Вшеноры, 17-го января 1925 г.
Милый Валентин Федорович,
Отвечаю по пунктам:
1) Юбиляру верю на слово, – это все, что Вам – С<ергею> В<ла-диславовичу> – мне – остается.
2) Поэму Бальмонта оставляю на усмотрение, Ваше и С<ергея> Владиславовича> . Если вы, люди правовые, такую исключительность предпочтения допускаете (Б<альмон>т единственный «иностранец» в сборнике) – то мне, как поэту и сотоварищу его, нечего возразить. Меньше всего бы меня смущало поведение К<рачков>ского.
3) Калинников. – Гм. – Из всего, мною читанного, по-моему, приемлема только «Земля». Либо те две сказки. Остальное явно не подходит. Будьте упорны, сдастся.
4) О Туринцевской «Музыке». Согласна. Но если пойдет поэма Б<альмон>та с посвящением К<рачков>скому, не согласна. – Некий параллелизм с Крачковским. – Не хочу. – А снять посвящение – обидеть автора.
6) «Примечаний» С. Н. Булгакова не брать ни в коем случае. Напишу и напомню. Он первый предложил примечания, за тяжестью, опустить. А теперь возгордился. Статьи он обратно не возьмет, ибо ее никто не берет, даже без примечаний.
7) Р<афаль>ского я бы взяла, – в пару Туринцеву. С<ергей> Я<ков-левич> Вам стихи достанет. Не подойдут – не возьмем.
<рачков>ского. Это Ваше чисто личное приобретение, вроде виллы на Ривьере. С усладой жду того дня, когда Вы, с вставшими дыбом волосами, ворветесь к нам в комнату с возгласом: «Мой Гоголь совсем упал!» (Попросту: свезли). (В предыдущей фразе три с, – отдаленное действие К<рачков>ского!)
Предупреждаю Вас: это сумасшедший, вскоре убедитесь сами.
<емировичу>-Д<анченко> мое искреннее сожаление, что не могу присутствовать на его торжестве.
МЦветаева