Clamart (Seme)
10, Rue Lazare Carnot
19-го июля 1933 г.
Милый Вадим Викторович,
Я не знаю, кто правил корректуру, – Вы или М. Вишняк, но там предложены (карандашом) некоторые замены (мужской род на женский, знаки), которые я, в случае несогласия, восстанавливаю в прежнем виде, (речь о пустяках, упоминаю для очистки совести!) Мне очень жаль (Вам – нет, конечно!), что моя корректура идет к Вишняку, а не к Вам, мы с Вами хотя и ссоримся – но в конце концов миримся, а с Вишняком у меня никакой давности…2
Ходасевич отлично помнит Марию Паппер и, вдохновленный мною, сам хочет о ней писать воспоминания3. Видите, какой у этих одиночек (поэтов)4 – esprit de corps и имя дал – и сам вдохновился!
Написал мне, кстати, милейшее письмо, на которое я совершенно не рассчитывала – были какие-то косвенные ссоры из-за «Верст» , и т. д.
Все это потому, что нашего полку – убывает, что поколение – уходит, и меньше возрастное, чем духовное, что мы все-таки, с Ходасевичем, несмотря на его монархизм (??) и мой аполитизм: гуманизм: МАКСИЗМ в политике, а проще: полный отворот (от газет) спины – что мы все-таки, с Ходасевичем, по слову Ростана в передаче Щепкиной-Куперник: – Мы из одной семьи, Monsieur de Bergerac!6 Tax же у меня со всеми моими «политическими» врагами – лишь бы они были поэты или – любили поэтов.
– Ходасевич – я) еще один акт Максиного миротворчества. Я его, кстати, нынче видела во сне всю ночь, в его парижской мастерской, где я никогда не была, и сама раскрывала окно и дверь от его астмы.
Рукопись получила. Корректуру Вишняку – самое позднее – завтра. Я сейчас, после всей прозы, дорвалась до стихов и с величайшим трудом отрываюсь7.
Всего лучшего! Спасибо еще раз за деньги к терму.
А в Булонь нам нужно непременно – хоть под булоньские каштаны – ибо Мур с 1-го окт<ября> начнет ходить в гимназию, к<отор>ая мне, кстати, очень понравилась. (Была на акте.)
Желаю Вам, милый Вадим Викторович, хорошего лета и полного отдыха от рукописей. Пускай Вишняк почитает!
МЦ.
1 См. комментарий 2 к предыдущему письму.
2 «…некоторые взгляды Цветаевой были очень далеки и чужды всем членам редакции, не исключая и Руднева <…> Что же касается совершенно «непонятных для себя вещей», как издевалась Цветаева над теми, кто «не уставали (их) печатать», – действительно, скажу за себя, я всегда противился их напечатанию». (Вишняк М. В. «Современные записки». Воспоминания редактора. С. 148.)
3 Воспоминания В. Ф. Ходасевича о встрече с Марией Паппер были опубликованы в газете «Возрождение», 1935, 10 января. («Неудачники. Из воспоминаний»). Автор воспоминаний предварил их словами: «…пересказ Цветаевой вышел неточен – не по ее вине: я рассказывал Волошину, Волошин ей – да и то было, по крайней мере, лет пятнадцать тому назад».
4 Ср. у В. Ф. Ходасевича: «Мы же с Цветаевой <…>, выйдя из символизма, ни к кому и ни к чему не пристали, остались навек одинокими, «дикими» («Младенчество» – Возрождение. 1933. 12 октября).
«О Верстах» (Современные записки. 1926. № 29), а также комментарии к письму к П. П. Сувчинскому и Л. П. Карсавину.
«Сирано де Бержерак» в переводе Татьяны Львовны Щепкиной-Куперник (1874–1952).
7 Речь идет о стихотворном цикле «Стол» (см. т. 2).