Vanves (Seine)
33, Rue J. Б. Potin
11-го февраля 1935 г.
Дорогая Вера,
– улажено, т. е. очень обиделся и выдал мне 150 фр<анков>. Больше было дано только слепому Плещееву1, слепому Амфитеатрову2 и Миронову3 – на похороны.
Оказалось, что Зеелера кто-то (кого он так, по благородству, и не назвал, но мне кажется – Ю. Мандельштам4– давать ли мне еще. Но – что для меня самое важное – оказывается – он и «дамы» (Цейтлин5, Ельяшевич6 и еще другие мои bete-noir’ ы)7 – совершенно разное: я-то ведь вознегодовала на их недачу (с какого права?!), их хотела посрамить, а оне в это дело и не влезали. Во всем виноват какой-то досужий сплетник и, даже, врец.
– В конце концов мы с Зеелером даже подружились: он тоже похож на медведя и даже – дя. (КАМЧАТСКИМ МЕДВЕДЕМ НА ЛЬДИНЕ8…)
Значит, всё спокойно. Спасибо за готовность помочь.
Второе: я сейчас внешне закрепощена и душевно раскрепощена: ушла – Аля, и с нею относительная (последние два года – насильственная!) помощь, но зато и вся нестерпимость постоянного сопротивления и издевательства. После нее я – вот уже 10 дней – все еще выношу полные углы и узлы тайной грязи, всё, годами скрытое от моих доверчивых и близоруких глаз. Были места в кухне, не подметенные ни разу. Пуды паутины (надела очки!) – и всё такое. Это было – жесточайшее и сокровенно-откровеннейшее наплевание на дом. Сор просто заметался (месяцами!) под кровать, тряпки гнили, и т. д. – Ох! –
Ушла «на волю», играть в какой-то «студии», живет попеременно то у одних, то у других, – кому повяжет, кому подметет (это для меня возмутительней всего, после такого дома!) – всех очарует… Ибо совершенно кругла, – ни угла.
А я, Вера, нынче в первый раз смогла подойти к столу в 6 ч., когда начала это письмо – и уже гроза близкого ужина. С утра протрясла 3 печи, носила уголь, мела, выносила и приносила помойку, ставила и снимала (с печей) чайники, чтобы не жечь газа, 8 концов за Муром (total – 2 heures ), готовила, мыла посуду, мыла пол в кухне, опять подкладывала и протрясала… Всё в золе, руки – угольщиковы, неотмываемые.
– нет Алиного сопротивления и осуждения, нет ее цинической лени, нет ее заломленных набекрень беретов и современных сентенций и тенденций, нет чужого, чтобы не сказать больше. Нет современной парижской улицы – в доме.
Ушла внезапно. Утром я попросила сходить Муру за лекарством – был день моего чтения о Блоке и я еще ни разу не перечла рукописи – она сопротивлялась: – Да, да… И через 10 мин<ут> опять: – Да, да… Вижу – сидит штопает чулки, потом читает газету, просто – не идет. – «Да, да… Вот когда то-то и то-то сделаю – пойду…»
Дальше – больше. Когда я ей сказала, что так измываться надо мной в день моего выступления – позор, – «Вы и так уж опозорены». – Что? – «Дальше некуда. Вы только послушайте, что о Вас говорят».
Но было – куда, ибо 10 раз предупредив, чтобы прекратила – иначе дам пощечину – на 11 раз: на фразу: «Вашу лживость все знают» – дала. – «Не в порядке взрослой дочери, а в порядке всякого, кто бы мне это сказал – вплоть до Президента Республики». (В чем – клянусь.)
Тогда С<ергей> Я<ковлевич>, взбешенный (НА МЕНЯ) сказал ей, чтобы она ни минуты больше не оставалась, и дал ей денег на расходы.
– ни одной. – Дышу. – Этот уход – навсегда. Жить с ней уже не буду никогда. Терпела до крайности. Но, Вера, я не бальмонтова Елена9, которой дочь10 буквально (а м. б. и физически!) плюет на голову. Я, в конце концов – трезва: ЗА ЧТО?
Моя дочь – первый человек, который меня ПРЕЗИРАЛ. И, наверное – последний. Разве что – ее дети.
