|
ТЕТРАДЬ ТРЕТЬЯ
ВЫПИСКИ ИЗ ЧЕРНОВОЙ ТЕТРАДИ ЕГОРУШКА
(зеленая, квадратная, с картой - начата 11-го марта 1928 г., в Мёдоне, кончена 11-го сентября 1928 г., в Понтайяке (Жиронда)).
Мурины слова и мои записи
*
А из карет, господа - одну
Скорой и верной помощи!
(NB! признаю. - Очевидно - дроги.)
*
Не успели еще меня доукорить в бессмысленности, как уже начинают корить за "голую мысль", "мозг", абстракцию - и т. д.
Поди - угоди!
А я - в ответ:
Не боюсь я никого,
Кроме Бога одного!
*
...бабья
Душа дойна!
*
Историю я люблю не в Werden, а в gewesen sein (т. е. geworden!) [не в становлении, а в законченности (т. е. установившейся!) (нем.)], отмытую временем от накипи газет. Время - сортировочная. Или - когда промывают золотой песок. (Золотопромывная.)
*
А не любовь пробудишь ты
[Из ст-ния Е. А. Баратынского "Разуверение"; в оригинале: "В душе моей".]
*
Волненье: т. е. на белой стене дня - белую и черную тень любви.
*
...Многое мне приходится говорить явно - через голову, имеющее быть услышанным - потом, "когда меня не будет", не когда меня не будет, а когда меня - в тебе не будет, когда ты во мне кончишься.
*
Любовь без ревности есть любовь вне пола. Есть ли такая? 1) без ревности 2) вне пола. Есть любовь с невозможностью ревности, т. е. любовь несравненного, вне сравнения стоящего. Так, может ли Гёте ревновать любимую - к любому? (Ревность - ведь это некий низший заговор равных. Своего рода - братство. Одну дрянь променяла на другую дрянь.)
В ревности ведь элемент - признания соперника, хотя бы - прaва его на существование. Нельзя ревновать к тому, чего вообще не должно быть, к тому, которого вообще - нет. (А Пушкин - Дантес?) Нельзя ревновать к пустому месту (neant [ничто, ничтожество (фр.)]).
В ревности есть элемент равенства: ревность есть равенство. Нельзя ревновать к заведомо-низшему, соревноваться с заведомо-слабейшим тебя, здесь уже ревность заменяется презрением.
Позвольте, но есть разные планы превосходства (соревнования). Бетховен превосходил любого - сущностью, но любой превосходил Бетховена - красотой. Гёте (80-ти лет) превосходил любого гением (и красотой!), но любой превосходил его молодостью.
Ревность от высшего к низшему (Бетховена - к Иксу, Гёте - к Игреку, Пушкина - к Дантесу) не есть ревность лица к лицу, а лица - к стихии, т. е. к красоте, молодости, скажем вежливо - шарму, к<отор>ые есть - стихия (слепая).
К лицу ревновать не будешь, сам полюбишь! Гёте не может ревновать к Бетховену - вздор! Либо: не та ревность, боль - иного качества: боль-восторг, за которую - благодарность.
Но ревность Гёте к помощнику садовника, на к<оторо>го загляделась его <пропуск одного слова> (я такого случая не знаю: наверное - был) - есть именно ревность в ее безысходности, ревность к стихии - и потому - стихийная.
Только не надо путать стихии - с данным, его "лицо" (не-лицо) удостаивать своей ревности (страдания). Надо знать, что терпишь - от легиона: слепого и безымянного.
И чем нулевее соперник - тем полнее ревность: Пушкин - Дантес. (Нулевее - и как круглый нуль, и как последний нуль порядкового числительного: миллионный, ста-миллионный и т. д.)
В лице Дантеса Пушкин ревновал к нелицу. И - нелицом (пoлом - тем самым шармом!) был убит.
*
(Это пока что - всё я, а теперь - Мур.)
*
мур
(Муру - 8-го мая 1928-го года - 3 г. 3 мес. 1 неделя 1 день - Мёдон. NB! Переписываю ровно 10 лет спустя - 3-го мая: Муру 13 лет, 3 месяца, 3 дня. Рост 1 м. 73, уже тень (светлых) усов, вес - точно не знаю: около 65 кило) - Vanves -
*
(мне - в ванной)
*
Вчера С.: - Мур, пингвин хороший, ты с ним будешь спать?
- Да, с птицем, с соловьем.
(единств<енное> число: птиц)
*
- У меня такие сильные брови!
