«Двух станов не боец...»
Двух станов не боец, а только гость случайный...
М. Цветаева, 1935 г.
Тридцатые годы в творчестве Цветаевой — это годы духовного кризиса, и философская лирика поэта сосредоточена в этот период преимущественно на двух темах, которые стоят в заглавиях статей Цветаевой 1932 г., — «поэт и время» и «искусство при свете совести». Даже в мемориальных циклах 1930—1934 гг. — «Маяковскому», «Стихи Максу», «Надгробие» — эти темы преобладают над темой смерти. Поэтическим итогом темы «поэт и время» явилось стихотворение 1935 г. «Двух станов не боец...». В нем выражена личная позиция Цветаевой в отношении к своему «жестокому веку».
И в этой связи необходимо вспомнить об особенности отношения Цветаевой к природе и назначению поэзии, поскольку именно оно определяло ее жизненную позицию. Поэзия для Цветаевой была не просто призванием или формой самовыражения, поэзия была для нее единственной реальностью, где она могла существовать, единственной возможностью быть в разумном и свободном мире, где все противоречия жизни решались с этической, справедливой, истинно человеческой точки зрения. Именно вера в этот мир поэзии давала Цветаевой силы не сдаться, выстоять в сокрушительных жизненных обстоятельствах.
Преемственность русской поэтической традиции XIX века дана в стихотворении Цветаевой двумя прямыми цитатами — в начале и в заключительной строфе.
«Двух станов не боец, но только гость случайный...» Жизненная позиция «против течения» была завещана Цветаевой ее матерью — Марией Александровной Мейн. В записи 1919 г Цветаева вспоминала «ее любовь к очень элементарным, но прекрасным — суть пересилила форму, дошла вопреки форме — стихам Толстого «Против течения», — девиз ее жизни!»
Други, вы слышите ль крик оглушительный:
«Сдайтесь, певцы и художники! Кстати ли
Вымыслы ваши в наш век положительный?
Много ли вас остается, мечтатели?
Сдайтеся натиску нового времени,
Мир отрезвился, прошли увлечения —
Где ж устоять вам, отжившему племени,
Против течения?
Други, не верьте! Все та же единая
Сила нас манит к себе неизвестная,
Та же пленяет нас песнь соловьиная,
Те же нас раду ют звезды небесные!
Верьте чудесной вдохновения,
Дружно гребите, во имя прекрасного,
Против течения!..
В 1930-е годы этот материнский девиз из А. К. Толстого отозвался (и по сути, и по форме) в обращении Цветаевой к сыну:
— На смарку твой стих!
На стройку твой лес
Столетний!
— Не верь, сын!
И вместо земных
—
Небесных земель —
Синь.
(14.1Х. 1931)
«Отцам» (втором из цикла) и 1936 г. «Когда я гляжу на летящие листья...».
«рабочего терпения» — высочайшей взыскательности к своему труду — подготавливает введение в заключительную строфу стихотворения пушкинской цитаты. Только эта взыскательность дает поэту прочное основание внутренней независимости, дает право на полемическую формулу («Но слово низводить до свеклы кормовой...»), направленную против сторонников понимания поэзии только как средства решения злободневных вопросов. В своем «упорном», «безмолвном», «безумном» ответе лирического поэта на требования «обоих станов» Цветаева подразумевает духовный опыт Пушкина — выстраданное право «взыскательного художника» на «свой высший суд» и на «свободную дорогу» «свободного ума».