Clamart (Seine) 10, Rue Lazare Carnot
9-го декабря 1933 г.
Милый Вадим Викторович,
(Обращаюсь одновременно ко всей Редакции)
– другая работа, чем проза прозаика, в ней единица усилия (усердия) – не фраза, а слово, и даже часто – слог. Это Вам подтвердят мои черновики это Вам подтвердит каждый поэт. И каждый серьезный критик: Ходасевич, например, если Вы ему верите.
Не могу разбивать художественного и живого единства, как не могла бы, из внешних соображений, приписать, по окончании, ни одной лишней строки. Пусть лучше лежит до другого, более счастливого случая, либо идет в посмертное, т. е. в наследство тому же Муру (он будет БОГАТ ВСЕЙ МОЕЙ НИЩЕТОЙ И СВОБОДЕН ВСЕЙ МОЕЙ НЕВОЛЕЙ) – итак, пусть идет в наследство моему богатому наследнику, как добрая половина написанного мною в эмиграции и эмиграции, в лице ее редакторов, не понадобившегося, хотя все время и плачется, что нет хорошей прозы и стихов.
За эти годы я объелась и опилась горечью. Печатаюсь я с 1910 г. (моя первая книга имеется в Тургеневской библиотеке)1, а ныне – 1933 г., и меня все еще здесь считают либо начинающим, либо любителем, – каким-то гастролером. Говорю здесь, ибо в России мои стихи имеются в хрестоматиях, как образцы краткой речи, – сама держала в руках и радовалась, ибо не только ничего для такого признания не сделала, а, кажется, всё – против.
Но и здесь мои дела не так безнадежны: за меня здесь – лучший читатель и все писатели, которые все: будь то Ходасевич, Бальмонт, Бунин или любой из молодых, единогласно подтвердят мое, за 23 года печатания (а пишу я – дольше) заработанное, право на существование без уреза.
Не в моих нравах говорить о своих правах и преимуществах, как не в моих нравах переводить их на монету – зная своей работы цену – цены никогда не набавляла, всегда брала что дают, – и если я нынче, впервые за всю жизнь, об этих своих правах и преимуществах заявляю, то только потому, что дело идет о существе моей работы и о дальнейших ее возможностях.
Конечно – Вы меня предупреждали о 65.000 знаках, но перешла я их всего на 18.000, т. е. на 8 печатных страниц, т. е. всего только на 4 листка. Вам – прибавить 4 листка, мне – уродовать вещь. Сократив когда-то мое «Искусство при свете совести», Вы сделали его непонятным, ибо лишили его связи, превратили в отрывки. Выбросив детство Макса и юность его матери, Вы урезали образ поэта на всю его колыбель, и в первую голову – урезали читателя.
То же самое Вы, моею рукой, сделаете, выбросив середину Пимена, т. е. детей Иловайского, без которых – Иловайский он или нет – образ старика-ученого не целен, не полон. Вы не страницы урезываете, Вы урезываете образ. Чтоб на 8 стр<аницах> сказать ВСЁ об этой сложной семейственности, сколько мне самой нужно было ОТЖАТЬ, а Вы и это отжатое хотите уничтожить?!2
Ведь из моего «Пимена» мог бы выйти целый роман, я даю – краткое лирическое Живописание: ПОЭМУ. Вещь уже сокращена, и силой большей, чем редакторская: силой внутренней необходимости, художественного чутья.
Если дело только в трате – выход есть: не оплачивайте мне этих 8 стр<аниц>, пусть идут на оплату типогр<афских> расходов: денежному недохвату я всегда сочувствую: это для меня не урез, не это – урез.
<аниц> для читателя лишние – Старый Пимен остается при мне (я при нем), а Вам я пишу что-нибудь на те 300 фр<анков> прошло-термового авансу, которым Вы меня когда-то выручили, за что сердечно-благодарна. Чему они в печатных знаках равняются?
Сердечный привет
Марина Цветаева
Примечания
1 К началу 1930-х годов Тургеневская библиотека, кроме «Вечернего альбома», располагала еще несколькими книгами Цветаевой: «Версты 1» (1922), «Царь-Девица» (Берлин, 1922), «Психея» (1923), «Ремесло» (1923), «Молодец» (1924). (Тургеневская общественная библиотека. Каталог по беллетристике. Париж, 1924. С. 119; вып. II, 1929. С. 50.)
«Дом у Старого Пимена» был напечатан без сокращений. «Присылайте рукопись Вашего «Домика у старого Пимена»: согласно Вашему желанию, она будет напечатана полностью.
Мне не хочется сейчас говорить относительно содержащихся в Вашем письме упреков и обвинений по адресу редакции «С<овременных> З<аписок>». Я не считаю их справедливыми. Но, во всяком случае, в будущем нам совершенно необходимо договориться так, чтобы исключить самую возможность повторения весьма тягостных и для Вас, и для нас положений», – писал В. В. Руднев Цветаевой в ответном письме (Новый журнал. 1990. № 178. С. 267).