(почти никаких)
*
На своих имянинах, чужому седому господину (к<отор>ый в него влюблен!)
- Какие у тебя белые волосы! Ты их покрасил?
*
Бестактен, т. е. говорит всё, что думает. Безногому Жене [Речь идет о Е. Е. Чирикове, сыне писателя, потерявшем ногу во время гражданской войны, на которую ушел 18-ти лет.]: - Почему у тебя одна нога? Нужно две. Где ты вторую оставил?
(NB! - резонный вопрос: именно - где и оставил. Есть даже точный адрес.)
*
Вчера, в мёдонском лесу, о чужом старом господине (тропическом мореплавателе), идущем рядом, совершенно громко: - Какой грубый голос! (дважды - намеков, взглядов и нажимов не понимает.)
Ласковый, добром всё можно, страстно увлекается (сaхнты (шахматы), новый автомобиль - и т. д.), обожает сказки. Репертуар - мой: Про паровоз который отцепил свои вагоны (мое: чистое безумие!) - Карлик-Нос - Жмурки (Медведь и девушка) - Спящая Красавица (хорошо рассказываю: особенно сон) - Белоснежка - Маленький Мук.
Явно, определенно не любит стихов, ничего ритмического, сразу перестает слушать и понимать, а - еще меньше был, как только стихи (в тексте) - ну, хоть две строки - раздраженная гримаса, и: - Перестаньте - так... (т. е. - стихами). Можно сказать - воинствующе не любит. Слышать не может!
*
Дама, льстиво: - Какие у тебя чудные колечки! Мур, грубо: - У меня не колечки, у меня только волосы.
*
- Когда я буду маленький...
(Маленьким не был - никогда.)
*
Начинает понимать грусть. Вчера, неожиданно: - Деревья грустные. - Почему они грустные? - Они не хочут жить в земле. Я (в надежде на небо) - А где они хотят жить? - Да хочут жить в воде. (Собственное вожделение, обожает воду - везде, кроме ванны: - Спасайте меня-я-я! - Не хочу быть чистый, хочу быть грязный.)
- ВСЕГО) заставляющее одного называть его Наполеоном, другого - Муссолини, третьего - профессором, четвертого чудаком - Зигфридом [Герой немецкого эпоса "Песнь о Нибелунгах".] - римлянином (а здесь (позднейшая вписка) в Понтайяке - мясник: - переплыл ли он уже Ла-Манш?).
*
(Пропустила о стихах:)
Когда говорит стихи, то по желанию переставляет и сокращает:
Человек, и зверь, и пташка
он: Человек и пряжка
явно не заботясь ни о размере, ни о смысле.
*
Запись:
Чтобы иметь точку зрения на вещь, нужно на нее смотреть.
*
Ложь. Не себя презираю, когда лгу, а тебя, который меня заставляет лгать.
Что легче чем говорить правду? (мне) - Разве что - воду пить!
Плохо лгу.
*
Ложь - предательство самого себя, отречение от себя - в виде своего поступка, своего слова.
Моя ложь (жалость) - расписка в чужой слабости: не за себя боюсь, за тебя боюсь. Если бы жить с богами - или хоть с полу - ...
*
Скрещенные руки:
Нам, чтобы дать крест, нужно руки - сложить. (Тот - раскрыл.)
7-го июня 1928 г.
*
Отрывок письма к Б. П.
Б<орис>, наши нынешние письма - письма людей отчаявшихся: примирившихся. Сначала были сроки, имена городов - хотя бы - в 1922 г. - 1925 г.! Из нашей переписки исчезли сроки, нам стало стыдно - что? - просто - врать. Ты ведь отлично знаешь - то, что я отлично знаю. Со сроками исчезла срочность (не наоборот!), дозарез-ность друг в друге. Мы ничего не ждем. О Б<орис>, Б<орис>, это так. Мы просто живем, а то (мы!) - сбоку. Нет, быв впереди, стало - вокруг, растворилось.
Ты мне (я - тебе) постепенно стал просто другом, которому я жалуюсь: больно - залижи. (Раньше: - больно - выжги!)
*
...С ветками, с листьями
Женская исповедь -
*
Шестикрылия двустиший
*
Лес: сплошная маслобойня
Света: быстрое, рябое,
Бьющееся как Ваграм.
Погляди, как в час прибоя
Лес играет сам с собою!
Так и ты со мной играл.
NB! Варианты Вместо 1-го леса - хлябь, вместо 2-го вал.
