Париж, 29-го марта 1926 г.
Дорогой Петр Петрович,
Если бы Вы сказали: «Не беру, потому что плохо», Вы бы (плохо или нет) были правы. Если бы Вы сказали: «не беру, потому что, взяв, лишусь российского рынка», Вы бы были правы. Но вы осудили вещь по существу и этим оказались глубокό-неправы. Задета не кожа, а самое мясо вещи: душа.
Единоличная ответственность автора за вещь — вот девиз журнала, ближайшим участником которого я бы смогла быть. Не в I, а во II, да еще подумайте, да еще подумаем, допустимы ли вообще обличения и т. д. (А Петр — сплошное обличение! — допустим? Потому ли, что сообличаете? Потому ли, что «стихи» — не в счет!)
Какое же «ближайшее участие». Поэму горы у меня и В<оля> Р<оссии> (никогда не вернувшая мне ни одной строки!), и «Благонамеренный» и м. б. даже «Дни» (Алданов великодушен!) возьмут. Аллегорические горы — ça ne tire pas à conséquences*… М. б. и Воля России бы (и с бόльшим правом!) запнулась. Добровольчество — вот Ваш камень преткновения. Обличительную статью Мирского (на чисто-литер<атурную> тему) Вы конечно бы взяли. Как обличительную мою. — Хочу, чтобы Dы знали, что — знаю.
Вчитайтесь и вдумайтесь и поймите, что «ближайшее участие» так и останется на обложке, следовательно — на обложке оставаться не должно.
——————
Вот как бы я поступила, если бы не сознание, что сняв себя с обложки, несколько расстраиваю общий замысел (Ремизов — прозаик, Шестов — философ, я — поэт). В России бы Вы меня заменили. Здесь не Россия.
— опускаю.
МЦ.
Примечания
* (фр.).