• Приглашаем посетить наш сайт
    Мода (modnaya.ru)
  • Тихонова З. А.: «…Божий праведник мой прекрасный, Свете тихий моей души»

    http: //tsvetayevs.org/publications/publications091.htm

    «…Божий праведник мой прекрасный, Свете тихий моей души»

    К 90-летию со дня завершения М. И. Цветаевой поэтического реквиема А. Блоку

    Марина Цветаева и Александр Блок… Александр Блок и Марина Цветаева… Два имени, два Поэта с большой буквы…Что их роднило, было ли между ними что-то общее? Почему Марина Цветаева посвятила Блоку целый цикл своих стихотворений, почему так тяжело пережила его кончину? Для творчества Блока в целом характерно парадоксальное сочетание мистического и бытового, отрешенного от мира и повседневного. Это - отличительная особенность его психической организации и, как следствие, его собственного, Блоковского символизма. Особенно характерным в этой связи выглядит ставшее хрестоматийным стихотворение «Незнакомка», где мы видим сопоставление реальной жизни и мира Прекрасной Дамы. Блок был крайне чувствителен к повседневным впечатлениям и звукам окружавшего его мира. В этом смысле он был поэтом без кожи.

    …А рядом у соседних столиков
    Лакеи сонные торчат,
    И пьяницы с глазами кроликов
    «In vino veritas!» кричат.
    И каждый вечер, в час назначенный
    (Иль это только снится мне?),
    Девичий стан, шелками схваченный,
    В туманном движется окне…

    В преддверии революции в произведениях А. Блока – пронзительная тоска, пронзительная любовь к Родине. В одном из стихотворений, вошедших в цикл «Родина» под названием «На поле Куликовом», особенно ярко, страстно выражены эти чувства:

    … О Русь моя! Жена моя! До боли
    Нам ясен долгий путь!..
    …………………………………………….
    И вечный бой! Покой нам только снится
    Сквозь кровь и пыль…

    Поначалу и Февральскую и Октябрьскую революцию Блок воспринял с полной поддержкой и даже с восторгом, которого, впрочем, хватило чуть более на один тяжелый 1918-ый. Октябрьскую революцию Блок пытался осмыслить не только в публицистике, но и в своей не похожей на все предыдущее творчество поэме «Двенадцать». Это яркое и в целом недопонятое произведение стоит особняком в русской литературе и вызывало споры в течение всего XX века. Однако, после всплеска января 1918 года, когда и были одновременно созданы поэмы «Двенадцать» и «Скифы», Блок совсем перестал писать стихи и на все вопросы о своем молчании отвечал: «Все звуки прекратились… Разве вы не слышите, что никаких звуков нет?»

    Суровая решимость быть на стороне революционного народа далась ему нелегко. Слишком многим он был связан с уходящим обществом. Он незыблемо верит в благородство и величие народа, творящего свою волю в социальной революции. Вот почему в конце поэмы «Двенадцать» возникает Христос. Он возникает как нравственная санкция на развертывающиеся события, как помощь. Мужественная совесть Блока, а ею он был перегружен до предела, не позволяла ему оставаться в стороне от народа, а для этого, прежде всего, надо было любить свой народ, свою родину. Прислушаемся к суровой правоте Блока: «Жить стоит только так, чтобы предъявлять безмерные требования к жизни: все или ничего; ждать нежданного; верить не в то, чего нет на свете, а в то, что должно быть на свете. Пусть сейчас этого нет и долго не будет. Но жизнь отдаст нам это, ибо она – прекрасна».

    В феврале 1919 года Блок был арестован петроградской Комиссией. Его подозревали в участии в антисоветском заговоре. Через день, после двух долгих допросов Блока все же освободили: за него вступился Луначарский. Переосмысление революционных событий и судьбы России сопровождалось для Блока глубоким творческим кризисом, депрессией и прогрессирующей болезнью, поэтому эти полтора дня тюрьмы надломили его.

    Двадцатый век… Еще бездомней,
    Еще страшнее жизни мгла…

    Что же касается Марины Цветаевой - она Октябрьскую революцию Цветаева восприняла как катастрофу, грозящую гибелью России. Кроме этого последовал ряд трагедий, как в ее жизни, так и в жизни людей, составлявших гордость России: расстрел царской семьи, смерть от голода младшей дочери Ирины, самоубийство Стаховича, расстрел Николая Гумилева, гнетущая неизвестность о судьбе мужа, гибель от болезни и голода Александра Блока. Все эти пережитые ею смерти за три послереволюционных года оказались подтверждением самых худших ее предчувствий. Смерть Блока – в особенности, потому что она относила его к бессмертным. Именно историческое чутье Марины Цветаевой, жившей вне политики и ею не интересовавшейся, такой сторонний взгляд давал возможность трезво оценить реальность.


    Таинственная книга бытия
    – где судьбы мира скрыты –
    Дочитана и наглухо закрыта.
    И рыщет ветер, рыщет по степи:
    – Мученица! – С миром – спи!