(Но лучше - лес, ибо от лесу началось.)
*
(Н. П. Г<ронскому> [Гронский Николай Павлович (1909 - 1934) - поэт; в 1928 - 1930 гг. близкий друг Цветаевой.] - в память наших лесов)
*
Мур: - бежy - ляжу -
*
красная шляпа
(План повести. - Записи)
Поезд увозил назад
(ее)
Поезд увозил вперед
Поезд был сквозной. Сквозь всё.
*
...Что было в этой просьбе, в странной страстности этого "Напишите о ней!". Препоручение. Скажите за меня. Полюбите за меня. Любить я ее не могу, но она меня тревожит, потому тревожит, что любить не могу, о тогда бы - любил. Дай мне прочесть себя к ней - 20 (ее) лет назад. Чтобы мне было сейчас, а ей - тогда. Осуществите. Освободите. Любить я ее не могу, п. ч. ей фактически - шестьдесят, а мне вдвое меньше, п. ч. это было бы и смешно (другим) и страшно (мне), п. ч. на это меня не хватит и этого с меня не хватит, п. ч. на это и этого не хватило бы ни с одного - <пропуск одного слова> - п. ч. на такую любовь стар - я (на 20 лет, ибо для нее нужно быть юношей, т. е. той смесью мужского и женского, к<отор>ой является - каждый юноша и - каждый поэт). Верни мне меня на 20 лет назад.
Всё это, по человеческой скромности и темности, называется: - Напишите о ней.
И вот, написала - доволен, сосед?
Одного хочу. В награду. Твоего молчаливого утверждения, что так, как любила ее я - сейчас, ты бы не любил бы ее ни тогда, двадцать своих лет назад, ни сейчас, двадцать ее лет назад - ни тогда, ни когда.
П. ч. так любить могут - только поэты.
*
Шея из последних жил.
*
Самое страшное (грешное), что она вовсе не была смешна...
*
La grande amoureuse? [Великая любящая (любовница)? (фр.)] Нет. Актриса, игрица.
*
Для него мы были - etrangers, иностранцы - на курорте естественно.
Для нее - тоже иностранцы - люди иной страны: молодости.
*
Старая женщина? Нет, благополучно.
Старая дама? Нет, почтенно.
Старая - что?
*
Глаза - у греческих статуй, у египетских мумий, сквозь прорези масок.
*
Беспощадность боя (глаза).
*
Лицо сделать (сделалось) именно таким - п. ч. не хотела (бы?) таким: сопротивление не бессонной ночи, не солнцу (не - не - не) - а -
*
От чьего взгляда она ушла? Не моего, ибо ни один взгляд женщины для нее в счет не шел: она их не видела! (м. б. ошибаюсь? 1938 г.) - кроме взгляда соперницы - которых у нее уже не было. Кроме того, прочти она мой взгляд, она бы от него не ушла, ибо в нем было: зачарованность птицы - змеею, т. е. ее же власть. (Змея не хочет зачаровать птицы - это птица хочет зачароваться, верней птица, взглянув, не может оторваться. Зачарованность птицы держит змею.) Она ушла от другого взгляда - мужского взгляда.
*
- Дура! Дура! Дура! Седые волосы на молодом лбу. Или у тебя нет зеркала? Или ты не видишь, что ты - седая? Или ты не видишь, что ты молодая? Да я бы душу - другого у меня сейчас ничего нет, да и этого - нет - и никогда не было! - отдала за твое молодое лицо из к<оторо>го я - чего бы ни сделала! Презираю - ибо вся ты - презрение ко мне: моей красной шляпке на желтых волосах, моим желтым волосам на старом лбу. Вся ты - уничтожение меня - всей.
*
- Ничего. В цвете лет. Неплох. Сейчас - очень хорош. А тогда - был бы вол для моей колесницы.
*
Переигрыванье красного и соломенного. Молодость так же переигрывала в ней, как красная и белая солома.
*
Дело для нее было явно не в наших лицах (красивых, некрасивых и, кстати - сплошь коричневых), а в нашем возрасте, в нашем собирательном возрасте к<оторо>му имя - молодость, не в окраске лиц ( - а в некраске их!), а в общем <сверху: нашем> цвете лет, в общем цвете наших лет, - саде, откуда она ушла навсегда. Мы для нее были - рай, каждая морщина на собственном лбу - меч архангела.
*
Ушла от нас, загораживаясь от нас как от солнца.
