• Приглашаем посетить наш сайт
    Фет (fet.lit-info.ru)
  • Цветаева М. И. - Бахраху А. В., 25 июля 1923 г.

    МОКРОПСЫ, 25-ГО НО‹ВОГО› ИЮЛЯ 1923 Г.

    Милый друг,

    Что у Вас в точности было с Э‹ренбур›гами?

    Причин, вызывающих этот вопрос, сказать не вольна, цель же его — продолжать относиться к Вам, как отношусь, а для этого мне нужно одно: правда, какая бы она ни была!

    Я хочу Вас безупречным, т. е. гордым и свободным настолько, чтоб идти под упрек, как солдат под выстрелы: души моей не убьешь!

    Безупречность — не беспорочность, это — ответственность за свои пороки, осознанность их — вплоть до защиты их. Так я отношусь к своим, так Вы будете относиться к Вашим.

    Предположим, человек трус. Выхода два: или перебороть — или признаться, сначала самому, потом другим. — «Да, я трус». И, если этих других чтишь, объяснить: трус потому-то и потому-то. И все. — Просто?

    Но, возвращаясь к Э‹ренбур›гам: повода к расхождению могут быть два: красота Л‹юбови› М‹ихайловны› и идеология И‹льи› Григорьевича ›, т. е. Ваше притяжение к первой и Ваше оттолкновение от второй. И в обоих случаях — вопрос формы, ибо ни одна женщина не рассердится на то, что она нравится, ни один мужчина не оскорбится на то, что с ним не согласны. Форма, нарушенная Вами. — Так?

    Дружочек, нарушение формы — безмерность. Я неустанно делаю это в стихах, была моложе — только это и делала в жизни! Все пойму. Посему, будьте правдивы. Не приукрашивайте, не выгораживайте себя, не считайте меня меньше, чем я есть, и моего отношения — поверхностнее.

    И в вопросе моем памятуйте одно: его цель.

    _________

    О Вашем последнем письме. В нем есть некий тяжелый для меня налет эстетства, который я заметила уже в Вашем отзыве о Психее.

    Говоря о стихах «Бессонница» и еще о каких-то, Вы высказываете предположение, что поэт здесь прельстился словом. Помню, что читая это, я усмехнулась. Такая же усмешка у меня была, когда я читала Ваше письмо. «Сладость любви», «отрава любви», «мечта», «сказка», «сон», — бросьте! Это — арсенал эстетов. Любить боль, потому что она боль — противоестественность. Упиваться страданием — или ложь или поверхность. Возьмем пример: у вас умирает мать (брат — друг — и т. д.) будете Вы упиваться страданием? У Вас отнимают любимую женщину — о, упоение может быть! Упоение потери, т. е. свободы! Боль, как средство, да, но не как цель.

    Ведь в физ‹ическом› мире, как в духовном, один закон. Что ложь — в одном, неминуемо ложь и в другом. Раны своей ты не любишь, раной своей ты не упиваешься, ты хочешь выздороветь или умереть. Но за время болезни своей ты многому научился, и вот, встав, благословляешь рану, сделавшую тебя человеком. Так и с любовью.

    Есть еще одна возможность: рана мучительна, но она — все, что у тебя есть, выбор между ею и смертью. Предпочитаешь мучиться, но это есть насильное предпочтение, а не Ваш свободный выбор.

    Словом, — бросьте отраву!

    Единственная отрава, которой я Вас отравлю, это — живая человеческая душа и… отвращение ко всяким другим отравам!

    _________

    Об эстетстве. Эстетство, это бездушие. Замена сущности — приметами. Эстет, минуя живую заросль, упивается ею на гравюре. Эстетство, это расчет: взять все без страдания: даже страдание превратить в усладу! Всему под небом есть место: и предателю, и насильнику, и убийце — а вот эстету нет! Он не считается. Он выключен из стихий, он нуль.

    — глазами, звуков — ушами, губ — губами, любите всё душой. Эстет, это мозговой чувственник, существо презренное. Пять чувств его — проводники не в душу, а в пустоту. «Вкусовое отношение», — от этого не далекo до гастрономии.

    О, будь Вы сейчас здесь, я повела бы Вас на мою скалу, поставила бы Вас на гребень: Владейте! Я подарила бы Вас — всему!

    Дружочек, встреча со мной — не любовь. Помните это. Для любви я стара, это детское дело. Стара не из-за своих 30 лет, — мне было 20, я то же говорила Вашему любимому поэту М‹андельшта›му:

    — «Что Марина — когда Москва?! «Марина» — когда Весна?! О, Вы меня действительно не любите!»

