(Лето 1933)1
Дорогая Саломея,
Сердечное спасибо, хотя – увы, увы – эти деньги мне придется сдавать Извольской, которая как дракон на страже моих термовых интересов. (Какое жуткое слово terme, какое римско-роковое, – каменное, какое дважды-римское – Рима Цезарей и Рима Пап, – какое дантовское слово, если бы я была французским поэтом, я бы написала о нем стихи.)
А Вы знаете, Саломея, что мы должны переехать в Булонь, потому что Мур с осени поступает в русскую гимназию: вернее, мы с Муром (я тоже все забыла). Прохожу с ним сейчас дни творения, не менее, а более недоступные разуму, чем Апокалипсис.
– Ну, Мур, какое же небо сотворил Бог в первый день? Небо…
Мур, перебивая: – Знаю. Сам скажу. Святое пространство.
– Что же такое твердь?
– Вместилище для… освещения.
Дорогая Саломея, могла бы писать Вам без конца.
МЦ.