Вариант:
Загораживалась от нас как от солнца. Ушла от нас как от солнца.
*
Милая тень, что тебя ко мне влечет? Ты зла, черства, бездушна, ты наверное не поняла бы ни одной строки, а и поняв - отвергла бы. Ты из ненавистной мне расы пожирателей и господ жизни (пожирательниц и госпож!), ты - уничтожение всей меня, а как бы я, ради тебя - себя уничтожила бы!
Знаю. То, чего нет на пляже, то от отсутствия чего с пляжа - бегу: трагедия. Человека (он на этот раз зовется старой кокеткой) со смертью. Бывшего цветка, еще почти-цветка - еще чуточку-цветка! - с черепом, с заступом. Не: - Почему так всё кончается?! - а: - Не хочу, чтобы это кончилось! - Пусть всё кончится только не это!
Ты, свою молодость бы купившая - ценой всех жизней!
Ты была родной дочерью Людовика XV - apres moi le deluge! [После меня хоть потоп! (фр.)] - да и XIV - l'Etat, c'est moi [Государство - это я (фр.)]. Такие на Титанике, <сверху, над окончанием: ах>, отталкивая, в море сбрасывая чужих маленьких детей (своих у них нет и быть не может!), первые бросаются в спасательные лодки - спасать красоту!
Милая и злая чужая, родная чужая, такая недосягаемая под красными полями шляпы. (Заёмная кровь, весна.)
Вся я в ту секунду сводилась к укору: - почему Бог не создал меня мужчиной, чтобы в этот данный час (твой - последний!) любить тебя? - так, чтобы этой любовью вызвать на твоем лице окончательную победу молодости - улыбку.
*
(Спутник, огорченно и покорно: Pourquoi avons nous du partir? Nous etions si bien la [Почему мы должны были уйти? Нам было там так хорошо (фр.)].
- И о нем. -)
*
П. П. С<увчинский> [Сувчинский Петр Петрович (1892 - 1985) - музыкальный критик, один из лидеров евразийского движения, соредактор журнала "Версты".] - мне:
- Через десять лет забудут!
- Через двести - вспомнят!
*
Еще - Красная шляпка:
- Что меня в этом возгласе обрадовало, озолотило, осчастливило? Сознание, что и на этот раз не выдумала, что это есть - помимо меня. Что - увидела, не нагадала. Освобождение от вечной муки сомнений поэта, навязанной ему всеми его ненавистниками и доброжелателями: а может быть ты всё это выдумал? (В устах ненавистника - хула, доброжелателя - хвала, в ушах и сердце поэта - мука. Мы ведь только (и точно) правды хотим: вещи как она есть (внутри).)
Поэт: Иоанн, из к<оторо>го постепенно делают Фому.
*
Dunkle Zypressen!
Die Welt ist gar zu lustig -
Es wird doch alles vergessen.
["Темные кипарисы
Мир слишком весел -
Все будет забыто" (нем.)
Цитата из ст-ния Т. Шторма "Frauen-Ritornelle"; Цветаева ошибочно приписывала эти строки Н. Ленау.]
(Этих стихов Lenau, виденных когда-то в детстве в альбоме моей матери (ее рукой), я потом никогда не обнаружила - два раза покупала из-за них Lenau - нету!)
*
...Не говори с тоской: их нет,
Но с благодарностию - были.
*
(Оба - эпиграфы для П<ерекопа>)
После этой записи начинается П<ерекоп>. Первые строки, карандашом:
Земля была суха, как соль -
Земля хотела пить
(просила - пить)
(NB! Потом не вошло - жаль: символ - и достоверность. 1938 г.)
*
Не странно: на солончаке
Кончалась соль земли
*
Черепах будем жрать
(пометка "soup de tortue"... ["черепаховый суп" (фр.).])
Пометка: П<ерекоп> начат 1-го августа 1928 г., в Понтайяке. Дай Бог!
*
Отрывок письма: - Мой родной, Вы не знаете, как сжалось у меня сердце, когда я по возвращении прочла "только не в четверг apres-midi [после полудня (во второй половине дня) (фр.)]" - это, кажется, моя первая боль от Вас, я увидела, что в своей безрасчетности - просчиталась, либо Вы мне мстите (мне - Вы, когда мы - братья!) - либо мы (Вы + я, я + Вы) в данную минуту жизни для Вас не то, что для меня, т. е. не ВСЁ. Какая-то другая жизнь, где меня (нас с вами) нет, другие уговоры, и - главное - за час до моего отъезда. Родной, неужели Вам с другими лучше, чем с нами. Как мне больно.