    Встречи Цветаевой и Блока в обычном смысле не было. Была встреча духовная, очень много значившая для Марины. Она видела его в Москве дважды: во время его выступлений в Политехническом музее 9 мая 1920 года и во Дворце искусств 14 мая того же года. Она передала ему стихи, но не сама, а в первый раз через поэтессу Веру Звягинцеву, во второй раз через дочь Ариадну, которую взяла с собой на выступление Блока. Аля, которой тогда не было еще и 8 лет, с поразительной для ребенка точностью записала в дневнике свои впечатления: «…Марина объясняет мне, что Александр Блок такой же великий поэт как Пушкин. И волнующее предчувствие чего-то прекрасного охватывает меня при каждом ее слове… У моей Марины, сидящей в скромном углу, было грозное лицо, сжатые губы… И вообще в ее лице не было радости, но был восторг».

    Грозное лицо и сжатые губы передают напряжение, с которым Цветаева слушала Блока. И восторг, охвативший ее, как при встрече с чем-то непостижимо-высоким и прекрасным. Перед ней почти и не человек, во всяком случае, не человек, читающие стихи с эстрады, а некий дух, серафим, явившийся, чтобы «оповестить» и готовый взлететь. Аля передала Блоку стихи, только что законченные Цветаевой – последнее ее стихотворение, обращенное к Блоку при его жизни:

    Как слабый луч сквозь черный морок адов-
    Так голос твой под рокот рвущихся снарядов.
    ……………………………………………………
    Предстало нам – всей площади широкой! –
    Святое сердце Александра Блока.

    Для Цветаевой «святое сердце» в случае Блока имеет буквальное значение, оно отличает Блока от людей, отделяет от земли, ему нет места среди смертных. Это 1920-й год. Но «осанна» Блоку началась еще весной 1916 г. В первом цикле «Стихов к Блоку» Марина определила их неизбежность: «Мне – славить имя твое».

    И она славит Блока в молитвенном преклонении и в полной отрешенности от его земного облика:

    …Божий праведник мой прекрасный,
    Свете тихий моей души…
    …………………………………………
    ... Свете тихий – святыя славы –
    Вседержитель моей души.

    – насильственной смерти, связывалась у Цветаевой с образом Блока с самого начала.

    Думали – человек!
    И умереть заставили.

    Святость, страдание, свет – вот понятия, связанные для Цветаевой с Блоком. Насколько ответственным, глубоким было отношение Блока к поэзии, посредством которой он служил своему народу, объятому порывом к свободе, говорит его высказывание о первой ранней Ахматовой: «Ахматова пишет стихи так, как будто на нее глядит мужчина, а нужно их писать так, как будто на тебя смотрит Бог». Марина Цветаева полностью разделяет эту позицию Блока. Она честна, искренна в выражении поэтики своей души, своей совести, а совесть, как известно, - это Бог. Весть о смерти Блока ударила Цветаеву. Сразу же, в августе 1921 года она пишет 4 стихотворения на его кончину. Ключевое слово этого цикла – крыло, повторяющееся 6 раз. Крыло как признак поэтического дара, нездешней-птичьей-певческой- серафической сути. То, что в поэте умирает последним:

    Не проломанное ребро-

    В письме Анне Ахматовой в августе 1921 г. Марина Цветаева пишет: «…Удивительно не то, что он умер, а то, что он жил. Мало земных примет, мало платья… Ничего не оборвалось – отделилось. Весь он такое явное торжество духа, такой воочию – дух, что удивительно, как жизнь - вообще - допустила. Смерть Блока я чувствую как Вознесение…». Это вознесение души поэта не просто много страдавшей, но и божественной. Цветаева, не обмолвилась, написав:

    …Было так ясно на лике его:
    Царство мое не от мира сего…

    от эпохи, в которой он жил и творил, был еще и человеком во плоти- с характером, страстями, радостями, ошибками. К любому из них она могла подойти, познакомиться, с любым нашла бы общие темы для разговора. И вот она стоит на вечере Блока с ним рядом – и не протягивает руки, чтобы передать ему свои стихи…

    – вне круга, даже круга поэтов. В литературно-теоретических работах Цветаевой почти нет ссылок на Блока, никакого анализа. Отношение современников к лирике Блока она определяет так: «Блок? - Им болели». Блок для Цветаевой – современный Орфей, существо из мифа, сын бога и музы, хотя и смертный. В тот, двадцатый век, он вернулся в облике Александра Блока. Но будут другие века, другие возвращения…

    Тихонова З. А. - заведующая музеем Марины и Анастасии Цветаевых в Феодосии. В статье использованы материалы из книги В. А. Швейцер «Быт и бытие Марины Цветаевой», В. П. Енишерлова «Я лучшей доли не искал». Статья опубликована в газете «Победа» № 140 (15669), 13 декабря 2011 г.

    Раздел сайта: