Clamart (Seine)
10, Rue Lazare Carnot
21-го авг<уста> 1933 г.
«Дедушка Иловайский» ушла в 11 ч. утра в далекие страны1, а в 11 1/2 ч. – Ваше письмо, которому я столько же обрадовалась, сколько ужаснулась – особенно сгоряча. Дело в том, что у меня Д<митрий> И<ванович> встает в 6 ч. утра (слава Богу, что не в 5 ч. – как казалось… и хотелось!), а у Вас, т. е. на самом деле – в 10 ч. Еще: у меня он ест в день одно яйцо и три черносливины (рассказ Андрея, у них жившего и потом часто гостившего), а оказывается – болезнь почек, значит и одного-то своего (моего!) яйца не ел. Что бы мне – овсянку!!! Но яйцо помнила твердо, равно как раннее вставание. Третье: у меня Ал<ександра> А<лександровна> выходит хуже Д<митрия> И<вановича> (который у меня, должно быть, выходит настолько если не «хорошим» – так сильным, что Милюков не захотел) – выходит и суше и жестче и, вообще, отталкивающе, тогда как дед – загадочен. Но это уже дело оценки: бывали «тираны» и похуже Иловайского, и именно у этих тиранов бывали либо ангелоподобные (Св<ятая> Елизавета2, чудо с розами), либо неукротимо-жизнерадостные жены. У меня А<лександра> А<лександровна> выходит немножко… монстром. (Не словесно, а некое, вокруг слов, веяние: ничего не сказала – и все.)
– обидится, вознегодует, начнет ли опровергать в печати – Оля? Вставание в 6 ч., когда в 10 ч., мое «яйцо» и леденящую (хуже у меня нет) мать. И еще одно: важное, у меня, по семейной традиции, было впечатление и даже уверенность, что Оля сбежала с евреем. А м. б. Кезельман – не еврей? М. б. – полукровка? А м. б. – немец, а еврей – Исаев3, и я спутала? Плохо мое дело, п. ч. рукописи не вернуть, и так уже отправка стоила около 10 фр<анков> (писала от руки и пришлось отправить письмом).
«тайный жар», за это ее так и любила. Сережу же у нас в доме свободомыслящие Валериины студенты звали маменькиным сынком и белоподкладочником, не прощая ему двух – таких чудных вещей: привязанности к матери – и красоты. (С<ережа> и Н<адя>, как и Оля, у меня только упомянуты, я же все время должна была считать строки и даже буквы!)
Думаю, для очистки совести, сделать следующее: если вещь в «дальних странах» (NB! не в России!) напечатают, то в следующем очерке, «Конец историка Иловайского», я принесу повинную, т. е. уничтожу и 6 ч. утра, и яйцо, и, если нужно, еврея. Если будете писать мне, милая (выходит – давно-родная!) Вера Николаевна, не забудьте подтвердить или разрушить еврейство Кезельмана или Исаева, это важнее часов и яиц, и Оля серьезно может обидеться, а я не хочу.
<ександра> А<лександровна>? Если умерла – когда? И сколько ей могло быть лет? А молодец – не боялась, не сдавалась, судилась. И крепкая же у нее была хватка – (Так и вижу эти корзины и сундуки с муарами и гипюрами, такие же ежевесенне проветривались и нафталинились на трехпрудном тополином дворе – «иловайские» сундуки покойной В<арвары> Д<мит-риевны>, Лёрино «приданое». У меня об этом есть. Сколько у нее было кораллов!). Страшно жалею, что до П<оследних> Нов<остей> не отправила «Дедушку Иловайского» Вам. Обожаю легенду, ненавижу неточность. Мне эти яйца и ранние вставания и еврейские мужья теперь спать не дадут, вернее: все время будут сниться.
Туда, куда нынче отослала, никогда не посылала, поэтому – сразу опровержение – неловко. Точно сама не знаю, что писала. Но еще хуже будет, если Оля вздумает опровергать. Когда я писала, я не знала, что она в Белграде, а то бы вообще «еврея» не упоминала. (Хотя будучи дочерью Иловайского – конечно – к ее чести!)
А если в старике что-то трогательное, хотя бы этот ужас внуку с еврейской кровью. Нечеловечно, бесчеловечно даже, но – на некую высокую ноту. Вообще, всякий абсолют внушает трепет, – не страха, а… но по-немецки лучше: «heilige Scheu» . Судить такого – бесполезно. Вот эту-то неподсудность: восхищение всему вопреки – и учуял Милюков4.
<едних> Нов<остей> – Музей Александра III5«Звонили колокола по скончавшемуся Императору Александру III, и в это же время умирала одна московская старушка и под звон колоколов сказала: „Хочу, чтобы оставшееся после меня состояние пошло на богоугодное заведение имени почившего Государя»» – боюсь, что Милюков дальше этих колоколов не пойдет. Но ведь все это – чистейшая, точнейшая правда, и колокола, и старушка, и покойный Император Александр III, – постоянный изустный и даже наизустный! рассказ отца.
– Посмотрим. –
Спасибо за всё. Тороплюсь отправить.
Обнимаю. В Вас я чувствую союзника.
МЦ.
– в Томске?! Если сразу ответите и про еврея и про Томск (наверное ли?), все-таки отправлю письмо вдогон, ибо я бы, на месте Оли, рассвирепела.
Примечания
1 Цветаева послала свою рукопись воспоминаний о Д. И. Иловайском в Латвию, в ежедневную газету «Сегодня», выходившую в Риге под редакцией известного журналиста Максима Ипполитовича Ганфмана (1872 – 1934) (НП. С. 514). См. письмо 13.
2 Святая Елизавета – мать Иоанна Предтечи, двоюродная тетка девы Марии, первая узнала в ней Матерь Божию (библ.).
– лицеист из Петербурга, знакомый В. Н. и И. А. Буниных (1909). (О нем см. в кн.: Муромцева–Бунина В. Н. Жизнь Бунина. Беседы с памятью. М.: Сов. писатель, 1989. С. 444, 445.)
– 1943) – политический деятель, историк, публицист. Редактор «Последних новостей».
5 Очерк «Музей Александра III» был опубликован в «Последних новостях» 1 сентября 1933 г. (См. т. 5).