• Приглашаем посетить наш сайт
    Есенин (esenin-lit.ru)
  • Цветаева М. И. - Штейгеру А. С., 21 - 22 августа 1936 г.

    ОТВЕТ НА ТОТ УЛЬТИМАТУМ

    21-ГО АВГУСТА 1936 Г., ПЯТНИЦА. ST. PIERRE-DE-RUMILLY, H‹AU›TE SAVOIE, CHATEAU D’ARCINE.

    Непроставленный эпиграф к Вашему письму: — На время не стоит труда… т. е. все оно сводится к вопросу — и даже запросу: не уйдет ли объемлющее Вас облако — дальше, обронив пассажира. Друг, у облаков свои законы — простой природы, и облака — пар, а если не пар, то только потому, что мы их надуваем — как 16-летний Лермонтов свой парус — своим дыханием.

    Мое отношение к Вам — дело не только непосредственного чувства, но и разума, и твердой памяти, и совести (погодите сердиться! я знаю, что этого слова — не любят), я уже за Вас перед кем-то — отвечаю, и знала это с первого слова своего первого письма к Вам. Любите пока любится, дружите пока дрyжится — вздор, надо чтобы не перестало любиться. Мое отношение к Вам — помимо моей отнесенности к Вам: так волна несется — решение.

    А то — выходит обычное лизание сливок, занятие кошачье, а не человечье. Потому я сразу и сказала слово мать. Которое точно значит — навсегда.

    — Конечно, дружочек, полноты материнской отдачи у меня с Вами быть не может, ибо иначе я бы эти дни от Вас физически не отходила (как сейчас — клянусь, — не отхожу от Вас — мысленно). Этого счастья — payer de ma presence [1] (счастья, между прочим, для меня самого трудного) — я с Вами лишена. Даже того (блаженнейшего!) возгласа той восемнадцатилетней восемнадцатого века — я с вами лишена, — потому что мне и me noyer [2] придется со своими — но закончу словом матери человека, которого я больше всех и моeе всех, на свете, любила — еще молодой тогда матери ныне 76-летнего кн‹язя› Сергея Волконского (ему написан мой Ученик, если его помните: «Быть мальчиком твоим светлоголовым…»), на вопрос подростка и любимца-сына: (Сын ее, очень робко и почтительно — и должно быть жгуче, — ибо вопреки легенде и очевидности он всю жизнь, с малых лет, любил только женщин, с матери начиная и мною кончая, говорю: любил, не другое — итак, сын очень сдержанно и жгуче ревновал ее к дружбе с Владимиром Соловьевым: — Ты его больше всех нас любишь: больше меня…‹)›

    — Больше всего я, конечно, люблю вас, мои дети, но в просторах души моей…

    _______

    Мой друг, я — совсем старинная женщина, и не себе — современница, а тем — сто лет — и так далее дальше — назад. Породив детей (говорю о сыне, об Але — когда-нибудь расскажу) — я обязана его, пока он во мне нуждается, предпочитать всему: стихам. Вам, себе, — всем просторам души моей. Фактически и физически — предпочитать. Этим я покупаю (всю жизнь покупала!) свою внутреннюю свободу — безмерную. Только потому у меня такие стихи. На этой свободе нам с Вами жить и быть. Наше царство с вами — не от мира сего. Конечно, будь я свободна, т. е. не нуждайся во мне мои, я бы просто не отошла от Вас эти дни Вашей жизни — . (Но я совсем не знаю, поскольку Вам это нужно: живое присутствие. Ибо, если не нужно Вaм — не нужно и мне. (Потом Вы узнаете, что меня — просто нет.)

    Поняв все это. Вы теперь знаете, в какой области Вам может быть предпочтение — или — Вaм — замена. Только в области живой жизни и родства, и проще сказать: моего долга. Внутри же, мой друг, на той свободе сна, вы мне сейчас — самый близкий. Вы просто у меня больнее всего болите (другой меры близости — не знаю). Это место во мне Ваше и свято.

    …Я Вас не знаю. Если Вы из тех соловьев, которых баснями не кормят — этого Вам будет мало ( — письма и письма, а никогда ничего живого, а вечером опять один — и т. д.) — Вы просто в один прекрасный день запустите мне в голову всеми моими письмами и чувствами. (Это, в фейерверке, называется: le bouquet [3]).

    — Но я-то — такой соловей, басенный, меня — хлебом не корми — только — баснями! я так всю жизнь прожила, и лучшие мои любови были таковы — так что здесь нам нужно сговориться, ибо здесь der Hund (могущего быть расхождения) begraben [4]: в моей невозможности реально быть с Вами: отдать Вам жизнь.

    Конечно, живи Вы в Париже — Вы бы у меня бывали, и я у Вас, — но — боюсь — это была бы грустная радость, одна растрава. «Бывать» — вместо быть. «Бывать» — т. е. непременно уходить, как вошел — уходить. Никогда не: — Который час? его спросили здесь. А он ответил любопытным — ВЕЧНОСТЬ

    Я Вас не знаю, сужу по себе. Я отлично умею без всего — и насколько мне отлично — с немножким.

    — горько.