*
(Очевидно - Н. П. Г<ронскому> и очевидно - случайно посреди тетрадки, на первом свободном месте, п. ч. уехала значительно позже, а тут - отъезд. МЦ. 1938 г.)
*
Мур - 9-го августа 1938 г. [Очевидно, описка в дате и следует читать: "1928".]
- Очень, очень жалко, что папа уехал! Я теперь с одним мамом остался!
*
...В четверг Вы [Обращено к Н. П. Гронскому] были один дома, в субботу я - одна, а встретились мы в пятницу. Что это, как не жизнь, с ее непрерывными случайностями, с ее мазней, жизнь - обратное сну (чистовику сна), где всё когда надо и как надо.
Гронский (1883 - 1937), по образованию юрист, писал также на исторические темы.]).
Мы бы сейчас чудесно говорили - еще потому, что сейчас последнее небо дня. (А будет - небо последнего дня!)
(NB! Для моего собеседника настало - скоро: 2 <фраза не окончена> [Н. П. Гронский погиб в результате несчастного случая на станции парижского метро "Pasteur" 21 ноября 1934 г.]
*
Двум смертям - не бывать
А ну как - н
*
Мур - Рыбаката (Рыба-Кит)
- Куда садится? - Зa море. - Ему же страшно! Оно утонет! Оно в Рыба-Кит утонет! Рыба-Кит - злой!
(20-го авг<уста> 1928 г.)
*
Отрывок письма (другому - самым подлым образом меня предавшему - за 2 года до этого письма) [Обращено к Даниилу Георгиевичу Резникову (1904 - 1970), поэту и критику.] -
- Es war einmal ein junger Kaufmannssohn [Жил-был юный купеческий сын (нем.)]. - Так начиналось.
Не малодушие - не Великодушие - меня заставляет - мне дозволяет - Вам писать это письмо, просто - Душа: безвоздушность, в к<отор>ой живу.
Вы меня выдали (предали), я Вас - нет. Никогда не простила бы Вам, если бы в ответ выдала Вас - я.
Я не могла предать вида с горы и руки в руке - Вашей ли в моей, моей ли в Вашей. Когда вчера на докладе [Речь идет о докладе М. Л. Слонима "Советская литература в 1928 г."] М<арк> Л<ьвович> привел чьи-то слова: "Разве нужно всю жизнь есть и гулять вместе" я ответила: - Нет.
Я никогда не старалась понять Вашего поступка, я уперлась в него - и отступила, унося всю меня. Горе от него, могшее быть, немогшее не быть, растворилось в известии о смерти Р<ильке> [Р. М. Рильке умер 29 декабря 1926 г.], совпавшей. Мне стало стыдно быть меньше этой смерти (так явно - жить!). Но не скрою, друг, что по сей день, при упоминании Вашего имени, под слоем презрения и забвения что-то живет: болит - весь мой Вы, неосуществившийся, Ваша я, могшая осуществиться только через Вас - и ни через кого другого (вот смысл местоимений мой, твой), проще мы (после я и ты не он, а - мы! Он - это опять я! и та же его одинокая мука.)
Вы предали, Д., (его звали Даниил, 1938 г.) не только меня, но и себя, не меня, не себя, нас, нашу cause commune [общность (фр.)]. Заговорщик, называя, предает не друзей, а - заговор.
Слушая вчера Ваши (безымянные, чьи-то, не мне, всем) слова о Z. [По-видимому, речь идет о Евгении Замятине; разговор о нем в прениях по докладу о советской литературе в 1928 г. был более чем вероятен, учитывая, что год был ознаменован кампанией травли писателя в СССР.] (говоря об одном, говоришь обо всем: всегда обо всем!), я содрогалась всем содроганием родства, знала наперед каждое слово, п. ч. это - я говорила! Но - разница - в Вашем голосе был покой знания, говоря то, я бы говорила не так, я моложе Вас (на много! много! жизней: на весь непокой страсти) - и за это еще, за старшего в Вас! (люблю Вас).
Что вчера произошло? Чудо. Из 40 человек, - значит (brulons les etapes [едем без остановок (фр.)]) - 400 миллионов - я отозвалась на одного. Этот один назывался - Вы. Вчерашняя я подтвердила ту, 2 года назад (переизбрание вслепую!) - слепая подтвердила зрячую.