    Меня это всегда удушало, эта узость. Любите мир — во мне, не меня — в мире. Чтобы «Марина» значило: мир, а не мир — «Марина».

    Марина, это — пока — спасательный круг. Когда-нибудь сдерну — плывите! Я, живая, не должна стоять между человеком и стихией. Марины нет — когда море!

    Если мне, через свою живую душу, удастся провести вас в Душу, через себя — во Всё, я буду счастлива. Ведь Всё — это мой дом, я сама туда иду, ведь я для себя — полустанок, я сама из себя рвусь!

    _________

    Дружочек, это все не так страшно. Это все, потому что Вы там, а я здесь. Когда Вы увидите меня, такую равнодушную и такую веселую, у Вас сразу отляжет от сердца. Я еще никого не угнетала и не удушала в жизни, я для людей — только повод к ним самим. Когда это «к ним самим» — есть, т. е. когда они сами — есть, — ВСЁ ЕСТЬ.

    Над отсутствием я бессильна.

    Теперь о другом: к 1-му сент‹ября› мои книги будут готовы: «Земные приметы», «Драмат‹ические› Сцены» и «Мoлодец» (поэма). Сообщите, стoит ли мне высылать их Вам заранее, п. ч. к 15-му сент‹ября› думаю приехать сама. Удобнее было бы мне, чтобы Вы заранее показали их и условились, п. ч. я вовсе не хочу все мои недолгие дни в Б‹ерлине› просидеть с издателями. Кроме того, я, лично, — легкомыслием своим и воспитанностью своей — всегда все свои деловые дела порчу.

    Ряд вопросов: 1) Сумеете ли Вы достать мне разрешение на въезд и жительство в Берлине и сколько это будет стоить? (Говорю о разрешении.)

    2) Где я буду жить? (М. б. — в «Trautenauhaus», но в виду расхождения с И. Г. Э‹ренбургом› — не наверное.)

    3) Будет ли к половине сентября в Берлине Б‹орис› Н‹иколаевич›?

    — три!)

    5) Согласны ли Вы от времени до времени сопровождать меня к издателям и в присутств‹енные› места (невеселая перспектива?!)

    6) Есть ли у Вас ревнивая семья, следующая за Вами по пятам и в каждой женщине (даже стриженной!) видящая — роковую?!

    7) Обещаете ли Вы мне вместе со мной разыскивать часы: мужские, верные и не слишком дорогие, — непременно хочу привезти Сереже, без этого не поеду.

    _________

    — и ничего, что ночью.

    (Ночью — только души! И дyхи! Остальное спит.)

    Имейте в виду, что со мной нужно нянчиться, — без особой нежности и ровно столько, сколько я хочу — но неизбывно, ибо я никогда не вырастаю.

    Словом, хотите ли Вы быть — собакой слепого?!

    Приеду недели на две. Думаю, достаточный срок, чтобы со старыми перессориться и с новыми подружиться.

    О Ваших стихах (пушкинские!) в начале письма.

    «В день ясный — сумерки мои».

    Что я имею обыкновение ночь превращать в день, это правильно, но учтите при этом, что мой день — уже обращенная в день ночь. Видите, какая сложность?!

    Нy, — справимся!

    А как это хорошо: «так складно, ладно, лгало мне»… Дорогой Пушкин! Он бы меня никогда не любил (двойное отсутствие румянца и грамматических ошибок!), но он бы со мной дружил до последнего вздоха.

    Привезу с собой новые стихи, много. И буду Вас натаскивать по «русскому руслу». (Хорошая перспектива?!)

    ________

    Дружочек, пишите раз в неделю, т. е. — хоть каждый день, но в одном конверте. (Можно ведь очень мелко.) Ну, два. Но не три. — Не сердитесь, здесь почта идет через чужие руки, так что мелкость письма — даже желанна. Не думайте над этим, неинтересно, и не обижайтесь, я ни при чем, а пишите что угодно и сколько угодно, но мелко и отсылайте единовременно. Вернее: не пишите между письмами: т. е. отсылайте — после моего.

    Спасибо за Я‹кубови›ча. Как я рада! Не знаете, долго ли он будет в Берлине?

    Не забудьте ответить на все мои вопросы о Берлине. Жму руку.

    МЦ.

    ‹Приписка на полях: ›

    О просьбе моей (письменной) в письме не упоминайте, исполняйте делом.

    1. Квартирных служб (нем.).

    2. Метро (нем.).

    Раздел сайта: