Милый Вадим Викторович,
Мое отношение к Максимилиану Волошину Вам известно из моей рукописи.
Мое отношение к изъятию из моей рукописи самого ценного: Макса в Революцию, его конца и всего конца, Вам известно из моего устранения от всякого соучастия1.
Причины, заставившие меня моей рукописи не взять обратно, Вам не могут не быть известны.
И, наконец, моя оценка письма Маргариты Сабашниковой для Бас несомненна2.
Чего же вы от меня хотите – и ждете??
А насчет «экстренных мер» – автор человек бесправный и (внешне) не может, особенно в наши дни.
Прилагаю письмо М. В. Сабашниковой.
Всего доброго
Марина Цветаева
Clamart (Seine)
10, Rue Lazare Carnot
19-го мая 1933 г.
Примечания
1 Речь идет о сокращениях очерка «Живое о живом», предпринятых редакцией журнала «Современные записки». См. также письмо 9.
2 В начале 1933 г. Цветаева послала текст своих воспоминаний о Волошине М. В. Сабашниковой, его первой жене (см. о ней комментарий 3 к письму 11 к Г. П. Федотову), с указанием мест в очерке, выкинутых редакцией. В апреле 1933 г. от М. В. Сабашниковой пришло «чудное» (см. письмо 11 к Г. П. Федотову) ответное письмо (текстом его мы не располагаем). Тогда же и по тому же поводу Сабашникова писала другой своей корреспондентке – М. С. Цетлиной:
«<…> Когда получилось известие о смерти Макса и мне стали посылать эти плоские и частью издевательские статьи о нем, мне хотелось найти Вас, и, зная, как Макс любил Вас обоих и как Вы с ним были дружны, просить Вас что-нибудь сделать, чтобы сохранить его образ, таким путем искаженный в эмиграции.
Неужели мало его мученичества в Советской России!
в культурном мире, чем это можно думать. Один известный немецкий композитор, живший всегда в России, побывав теперь в Париже, где исполнялись его веши, говорил мне, что в эмиграции подчас так же преследуется все духовное, как в Советской России. Я поверила ему, когда видела, что вычеркнула редакция «Современных Записок» из воспоминаний. Это такое же безвкусие, как если бы в равеннских мозаиках замазали золотой фон. Все остальное без конца, который целиком вычеркнут, просто не имеет смысла, или имеет стиль анекдотов. Я слышала, что Вы имеете отношение к «Совр<еменным> запискам» и хотела просить Вас заступиться за Макса, спасти его истинный образ.
Помните, каким верным другом он был всегда; он бы за каждого из нас заступился, и я думаю, что во имя этой дружбы Вы, верно, что-нибудь можете достичь в этом направлении. Эти последние страницы воспоминаний, как завет самого Макса – лучшее, что он дал нам. Это, действительно, «живое о живом»! И нужное душам, захлебывающимся в болоте». (Новый журнал. 1990. № 178. С 259.)