Значит, права же я была в своей оценке (отношении) два года назад, значит Вы именно тот, к<ого?> я видела, не ошибаются же дважды в том же направлении... Значит, мне заново Вас терять (погребать воскресшего). Заново Вами болеть.
Это началось так: сначала прислушалась к голосу (ведь я не знала кто говорит, вместо лица - пятно) и - о удивление - слова подтверждали голос, человек говорил то и так. И - удивленье третье - и мысль была та. Так я Вас, в постепенности, узнала.
Разве дело в E. Z. Всё - повод к сущности, и <подчеркнуто дважды> литературные прения!
Мне больно, друг, и так как мы когда-то были мы, возвращаю Вам Вашу долю - нет, всю боль! - потому что она не делится.
*
(Нужно думать - этого письма не послала. Во всяком случае, никогда на него не получила ответа.)
*
Мур - 22-го августа 1928 г.
- Почему небо так не шумит? (О море.)
*
Письмо Али про Мура
Вчера мы (мама, Мур и я) были на Grande Cote, на поездке до St. Palais, и пешком оттуда. В поезде Мур сидел очень важно, и от удовольствия жевал свой собственный язык. В лесу он говорил, что запах там соснённый, пил молоко и спрашивал, скоро ли поедем обратно (из-за поезда!). До Gr Рукой Мура: - Милый папа, я был на Грандкот.
Мур
и Аля
21-го авг<уста> 1928 г., понедельник
*
Мур - 24-го августа
Местный праздник, иллюминация пляжа, фейерверк. Я до последней минуты не хотела идти, в последнюю минуту решила, Аля, обидевшись по недоразумению, улеглась в постель, я пошла, в конце ежевичной дорожки - остолбеневаю: - "море огней" - огня - огонь и огни в море (бенгальские). Чувствую, что сейчас пройдет и бегу обратно за Алей. Мур не спит, шипя и кипя вытаскиваю обоих из кроватей. - Где коляска? - В сарае, а ключ у хозяйки, а хозяйки нет. Мур выкатывает глаза: - "Но сейчас ночь! Она страшная!" и, уже в дверях: - Почему у меня так живот дрожит? (трясется). Аля взваливает его на плечи, мчимся. - Куда, куда? - Смотреть фейерверк. - Оно страшное? Оно с бородой? -
- Что это? Это - звездочки? - Да, звездочки, ракеты! - Нет, это не ракеты (NB! теннис) - это ведь звездочки! - Это всё игрушечки? Это ёлка? Полное волнение, сна никакого. (Десятый час. Всегда ложится в 71/2 ч., 8 ч.) На пляже и над - весь Понтайяк. Конкурс сюсеток (кто скорей дососет и тоньше обсосет), жюри - священник. Сажаю Мура на каменный край пляжа. - Я никогда не пойду домой, я никуда не пойду, всё буду гулять и гулять. (Раньше, еще дома: - Будем смотреть фейерверк. - Оно страшное? Оно с бородой?)
- Это - ёлка? Это - Рождество? Это - Дед-Мороз подарил? Дед-Мороз - французский или русский?
Море всех цветов (кроме своего), стаи детских китайских фонарей и - ракеты! Тут-то и началось! Ракеты - взрываться, Мур - трястись. - Что это? Что это? Мне неприятно! (Пуще.) - Мне прямо в уши! Я не хочу смотреть на звездочки! - Смотри, Мур, видишь? - Я больше не хочу смотреть, я хочу домой! - Затыкаю ему уши пальцами - не помогает. Соскакивает, тянет за руку: - Звездочки неприятные! Я не хочу на них смотреть! (Колосья, снопы, колёса...) Встречаем в толпе Калерию Ивановну [К. И. Завадская (урожд. Гостинопольская, в первом браке Полешко; 1876 -1963) - жена С. В. Завадского, с которым Цветаева приятельствовала в Чехии.]. Мур не дает говорить. - Идем домой! - Сейчас, Мурочка! - Неприятные эти звездочки, довольно гулять!
В поле: - Как хорошо! Тихо! А это - что? - Это луна. - А вот еще другая луна (маяк). - А это что черное? (облако).
1) Никогда не гулявши ночью, всё виденное (и слышанное!) принял за вообще-ночь - 2) - луну и звезды включил в свое общее удивление 3) страшный трус (то же с морем, с криком поезда, со всем сильным) 4) трусость - усиленная восприимчивость, свидетельство об остроте чувств и, по-старинному, - "тонкости нерв". Выход - воля, в три года - рано. Не боятся шума только глухие - или тупые, вообще же ничего - дураки.
