Вот Сев<ерное> море проедем — легче будет.
___
— полный покой, мотор бьет как соб<ственное> сердце. События дня: около 3 ч.— слева — Швеция, справа — Дания. Швеция — красные крыши, все новое, приветл<ивое>, игрушечное. Началась она с гор, резкого профиля горы уходящего в море, потом — ровно, много мал<еньких> городков или сел.
Дания — первое впечатл<ение>: дремучая. Сероватый сказ<очный>лес, из к <оторо>го — крыши, старые. Огромная ветр<яная> мельница. Церкви. Дания — знак рав<енства> — сказка Андерсена, всё — изнутри, все скрыто («скрыто — не забыто»)… Рос лес — и завелись дома… Потом Д<ания> явилась вт<орой> раз —
{карта с маршрутом парохода МЦ в Россию в 1939 г.}
<ожет> б<ыть> путаю) изумительн<ым>, у самой воды, замком-крепостью-храмом, с зел<еной> крышей как в Чехии, с той особой зеленью — лет. Объехали его со всех боков — везде хорош, со всяк<ого> боку — лучше. Башни. Арх<итектура> — неизвестная (мне) и незабвенная. NB!’ Каж<ется>, до Копенгагена.) Стояла и глядела и от всей души посылала привет Андерсену — плававшему по тем же водам.— Со стор<оны> Швеции — множ<ество> парусов: красные, зеленые, старые — не нарочные. Был один очень изящный пароходик-игрушка. Непр<естанно> переходила, приветств<уя> — то Сельму Лагерлеф, то — Андерсена. Но Дания меня схватила за сердце. Глядела пока не ушла; не ушла — пока не ушла.
— Вечером (кажд<ый> вечер) на пароходе танцы и песни, Мур. блаженств<ует>, я не хожу, не хочу ему мешать и — не знаю; мне лучше одной. Женщ<ины> (исп<анки>) низколобые и с очень громк<ими> голосами. Дети (да и оне, и муж<чииы>) похожи на цыган.
___
Нынче в 3 ч. был сплошной черный лес и — мы плыли очень далеко — мне показ<алось> стадо, пьющее из моря (!) — конечно это были дома — или какие-то постройки, я понадеялась: Норвегия! (Геогр<афии> не знаю.) Оказыв<ается> — «остров Готланд» (Ютландия) — Cott-Land, das Land Gott {Земля Бога (нем.)} (Рильке) Ютландия — с виду — страшно-бедная. Города не было. Был, впрочем — один, с прав<ого> краю — горстка домов.
Я бы хот<ела> родиться в Ютландии и написать одну книгу: Ютландию.
___
Нынче, между 5 ч. и 6 ч.— как и вчера втот же час, явственно и долго — подробно — во всем разнообразии — слышала колокола. На все лады. Очень долго. Heine — Nordsee {Гейне — Северное море (нем.).} — не слышал ли и он колоколов?
— слушать.
___
Вчера, 15-го, див<ный> закат, с огромной тучей — горой. Пена волн была малиновая, а на небе, в зеленов<атом> озере, стояли золотые письмена, л долго стар<алась> разобрать — что написано? Потому что — было написано — мне. Я стр<ашно> тосков<ала>, что Мур этого не вид<ит>. Мур прибеж<ал,> сказал: — Да, оч<ень> хор<ошо> (очень красиво) — и опять уоежал.
Нынче, 16-го, опять провожала солнце, село в чистом небе, море его проглотило, и такого пылания уже не было, очевидно — туча окрашивала.
Балтийское море (если это Балт<ийское>)дивного синего цвета: сине-серого, а не сине-зел<еного> — как Средиземное, цвета Оки осенью, мне оно безумно нравится, я совсем не понимаю шведа доктора Аксёль (не помню) уехавшего навсегда на Капри. Любить Юг — слишком дешево, всё что позв<олено>северянину — мечтать о нем. А так — низость измены.
— ветла, убежд<ена>, что ветлы: что-то лохм<атое> и мягкое и серое, вроде дыма, и из дыма — острия крыш и крылья мельниц.)
<ение>; горизонт не скрывает ни одной высоты: всё — каждое высшее дерево, кажд<ая> колокольня — числится. Высокому — раз есть горизонт — не укрыться. Так и нас (затертых и затолканных) когда-нибудь откроют: восстановят.
Даже так: горизонт изобличает кажд<ую> высоту. Это — точное наблюдение.
___
Ходила по мосту, потом стояла и — пусть смешно! не смешно — физически ощутила Н<аполеона>, едущего на Св<ятую> Елену. Ведь — тот же мост: доски. Но тогда были — паруса, и страшнее было ехать.
Святая Елена.
___
…Было много снов, тема — не возвратность. Куда-то — за посл<едним> чем-то — тороплюсь, добираю. Один сон — помню: за пластинкой М<ориса> Шевалье (моей любимой) «oDonnez-moi la main, Mamzelle… Donnez-moi la main» {«Дайте мне ручку, мамзель, дайтe ручку» (фр.).} — с несказанной нежностью canaille {проходимца (фр.)} — самой (когда-то!) надо мной властной — а пароход уже далеко: за версты. И я Муру: — В шлюпке будет качать, уж лучше — пешком (по морю) сознавая неудобство пешего хода, но предпочитая его качке (больше веря ногам, чем лодке).