Родство для меня – ничто. Т. е. внутри – ничто. Терпя годы, я внутри не стерпела и не простила – ничего. Это нас возвращает к «дедушке» Иловайскому.
– Вера! Через меня Оле будет большое наследство, Да, да, через меня, через «Дом у Старого Пимена».
Было – так. Летом я получила письмо от одного парижского адвоката, мне незнакомого, просившего о свидании. Пошла с моим вечным компаньоном и даже аккомпанементом – Муром.
– У меня для Вас радостная весть. Я знаю, что Вы очень нуждаетесь. Вы – наследница порядочного состояния.
– Я?? Но у меня же никого нет, – из тех, – все же умерли. – Вы же внучка Д. И. Иловайского? – Нет. – Но как же? (Объясняю.) – Значит, я плохо читал… Вот – жалость! Дело в том, что у Д<митрия> И<вановича> здесь остались бумаги, и на них заявила права одна дама в Ницце… (рассказ о явной авантюристке)… но я из Вашей вещи знал, что есть – внучка, только я понял, что – Вы…
– Не только внучка, но дочь – Оля Иловайская, в Сербии, и еще правнучка – Инна, дочь его внука Андрея. Но и внучка есть – Валерия. Три женских поколения: Ольга – дочь, Валерия – внучка, и Инна – правнучка. А я – ни при чем.
«какая жалость»…
Человек оказался сердечный, расстались друзьями, – все горевал, что Муру ничего не попадет (Мур его очаровал солидностью и басовитостью.)
Написала Асе – узнать адр<ес> Валерии и польских дедушки и бабушки этой самой «Инны» – Андрей был женат на польке11. Ответа не получила.
А на чтении о Блоке – опять он. – В чем же дело? Где же наследницы? А то – дама не унимается.
– я знала, что Олю-то легко найти, мне хотелось – всех сразу. Еще напишу Асе – иносказательно, конечно.
Но Оля, во всяком случае, получит – и, как дочь – большую часть. А авантюристка – ничего. (П. ч. мы обе – не внучки!)
Вот – мой секрет.
А тайна – от сглазу, просто – от глазу, не надо – до поры. Вот, когда – получит, или сама – объявит…
Но все-таки, Вера, здорово – через «Старого Пимена». Сослужил – святой.
– чудный! Не прощать, а – благодарить: ЛИЧНОСТЬ.)
Рада, что понравилось «Мать и Музыка». А сама мать – понравилась? Я ей обязана – всем.
Пишете ли? Пишите, Вера! Времени никогда нет, а писать – нужно, ведь только тогда из него и выходишь, ведь только так оно и остается!
Сердечно желаю И<вану> А<лексеевичу> быстрого выздоровления, – какая обида! Обнимаю Вас и люблю. Спасибо за все.
МЦ.
А Вы – никогда не приедете?
1 Плещеев Александр Алексеевич (1858 – 1944) – журналист, театральный критик, сотрудник парижских русских газет. Сын известного поэта А. Н. Плещеева (1825 – 1893).
2 Амфитеатров Александр Валентинович (1862 – 1938) – русский писатель, журналист, критик. В 1921 г. эмигрировал. Постоянно сотрудничал в газетах «Возрождение» (Париж), «За Свободу» (Варшава), «Сегодня» (Рига).
3 Миронов Мирон Петрович (1893 – 1934) – редактор и издатель парижского еженедельного журнала «Иллюстрированная Россия» (с 1924 г.). …на похороны – М. П. Миронов умер 25 января 1934 г.
4 Мандельштам Юрий Владимирович (1908 – 1943) – поэт, критик. Признавая талант Цветаевой, отмечал в ее поэзии истеричность, «кликушество» (Журнал содружества. Выборг. 1936. № 2. С. 8, 9). Погиб в концлагере.
– Цетлин Мария Самойловна. См. письма к ней и комментарии к письму 4 в Комитет помощи русским писателям и ученым во Франции (т. 6).
7 Цветаева была предубеждена против парижских «литературных дам», причастных к делу помощи писателям.
8 Измененная цитата из стихотворения М. Цветаевой «Тоска по родине! Давно…» (1934). В стихотворении: «Камчатским медведем без льдины…» См. т. 2.
9 Елена — Цветковская Елена Константиновна (1880 – 1943) – третья жена К. Д. Бальмонта.
11 См. комментарий 12 к письму 8.