Clamart (Seine)
10, Rue Lazare Carnot
20-го ноября 1933 г.
Милая Вера,
Ваше письмо такое, каким я его ждала, – я Вас знаю изнутри себя: той жизни, того строя чувств. Вы мне напомнили Блока, когда он узнал, что у него родился сын (оказавшийся потом сыном Петра Семеновича Когана, но это неважно: он верил)1. Вот его слова, которые я собственными глазами читала: – «Узнав, не обрадовался, а глубоко – задумался…»2
А что Вы лучше одна, чем когда Вы с другими – Вера, как я Вас в этом узнаю, и в этом узнаю! У меня была такая запись: «Когда я одна – я не одна, когда не-одна – одна», т. е. как самая брошенная собака, не вообще-брошенная (тут-то ей и хорошо!), а к волкам брошенная. А м. 6. я – волк, а они собаки, скорей даже так, но дело не в названии, а в розни.
А Вы, Вера, не волк, Вы – кроткий овец (мне кто-то рассказывал, . что Вы все время читаете Жития Святых, – м. б. врут? А если не врут – хорошо: гора, утро, чистота линий, души, глаз, – и вечная книга…) Все лучшие люди, которых я знала: Блок, Рильке, Борис Пастернак, моя сестра Ася – были кроткие. Сложно-кроткие. Как когда-то Волконский сказал о музыке (и пространстве, кажется)
ПОБЕДА ПУТЕМ ОТКАЗА3
А природное, рожденное овечье состояние я – мало ценю. (Начав с коз, перешла к овцам!)
Итак, скоро увидимся? Радуюсь.
Хотела бы, Вера, долгий вечер наедине – как в письме. Но Вас люди съедят. Знайте, что на дорогах жизни я всегда уступаю дорогу.
Честолюбия? Не «мало», а никакого. Пустое место, нет, – все места заполнены иным. Всё льстит моему сердцу, ничто – моему самолюбию. Да, по-моему, честолюбия и нет: есть властолюбие (Наполеон), а, еще выше, le divin orgueil (мое слово – и мое чувство), т. е. окончательное уединение, упокоение.
И вот, замечаю, что ненавижу всё, что -любие: самолюбие, честолюбие, властолюбие, сластолюбие, человеколюбие – всякое по-иному, но все – равно. Люблю любовь, Вера, а не любие. (Даже боголюбия не выношу: сразу религиозно-философские собрания, где всё, что угодно, кроме Бога и любви.)
Об Иловайском пока получила следующий гадательный отзыв Руднева: «Боюсь, что Вы вновь (???) отступаете от той реалистической манеры (???), которой написан Волошин». Но покровительствующая мне Евгения Ивановна уже заронила словечко у Г<оспо>жи Фондаминской4 (мы незнакомы) и, кажется, (между нами) Дедушку проведут целиком. Я над ним дико старалась и потеряла на нем (1 1/2 месяца поправок) около пятисот фр<анков> на трех фельетонах в Последних Новостях.
Кое-что, думая о Вас и об Оле, смягчила. Напр<имер>, сначала было (А<лександра> А<лександровна>) – «Она, сильно говоря, конечно была отравительницей колодца их молодости», – стало: огорчительницей (курсивом).
Ну, вот.
Теперь во весь опор пишу Лесного Царя, двух Лесных Царей – Гёте и Жуковского5– в отца.
И в тот же весь опор сейчас мчусь за Муром в школу. Он Вам понравится, хотя целиком дитя своего века, который нам не нравится.
Орден6 отослан в субботу, думала, что Вы уже в Париже и что – разминетесь, но кто-то сказал, что Вы задержались.
Обнимаю Вас и Gluck auf! И – Muth zum Gluck! Во всяком случае – Muth! (Рифма – gut ).
МЦ.
<Приписка на полях: >
Примечания
1 См. письма 11 и 14 к Р. Б. Гулю и комментарии к ним (т. 6).
2 Цитата из воспоминаний о Блоке З. Н. Гиппиус «Мой лунный друг».
3 Ср. стихотворение М. Цветаевой «Прокрасться», 1923 (т. 2).
– жена И. И. Фондаминского.
6 См. предыдущее письмо.