    Вот в чем моя боль (от Вас): не мочь Вам быть всем тем, чем — могу и уже (внутри) — есмь. Потому что — как мало ни умей я жить — любить (хранить, служить) я — умею — до мельчайших подробностей заблаговременно пришитой пуговицы: отнять у другого и тень заботы! Непрерывно — руками — выручать. (Я бы никогда не могла любить богатого: мне бы нечего было с ним делать. Нельзя же целый день писать или читать ему — стихи. Для меня любить — прежде всего делать дело. Руками делать.)

    Видите — совсем просто, и может быть даже проще, чем Вы бы хотели. Вы — может быть — мучиться от меня хотели? Тогда — не удастся.

    _______

    — «Тогда я не играю».

    — Да будет Вам известно, что в каждой моей игре — ставкой всегда была — я: вплоть до бессмертия моей души. И проигрыш всегда был — мой: я себя другому всегда проигрывала, но так как я была бессмертная моя душа, то этого другому было — много — и часто ставка оставалась на столе — или смахивалась локтем под стол. Вот Вам ответ на игру. Можно только бояться серьезности моей игры. (Мне один умный еврей — в ответ на мои юношеские стихи: Легкомыслие (мне не было двадцати лет) очень серьезно сказал: Вы — легкомысленны? Вы — на фоне людского — и мужского и женского — легкомыслия — просто подводная яма по глубине. Вас — бояться надо.

    И — боялись.‹)›

    _______

    — ваши, потом — наши, и чудно танцевала одна пара — венгерку: люто. Вся Венгрия вставала — с Марией Вечeрой. А потом одна женщина пела — изумительные стихи Фета — помните?

    Рояль был весь раскрыт — к струны в нем дрожали,

    — за песнею твоей.

    Это Фет писал — чужую любовь: Наташу Кузминскую, Наташу Войны и Мира, от которой в ту ночь, которую она всю насквозь пропела, навсегда ушел человек, к‹оторо›го она любила (брат Льва Толстого — Сергей). Это было в Ясной Поляне, в Фет был гость — и его никто ве любил — и благодаря ему — та ночь осталась — тот рояль по сю ночь раскрыт. Я бы все свои стихи отдала за строки:

    — Как только веровать в рыдающие звуки,

    Тебя любить — обнять — и плакать над тобой.

    Больше о любви я ничего не знаю.

    М.

    Мой дорогой деточка! Разве мы с вами — оба вместе взятые — не стoим 50-ти швейцарских: 250-ти французских, да еще — дутых! — франков, да еще данных мне — ни зa что ни прo что — бельгийцами??? Ваш приезд у меня есть — и он собственно заработанный — двухчасовым стоянием и чтением — этим маем в Бельгии. Только я, за ненужностью, эти бельг‹ийские› франки оставила в Ванве и все дело в том, чтобы их здесь у кого-нибудь получить.

    Теперь — всерьез: моей просьбы о Вашем приезде — не ждите. (Мне хочется — не резон, а пожалуй — и обратный резон.) Я — активист обратного направления: отказа. «Entbehren sollst du, selbst entbehren» [6]. Но entbehren я — только за себя.

    Для меня — довод — Вы, Вaше желание (или необходимость). Тогда — желаете сильнее — и приезжайте. Мне нужно — если Вам нужно. (Потому что я Вас люблю, а не себя.) Итак: деньги мои и настолько несуществующие, что даже (с мая) не разменяны. У нас с Вами — cause commune [7]. Кроме того, Вы — весь — моя тайна, всё Ваше и к Вам у меня — втайне, это наше дело, мы — наше с Вами дело — поняли? Не считайтесь ни с чем, кроме своего здоровья и насущности своего желания. Вам — знать.

    Не прогадайте! Не променяйте первенства на чечевицу бытовой (хотя бы самой похвальной) одумки. Нас с детства учили: деньги — грязь. Не промельчите — и себя, и меня, и всей чудесности нашей встречи. Разве это тaк уж часто бывает??

    ‹отор›ое — просто — да. Остальное — по достаче.

    Последний вопрос — уже не бытовой: почему Вам именно сейчас хочется (или нужно) меня видеть? Проверяете — кого и чтo?

    На все три вопроса ответьте возможно точней — и быстрей.

    До этого, пожалуй, писать не буду. Потом — сообщу все бытовые детали.

    М.

    И пишите мне, пожалуйста, настоящие письма, а не картонки! (Шучу). — Как новый госпиталь? Вы там один в палате? Расскажите подробно все докторское: как рана (или уже шрам?) — когда встаете — всё, всё. А в ноябре я Вас в Париж я пущу — худший месяц. В Париж ты ко мне приедешь весной.

    — сад, хотите — моя берлога, Вы будете лежать, а я буду сидеть рядом — можете даже спать при мне: я люблю спящего человека. За два-три дня отдохнете, я Вам не дам уставать. — Жду решения.

    Примечания

    1. Плата за мое присутствие (фр.).

    2. Мне утонуть (фр.).

    3. Букет (фр.).

    6. «Нуждаться должен ты, нуждаться — сам» (нем.).

    7. Общее дело (фр.).

    Раздел сайта: