‹25 ИЮНЯ 1931 Г.›
Начну со стены. Вчера впервые (за всю с тобой — в тебе — жизнь), не думая о том, чтo делаю (и делая ли то, чтo думаю?), повесила на стену тебя — молодого, с поднятой головой, явного метиса, работы отца. Под тобой — волей случая — не то окаменевшее дерево, не то одеревеневший камень — какая-то тысячелетняя «игрушка с моря», из тех, что я тебе дарила в Вандее, в 26-том. Рядом — дивно-мрачный Мур, трех лет.
— т. е. все годы до — была уверена, что мы встретимся, мне бы и в голову, и в руку не пришло тaк выявить тебя воочию — себе и другим. Ты был моя тайна — от всех глаз, даже моих. И только закрывая свои — я тебя видела — и ничего уже не видела кроме. Я свои закрывала — в твои.
— сейчас я просто тебя из себя — изъяла — и поставила — как художник холст — и возможно дальше — отошла. Теперь я могу сказать: — А это Б‹орис› П‹астернак›, лучший русский поэт, мой большой друг, говоря этим ровно столько, сколько сама знаю.