Трус только кто остроте своих чувств (и тонкости нерв!) - уступил: упал - или сбежал.
И совсем не знаю еще, что мне милее (презреннее) тупец - или трус.
Роднее - во всяком случае - трус: я всего боюсь: лифта, автомобиля, парохода, но только - технического: ни львиного реву, ни колоколов, ни грозы не боюсь. Еще безумно - м. б. безумнее всего - боюсь толпы (взятости в оборот). Но это - да и всё это - уже дело сердца (физического). Мое - здоровое. И - безумное.
*
Еще о фейерверке: - А ты же хотел на войну идти? Там ведь тоже стреляют! - Я не хочу на войну: она страшная.
*
Еще Мур. Третьего дня, за неубеганье с пляжа катался на осле. (Дама - ослятница.) Вчера вечером, я - Ну что, Мур, как гулял, видел ослика? - Ослика не было, он больной. - Почему больной? - Потому что я у него так тяжело на спине сидел. - Что ты! Осел крепкий. Он м. б. съел что-нибудь? - Он болезнь съел. Взял и (глотательное движение) съел. - А у хозяев - дама такая ословая - есть на сякмый случай - молоток. Она сняла ему кожу, побила в него гвоздем, и еще, и еще, и помазала мазью лишаи, и потом кожу опять надела, и вынула гвоздь - и стала шерсть.
(NB! Напоминает изумительную китайскую сказку - о дьяволе в девичьей коже: Die bemalte Haut ["Разрисованная кожа" (нем.)]. 1938 г. Там тоже всё это снимается и надевается.)
- А тебе, Мур, можно снять кожу? - Мне - нет, только ослу.
*
Письмо
Милый папа, я скажу, что я тачку вижу, папа милый, я Вас очень люблю, я скажу, что я был на Фeрмаксе (NB! и Фэрбанкс, и фейерверк), потом ушел домой, п. ч. я боялся звезды, к<отор>ая сверкала ("Вечер был, сверкали звезды..." [Начальная строка ст-ния К. А. Петерсона "Сирота".]) - и еще летала - так нагнулась и взбрызгнула! (А он в Мёдоне - засмеялся? - Нет, Мур, письмо еще пойдет на почту, потом поедет в поезде...) - А там папа, на почте? Дайте мне деньги - к папе поехать один в Мёдон, мне не страшно.
*
Мур - 29-го авг<уста> 1928 г. (о собаках)
Он: - Нет! Мальчик и девочка! С ушами, с хвостами, с когтями! Безрукие! У них отрезали на войны.
*
Мур
Глоточек - светочек
- Позвольте мне одну ма-аленькую светyшку зажгить! (NB! спичку)
*
Письмо Вере (тогда С<увчинской>, потом Т<рейл>, ныне - ? [Вера Александровна Сувчинская (1906 - 1987), урожд. Гучкова (дочь военного министра Временного правительства А. И. Гучкова), во втором замужестве Трейл. Принадлежала к левым, просоветски настроенным кругам эмиграции (ее первый муж, П. П. Сувчинский, - один из лидеров евразийства); впоследствии (в первой половине 1930-х годов) стала сотрудницей ГПУ (по показаниям С. Я. Эфрона на следствии, была завербована лично им). После войны не возобновляла своей прежней деятельности, постоянно жила в Англии, занималась журналистикой, главным образом как кинокритик.])
- Вы конечно не ждете этого письма, как не ждала его - я.
Хотите в двух словах его содержание? Если бы я была мужчина - я бы Вас любила. Грубо? Как всякая формула. Что же мне мешает сейчас, будучи женщиной и т. д. Знаю. Сама говорила и буду говорить.
(NB! Мешала мне тогда, очевидно, полная ненужность ей женской любви. И - поэтовой любви. Нужность ей только мужской любви. Всчётность для нее - только мужской. Но это выяснилось - год спустя. 1938 г.)
(Мысль: нужно ли дальше? Всё уже сказано. Сам факт письма отъезжающему - то, что не смеешь сказать - а что не смеешь сказать? Ясно.)
Для пущей же ясности: мне жалко, что Вы уезжаете. Потому что я Вас люблю. Полюбила за эти дни. Полюбила на все
дни. За гордость. За горечь. За детскость. За огромную доброту. За неженский ум. За душевное целомудрие, о к<отор>ом упоминать - уже не целомудренно. За то, что Вы так очевидно и явно - растете больше. За любовь к котам (скотам). За любовь к детям. Когда у Вас будет ребенок - я буду счастлива. Мне очень больно расставаться с Вами. Кончаю в слезах. Письмо разорвите.
