«Поэма Конца»
Не знаменательно ли, что в наши дни — дни полного разложения крупной формы (лирическая и эпическая поэмы — в поэзии и роман — в прозе), когда эпическая поэма, с героями и героинями, растворилась и (временно что ли) выпала из искусства, не знаменательно ли: за последние пять лет Марина Цветаева напечатала: «Царь-Девица» (1920 г.), «На Красном Коне» (1921), «Переулочки» (1922 г.), «Мóлодец» (1923 г.), «Поэма Конца» (1924 г.), «Поэма Горы» (1924 г.), «Крысолов» (1925 г.) — семь прекрасных поэм.
Марина Цветаева, вообще, пишет очень много. Стихотворная продуктивность в наше «безвременье» (я говорю о крупных поэтах) — факт особенно ценный.
Стихи разошлись по типографиям, залежались на страницах журналов, мы их прочли, читаем, появилось много статей, рецензий, но в обхват не взяли, до конца не додумали.
Марина Цветаева больше чем кто-либо ждет серьезного критика.
Были свои критики у символистов — мы знаем все (если можно знать все) об А. Блоке (знаем еще при жизни), о Ф. Сологубе, А. Белом, К. Бальмонте и др. — мы таких критиков не имеем. Мы пишем статьи — отзывы об отдельных вещах и ничего о поэте в целом. «У каждого поэта должно быть свое литературное лицо» — это бесспорно. Но есть поэты с установившейся литературной «походкой» без определенного пути — поэты «настроений», сегодня одно, завтра другое, ничем внутренне для поэта не узаконенное, и есть другие поэты — с намечающимся или уже найденным, не только литературным, но и своим, внутренним путем.
У поэтов первого порядка — каждая вещь самостоятельна (сама по себе), исчерпывается отдельной статьей; у поэтов второго — внутренняя, идейная связь (не всегда ясная для самого поэта), преемственность одного стихотворения от другого. Вот почему разбор отдельных вещей М. Цветаевой, не ощутив ее в целом, занятие в значительной мере праздное.
Однако вернемся к поэме.
Тема: Он и Она — любовь — разрыв. Он и Она, уступающие друг другу «честь конца». — Конец.
С начала встречи читатель попадает в атмосферу нарастающего разрыва. Встреча. Чрезмерно вежливый он:
Преувеличенно-плавен
Шляпы взлет.
…Преувеличенно-низок
Был поклон.
Эта растянутость во времени его движений сразу порождает внутреннюю тревогу:
Сердце упало: что с ним?
Мозг: сигнал!
Отсюда аперцепция. — Тревога длительности передается на окружающую обстановку:
Преувеличенно-нуден
…Длился злясь.
И сразу дается окончательная формула —
Преувеличенность жизни
В смертный час.
Любовь к формулам далеко не случайная особенность в творчестве М. Цветаевой. Из всякого данного положения надо найти формулу. — Она пишет для формул. Формула — ступень ее восхождения, число личного календаря, который нужно сорвать. —
«Две любимые вещи в мире: песня и формула.
То есть — стихия — и победа над ней».
Творчество — преодоление времени — жизни. Если смертью — смерть, то жизнью — жизнь. Поэма развертывается, ширится внутренняя пропасть героев: разность чувств, разность мер — измерений. Она, как всегда, женщина «шестых чувств». Он прост — обывателен. Он — быт, она — бытие. Он — во, она — вне (быта ли, времени ли?). Он всегда рвется во что-то, она — из чего-то.
Так из дому рвутся,
Как ты — домой!
Любовь простая, земельная (не земная) мыслима, как попытка. «Попытка Ревности» — так называется одно из стихотворений М. Цветаевой. Всю поэму можно было бы назвать «Попыткой Любви». Была тяга, любви не было, любовь не возникла.
Для него: — «Любовь — это плоть и кровь».
Для нее: — «Любовь — это значит лук натянутый —
лук: разлука».
«уедем» — для нее — «умрем».
Для него: душа — тень
Для нее: тело — тень.
Ее бытие действенно, бытие хочет опрокинуть, раскрепить быт. Он — быт косен — бытию не сопричастен. Пропасть вскрыта. Он хочет, он должен уйти: ибо, что делать быту в бытии?
Она борется, она хочет полюбить и не сознательно заполняет собой его внутреннюю пустоту — живет ею отраженным светом.
— переход из одного мира в другой. Реальный конец моста дан, как конец любви (попытки любви).
Сцена на мосту особенно патетична: последний поединок двух стихий — последняя напряженность и ее победа — победа духа над телом.
Здесь даже существование души было поставлено под вопрос:
Пресловутая ересь вздорная,
Именуемая душа.
…Было тело, хотелось жить.
И над телом веще, как меч — душа:
— Конец
…Жить не хочет.
— по пути, но какой-то стрелочник перевел рельсы
…И покосившись сбоку:
— Как ты уже далек!
Любви не было, она не успела возникнуть: убита попытка любви. И если еще идут вместе — дохаживают, не говорят — досказывают. — Дается реальная развязка конца, внутренне уже разрешенная.
— Наша улица! — Уже не наша.
— Уже не мы.
Перешли мост — душа перешагнула через тело. Перевалили гору чувств. Вершина страсти — вершина горы: перевалили гору.
Здесь можно было кончать поэму (победитель уходит с поля сражения), если бы просто: ее победа над ним. Но победила не она — то, что в ней, не над ним — над тем, что в нем, ради чего-то «третьего», что не он и не она. И это «третье» надо ощутить — утвердить. — Поэма продолжается.
За городом: Понимаешь? За!
Вне! Перешед вал!
Еврейский квартал.
Что-то похоронили (позади — могила чувств); — глаза видели, но душе невдомек. Так мы долго не можем ощутить до конца смерть близкого человека — не в силах ощутить то «между», что отделяет всякое «есть» от «нет». Оттого она так долго и недоуменно пытается вникнуть в мысли непонятного для нее слова — «Расстаемся».
Сверхбессмысленнейшее слово:
Рас-стаемся. — Одна из ста?
За которым пустота.
И вот: это «третье» — утверждено. Это «конец концу» — бесконечность.
Союз
Сей более тесен,
Чем влечься и лечь.
Уступлена речь.
……………………………
И в полые волны
Мглы — сгорблен и равн —
—
Как тонет корабль.
Я обещал формулу, она была найдена М. Цветаевой раньше: — «Ответ в любви — для меня тупик. Я ищу не входов, а выходов» (курсив мой. — Д. Р.).
И передохнув: какая прекрасная поэма!
Примечания
—Париж). 1926. № 912, 24 января. С. 3.
Резников Даниил Георгиевич (1904–1970) — поэт, журналист, литературный критик. Муж Н. В. Черновой.
В 1920-е гг. являлся сотрудником газ. «Дни».
См. письма к Резникову (СС. Т. 7. С. 96–98).