___
Нынче, 17-го, холод. Нынче 17-го новая (еще не видала) serveuse — мне: — Какой у В<ас> сын большой! Громадный! Прямо — рост первобытного человека — вполне серьезно, не как комплимент. а как отчет.— А Мура — и след простыл! Забегает — на секунду, еле стоит (в каюте) нога на отлете. Хорошо, что уже сейчас, что сразу показал… мое будущее.
— думал?
Переход — душ.
Всё время думаю о М<аргарите> Н<иколаевне>, только о ней, как хотелось бы ее — сюда, ее покой и доброжелательство и всепонимание. Еду совершенно одна. Со своей душою. Это всегда два: голова и я, мысль и я, вопрос и ответ, внутренний собеседник. И — сердце и я (физическое). И — тетрадь (эта бедная, драная) — и я. Прочла в Nouv<elles> Litteraires {Новостях литературы (фр.)} — замеч<ательно> о Рае Данте. А я думала — скука. Счастлива, что у меня есть Данте — проз<аический> перевод avec texte en regard {с параллельным текстом оригинала (фр.)}, старый. Прочту — Парадиз.
<ом> пере вели часы — ещё на час, а вечером — ещё на час.
1. Б<ольшая> корзина Б<олыпой> чемодан
2. М<аленькая> корзинка 1 черн<ый>
3. Сундук 1 черн<ый>
5, Мешок 1 корзиночка
6. T. S. F. Грамм <офон>>
Пласт<инки>
___
<ить> берет, умывальное, взять платочек, дать М<уру> зажигалку
___
18-го утром, воскресение
Вчера на палубе слушала испанские и капитанские речи — карта нарисов<ана> мел<ом> на доске: Leningrad — Mosca — и мне почему-то всё слышался: Kattegat, Kattegat… Потом испанцы танцовали, один, переодетый, кривлялся… Лучше всех была мал<енькая> девочка, танцовавшая для себя и — с размаху — садившаяся.
<одного> фронта, где я поняла: Allemanta — Italia. Тоски (у них) не было, была — радость и даже веселье. Едут в зел<ениых> костюмах, один — в лакированных башмаках. Очень веселились. Я думала о чехах.
___
Подъезжаем. За завтраком проехали Кронштадт. Огромное дремучее здание с куполом, сплошной купол — в купах (древесных). Море оживленное: военные суда, пароходы, пароходики с пассажирами, моторн<ые> лодки.
— подъезжаем к столице<.> Говорят — 30 килом<етров.> Невы не будет, будет — канал. А будет ли Л<е>в?! Скоро таможня. Всё готово
___
19-го утр<ом>, понед<ельник>
— 9 ч. утра — Кажется, скоро Москва.
Орешник.
Таможня была бесконечная. Вытряс<ли> до дна весь багаж, претрагив<ая> каждую мелочь, уложенную как пробка штопором. 13 мест, из к<отор>ых 1 оч<ень> б<ольшая>корз<ина>, 2 огр<омных> мешка, 1 корз<ина> с книг<ами> — уплотненная. Мурипы. рисунки имели большой успех. Отбирали не спросясь, без церемоний н пояснений. (Хорошо, что так не нравятся — рукописи!) Про рук<описи> не спросили — ничего. Спросили (?) про Mme Lafarge, про Mme Curie и про Exilee P. Back. Главный таможенник был противный: холодный, без шутки, другие — с добродушием. Я — шутила и безумно торопилась: вещи обратно не вмещались, поезд ждал. Помог низший служащий и еще — выручил другой, сказав, что последн<ий> чемодан (больш<ой>, черн<ый>) — смотрен: смотрен не был — и все это знали. Но поезд больше ждать не мог, хотя, отъехав 4 кил<ометра> ждал до 11 1/2 веч<ера> — против tas d’or, dures {окаменевших отбросов (фр.)}, огорчая испанцев. Мур с испанц<ами> уехал в автокаре осматр<ивать> Ленинград, я цел<ый> день просидела в вагоне, сторожа «мелочи» и читая, до одурения, Castoret — Dix ans sous terre {Касторе — Десять лет под землей (фр.)} (подземные гроты, устье Гаронны и т. д.)
— Мур<ины> товарищи — прелестные: ласковые, воспитанные и без всякого ф<анати>зма! Отъезжая от Ленинграда, глядя на бурые от дыма здания: — У нас в Андалузии — заводы — белые, белят 2 раза в год. А другой хочет работать «lа terre». {на земле (фр.)} Говор<ят> по франц<узски> — отлично, почти без акц<ента>, и отлично, с необыч<айным> слухом произносят по русски. Хотели не спать всю ночь, смотр<еть> в окно. Один из них жалел, что не поцеловал на прощание русскую serveuse — но она стояла с матросом. Другой стал смеяться, и первый: — Embrasser — се n’est pas un crime. {Поцеловать — это не преступление (фр.).}
— Qn’elle est belle, cette eau! Elle est presque bleue! {Как она красива, эта вода! Она почти голубая! (фр.)}
<ером> читала Wang’a — безд<арную> кн<и1у> о Китае.
Утр<ом> проснулась, подумала, что годы — считанные (пот<ом> будут — месяцы…)
— Прощай, поля!
Прощай, моя!
Прощай, земля!
<отому> ч<то> никто этого — как я — не любил.
___