МОКРОПСЫ, 9-ГО НОВ‹ОГО› ФЕВРАЛЯ 1923 Г.
Мой милый и нежный Гуль!
(Звучит, как о голубе.)
Две радости: Ваше письмо и привет от Л. М. Э‹ренбург›, сейчас объясню, почему.
‹ренбур›гом и с Геликоном. Ценности (человеческие) не равные, но Г‹елико›на я любила, как кошку, Э‹ренбур›г уехал нa море, Г‹елико›н остался. И вот, в один прекрасный день, в отчаянии рассказывает мне, что Э‹ренбур›г отбил у него жену. (Жена тоже была нa море.) Так, вечер за вечером — исповеди (он к жене ездил и с ней переписывался), исповедь и мольбы всё держать в тайне. — Приезжает Э‹ренбур›г, читает мне стихи «Звериное тепло», ко мне ласков, о своей любви ни слова! Я молчу. — Попеременные встречи с Э‹ренбур›гом и с Г‹елико›ном. Узнаю от Г‹елико›на, что Э‹ренбур›г продает ему книгу стихов «Звериное тепло». Просит совета. — Возмущенная, запрещаю издавать. — С Э‹ренбур›гом чувствую себя смутно: душа горит сказать ему начистоту, но, связанная просьбой Г‹елико›на и его, Э‹ренбур›га, молчанием — молчу. (Кстати, Э‹ренбур›г уезжал нa море с головoй-увлеченной мной. Были сказаны БОЛЬШИЕ слова, похожие на большие чувства. Кстати, неравнодушен и ко мне был и Г‹елико›н).
Так длилось (Э‹ренбур›г вскоре уехал) — исповеди Г‹елико›на, мои ободрения, утешения: книги не издавайте, жены силой не отнимайте, пули в лоб не пускайте, — книга сама издастся, жена сама вернется, — а лоб уцелеет. — Он был влюблен в свою жену, и в отчаянии.
________
Уезжаю. Через месяц — письмо от Э‹ренбурга›, с обвинением в предательстве: какая-то записка от меня к Г‹елико›ну о нем, Э‹ренбур›ге, найденная женой Г‹елико›на в кармане последнего. (Я почувствовала себя в помойке.)
Ответила Э‹ренбур›гу в открытую: я не предатель, низости во мне нет, тайну Г‹елико›на я хранила, п. ч. ему обещала, кроме того: продавать книгу стихов, написанных к чужой жене — ее мужу, который тебя и которого ты ненавидишь — низость. А молчала я, п. ч. дала слово.
‹ренбур›г не ответил и дружба кончилась: кончилась с Г‹елико›ном, к‹отор›ый после моего отъезда вел себя co мной, как хам: на деловые письма не отвечал, рукописей не слал и т. д. — «Тепло», конечно, издал.
Так, не гонясь ни за одним, потеряла обоих.
________
Привет от Л. М. Э‹ренбург› меня искренне тронул: убежденная, что и она возмущена моим «предательством», я ей ни разу дне писала. Она прелестное существо. К любови Э‹ренбур›га (жене Г‹елико›на) с первой секунды чувствовала физическое (неодолимое!) отвращение: живая плоть! Воображаю, как она меня ненавидела за: живую душу!
Все это. Гуль, МЕЖДУ НАМИ.
Только что кончила большую статью (апологию) о книге С. Волконского «Родина». Дала на прочтение в «Русскую Мысль», если Струве не примет — перешлю Вам с мольбой пристроить. Книга восхитительная, о ней должно быть услышано то, что я сказала. Пока усердно не прошу, п. ч. еще надеюсь на Струве. Статья в 22 стр‹аницы› большого (журнального) формата, приблиз‹ительно› 1 1/6 печатаного) лист‹а› в 40 тыс‹яч› букв. На урезывание не согласна: писала как стихи.
Готовлю к апрелю книгу прозы (записей). Вроде духовного (местами бытового) дневника. Г‹елико›н, читавший в записных книгах, когда-то рвал ее у меня из рук. Необходимо подготовить почву, — кто возьмет? Если увидитесь с Г ‹елико›ном — оброните несколько слов, не выдавая тайны. Мне ему предлагать — немыслимо. Думаю кончить ее к 20-ым числам апреля. Если бы нашелся верный издатель, приехала бы в начале мая в Берлин. Словом, пустите слух. Книга, думаю, не плохая. — Тогда бы весной увиделись, погуляли, посидели в кафе, я бы приехала на неделю — 10 дней, Вы бы со мной слегка понянчились.
Совсем ничего не знаю о «Веке Культуры», купившем у меня книгу стихов «Версты» I (т. е. купили «Огоньки» и перепродали в Данциг). В Берлине ли издатель? Очень, очень прошу сообщить мне его адр‹ес›!
__________
— увы! — пролетели. Деньги тогда залежались, потом цены вздорожали. Куплю, когда приеду. Пока хожу в мужских башмаках, — здесь как на острове!
Привезу весной и свою рукопись «Мoлодец». И стихи есть, — целых четыре месяца не писала.
________
Ваше отвращение к Н. А. Б‹ердяе›ву я вполне делю. Ему принадлежит замечательное слово: «У Вас самой ничего нет: неразумно давать». (Собирали на умирающего — мох и вода! — с голоду М. Волошина, в 1921 г., в Крыму.) Чувствую, вообще, отвращение ко всякому национализму вне войны. — Словесничество. — В ушах навязло. Слoва «богоносец» не выношу, скриплю. «Русского Бога» топлю в Днепре, как идола.
Гуль, народность — тоже платье, м. б. — рубашка, м. б. — кожа, м. б. седьмая (последняя), но не душа.
— лицемеры, нищие, пристроившиеся к Богу, Бог их не знает, он на них плюет. — Voila [1] —
________
В Праге проф‹ессор› Новгородцев читает 20-ую лекцию о крахе Зап‹адной› культуры, и, доказав (!!!) указательный (перст: Русь! Дух! — Это помешательство. — Что с ними со всеми? Если Русь — переходи границу, иди домой, плетись.
________
А у нас весна: вербы! Пишу, а потом лезу на гору. Огромный разлив реки: из середины островка деревьев. Грохот ручьев. Русь или нет, — люблю и никогда не буду утверждать, что у здешней березы — «дух не тот». (Б. Зайцев, — если не написал, то напишет.) Они не Русь любят, а помещичьего «гуся» — и девок.
__________
— айхенвальдовскому. Я не знала, что К‹амене›цкий в Руле — он. Я думала, он зорче. Это любитель письменности, не любовник! Но любоопытно прочесть, у меня с ним по поводу Ц‹арь-›Д‹еви›цы был любопытный часок. Когда-нибудь расскажу.
Кончаю, пишите чаще и больше. Как ваш друг? Поправляется ли? Выходит ли Ваша книга об эмиграции?
Не забудьте, что история с Э‹ренбургом› и Г‹еликоном› — между нами.
— Спасибо. —
МЦ.
‹Приписка на полях: ›
Получила от Пастернака книгу. Прочла раз и пока перечитывать не буду, иначе напишу, и Вам придется помещать.
Praha II
Vyshehradska, 16
M-r S. Efron
(для МЦ.)