*
- Знаю, что хранит (десять лет подряд). Еще знаю - пришлось узнать, невольно! - что два года спустя получения этого письма старательно и цинически уговаривала С. со мной разойтись (рукоплещу Вашей новой жизни - зачем В<ам> <подчеркнуто трижды> не чуя! - разлюбила - и даже отвратилась - и постепенно превратила ее в нарицательное - пустоты и низости: - Вот и вырастешь - Верой С<увчин>ской. (Сердце - чуяло!) Это она первая развела меня с Алей, на к<отор>ой - навсегда ее печать: пустоты. Теперь вижу, что над этим разводом - работала. И над этим. И здесь - удалось.
Кстати, единственный в моей жизни случай женского предательства, женского заспинного удара.
порок.
Ребенок у нее есть - 9л. спустя после моего пожелания - а у ребенка (девочки, к<отор>ую назвала Kiki) кроме русской няни и бабушки - еще скандинавская няня, и ребенок этот (7 мес.!) отправлен с Nurse [няня (фр.)] - в Plessis-Robinson [Дальнее южное предместье Парижа.]. А мать - здесь: ходит по гостям и собраниям.
А письмо - хранит. (Документ? Патент на благородство? Но - кому я его ни выдавала!!! Скорей - примета обратного!)
*
Мур - 11-го сент<ября> Я: - За кого еще помолимся?
- За Бога!
*
(Здесь кончается квадратная зеленая тетр<адь> с географической картой - Егорушка. - Начата 11-го марта 1928 г. в Мёдоне, кончена 11-го сент<ября> ВЫПИСКИ ИЗ ОГРОМНОЙ СИНЕЙ ЧЕРНОВОЙ
Понтайяк, 15-го сентября 1928 г. - Мёдон, 31-го января 1930 г.
Мур
(конец Октября 1928 г. - 15-го - 20-го)
- Папа! Почему я Вас совсем не вижу? Когда Вы туда уходите, Вы становитесь - негр? (Уходит в соседнюю темную комнату - и в ней чернеет (негр).)
*
*
А в небе можно утонуть? Куда утонешь.
*
Утонил, зажгить, помахy (помашу + помахаю)
*
- У меня не было трубе? Нет, я не так сказал. Трубу? Нет!
- Трубы?
*
Любовь к речи, интонации, вплоть до декламации. (Основная интонация - убедительная, т. е. убежденная.) Иногда, говоря, влезает на стул. - Я не могу говорить (сидя), когда все сидят!
*
Слушая какую-то сказку:
- Мать? На крыльях? Странная мать! Ну, и птичка!
*
В гостях, испуганно (а есть - чего: целое множество (любящих друг друга и никого другого) одинаковостей) -
(множество)
*
- Ты не пил морской воды?
- Нет, не пил.
- Почему же ты знаешь, что она соленая?
*
Я сам родился? (И уже утверждая) - Без мамы, без папы без Маталь-Натвевны [Речь идет о Наталье Матвеевне Андреевой.], без Али - сам родился!
*
Глядя на похоронную процессию из окна:
- Это всё женихи! Этого машина - женихи. (Этот машин - катафалк.)
*
Однажды, возле нового мёдонского лесного кладбища, при встрече с такой же процессией:
<пропуск одного слова>, что покойник спит?
- Конечно, спит. А потом когда-нибудь проснется.
- Как же он спит, когда у него глаза открыты?
- Что?
- Да где ж ты его видишь?
- Да вот!
Вот - кучер правящий катафалком.
Так он, почти ежедневно встречая на прогулках похороны, был убежден, что кучер - покойник, что его хоронят, живого, смотрящего и правящего - зарывают в землю. Что - его - (живого) все эти черные люди провожают и оплакивают. И не только живого, а каждый раз - того же самого, п. ч. он, почти ежедневно его встречая, отлично знал его в лицо.
- чтобы быть зарытым - покойник.
Впрочем, настоящий покойник - то, что мы о нем знаем - ничуть не менее удивительно - и ничуть не более утешительно.
Ведь тоже живого (вчерашнего) - зарывают!
Тетрадь 1:
1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
Тетрадь 2:
1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
Тетрадь 4:
1
2
3