П. Э.
1 День августовский тихо таял В вечерней золотой пыли. Неслись звенящие трамваи, И люди шли. Рассеянно, как бы без цели, Я тихим переулком шла. И - помнится - тихонько пели Колокола. Воображая Вашу позу, Я все решала по пути: Не надо - или надо - розу Вам принести. И все приготовляла фразу, Увы, забытую потом. - И вдруг - совсем нежданно - сразу! Тот самый дом. Многоэтажный, с видом скуки... Считаю окна, вот подъезд. Невольным жестом ищут руки На шее - крест. Считаю серые ступени, Меня ведущие к огню. Нет времени для размышлений. Уже звоню. Я помню точно рокот грома И две руки свои, как лед. Я называю Вас. - Он дома, Сейчас придет. ============ Пусть с юностью уносят годы Все незабвенное с собой. - Я буду помнить все разводы Цветных обой. И бисеринки абажура, И шум каких-то голосов, И эти виды Порт-Артура И стук часов. Миг, длительный по крайней мере - Как час. Но вот шаги вдали. Скрип раскрывающейся двери - И Вы вошли. ============ И было сразу обаянье. Склонился, королевски-прост. - И было страшное сиянье Двух темных звезд. И их, огромные, прищуря, Вы не узнали, нежный лик, Какая здесь играла буря- Еще за миг. Я героически боролась. - Мы с Вами даже ели суп! - Я помню заглушенный голос И очерк губ. И волосы, пушистей меха, И - самое родное в Вас! - Прелестные морщинки смеха У длинных глаз. Я помню - Вы уже забыли - Вы - там сидели, я - вот тут. Каких мне стоило усилий, Каких минут - Сидеть, пуская кольца дыма, И полный соблюдать покой... Мне было прямо нестерпимо Сидеть такой. Вы эту помните беседу Про климат и про букву ять. Такому странному обеду Уж не бывать. В пол-оборота, в полумраке Смеюсь, сама не ожидав: "Глаза породистой собаки, - Прощайте, граф". ================ Потерянно, совсем без цели, Я темным переулком шла. И, кажется, уже не пели- Колокола. 17 июня 1914 2 Прибой курчавился у скал, - Протяжен, пенен, пышен, звонок... Мне Вашу дачу указал - Ребенок. Невольно замедляя шаг - Идти смелей как бы не вправе- Я шла, прислушиваясь, как Скрежещет гравий. Скрип проезжающей арбы Без паруса. - Сквозь плющ зеленый Блеснули белые столбы Балкона. Была такая тишина, Как только в полдень и в июле. Я помню: Вы лежали на Плетеном стуле. Ах, не оценят - мир так груб! - Пленительную Вашу позу. Я помню: Вы у самых губ Держали розу. Не подымая головы, И тем подчеркивая скуку - О, этот жест, которым Вы Мне дали руку. Великолепные глаза Кто скажет - отчего - прищуря, Вы знали - кто сейчас гроза В моей лазури. От солнца или от жары - Весь сад казался мне янтарен, Татарин продавал чадры, Ушел татарин... Ваш рот, надменен и влекущ, Был сжат - и было все понятно. И солнце сквозь тяжелый плющ Бросало пятна. Всe помню: на краю шэз-лонг Соломенную Вашу шляпу, Пронзительно звенящий гонг, И запах Тяжелых, переспелых роз И складки в парусинных шторах, Беседу наших папирос И шорох, С которым Вы, властитель дум, На розу стряхивали пепел. - Безукоризненный костюм Был светел. 28 июня 1914 3 ЕГО ДОЧКЕ С ласточками прилетела Ты в один и тот же час, Радость маленького тела, Новых глаз. В марте месяце родиться - Господи, внемли хвале! - Это значит быть как птица На земле. Ласточки ныряют в небе, В доме все пошло вверх дном: Детский лепет, птичий щебет За окном. Дни ноябрьские кратки, Долги ночи ноября. Сизокрылые касатки- За моря! Давит маленькую грудку Стужа северной земли. Это ласточки малютку Унесли. Жалобный недвижим венчик, Нежных век недвижен край. Спи, дитя. Спи, Божий птенчик. Баю-бай. 12 июля 1914 4 Война, война! - Кажденья у киотов И стрекот шпор. Но нету дела мне до царских счетов, Народных ссор. На, кажется, - надтреснутом-канате Я - маленький плясун. Я тень от чьей-то тени. Я лунатик Двух темных лун. Москва, 16 июля 1914 5 При жизни Вы его любили, И в верности клялись навек, Несите же венки из лилий На свежий снег. Над горестным его ночлегом Помедлите на краткий срок, Чтоб он под этим первым снегом Не слишком дрог. Дыханием души и тела Согрейте ледяную кровь! Но, если в Вас уже успела Остыть любовь - К любовнику - любите братца, Ребенка с венчиком на лбу, - Ему ведь не к кому прижаться В своем гробу. Ах, он, кого Вы так любили И за кого пошли бы в ад, Он в том, что он сейчас в могиле - Не виноват! От шороха шагов и платья Дрожавший с головы до ног- Как он открыл бы Вам объятья, Когда бы мог! О женщины! Ведь он для каждой Был весь - безумие и пыл! Припомните, с какою жаждой Он вас любил! Припомните, как каждый взгляд вы Ловили у его очей, Припомните былые клятвы Во тьме ночей. Так и не будьте вероломны У бедного его креста, И каждая тихонько вспомни Его уста. И, прежде чем отдаться бегу Саней с цыганским бубенцом, Помедлите, к ночному снегу Припав лицом. Пусть нежно опушит вам щеки, Растает каплями у глаз... Я, пишущая эти строки, Одна из вас - Неданной клятвы не нарушу - Жизнь! - Карие глаза твои! - Молитесь, женщины, за душу Самой Любви. 30 августа 1914 6 Осыпались листья над Вашей могилой, И пахнет зимой. Послушайте, мертвый, послушайте, милый: Вы всe-таки мой. Смеетесь! - В блаженной крылатке дорожной! Луна высока. Мой - так несомненно и так непреложно, Как эта рука. Опять с узелком подойду утром рано К больничным дверям. Вы просто уехали в жаркие страны, К великим морям. Я Вас целовала! Я Вам колдовала! Смеюсь над загробною тьмой! Я смерти не верю! Я жду Вас с вокзала - Домой. Пусть листья осыпались, смыты и стерты На траурных лентах слова. И, если для целого мира Вы мертвый, Я тоже мертва. Я вижу, я чувствую,-чую Вас всюду! - Что ленты от Ваших венков! - Я Вас не забыла и Вас не забуду Во веки веков! Таких обещаний я знаю бесцельность, Я знаю тщету. - Письмо в бесконечность. - Письмо в беспредельность- Письмо в пустоту. 4 октября 1914 7 Милый друг, ушедший дальше, чем за море! Вот Вам розы - протянитесь на них. Милый друг, унесший самое, самое Дорогое из сокровищ земных. Я обманута и я обокрадена, - Нет на память ни письма, ни кольца! Как мне памятна малейшая впадина Удивленного - навеки - лица. Как мне памятен просящий и пристальный Взгляд - поближе приглашающий сесть, И улыбка из великого Издали, - Умирающего светская лесть... Милый друг, ушедший в вечное плаванье, - Свежий холмик меж других бугорков! - Помолитесь обо мне в райской гавани, Чтобы не было других моряков. 5 июня 1915 |